Константин Ротиков - Другой Петербург

• Название: Другой Петербург
• Автор: Константин Ротиков
• Издательство: «Лига Плюс»
• Жанр: Руководства
• Год: 2000
• ISBN: ISBN 5-88663-009-0

Это необычное произведение — своего рода эстетическая и литературная игра, интригующая читателя неожиданными ассоциациями, сюжетными поворотами и открытиями. Книгу можно рассматривать и как оригинальный путеводитель, и как своеобразное дополнение к мифологии Петербурга. Перед читателем в неожиданном ракурсе предстают не только известные, но и незаслуженно забытые деятели отечественной истории и культуры.

В издании этой книги принял участие князь Эльбек Валентин Евгеньевич, за что издательство выражает ему глубокую благодарность.

---

Семьи эти породнились, благодаря упоминавшемуся нами выше браку двадцатисемилетнего Феликса Юсупова на великой княжне Ирине Александровне. Тесть, Александр Михайлович, в молодости был романически влюблен в матушку Феликса, красавицу Зинаиду Николаевну — так что женитьба деток не лишена сентиментальности. Ирине чуть исполнилось двадцать; приданое, правда, не шло в сравнение с тем, что и без того было у Феликса, единственного наследника громадного состояния с 10 миллионами годового дохода. Брак был редким по сочетанию всех возможных представлений об идеале: муж и жена молоды, красивы, богаты и знатны.

Была, однако, во всем этом червоточинка. Жены гомосексуалистов — специально ли такая порода существует или как-то сами по себе формируются чаще всего просто ничего не замечают. Реже попадаются энтузиастки, стремящиеся собственным телом излечить мужа от вредного порока. Меньше всего — но их и вообще мало — мудрых жен, которые относятся к связям мужа на стороне одинаково, не различая, с любовницей он или любовником.

Довольно распространены фиктивные браки, чем-то выгодные для договаривающихся сторон. Как правило, мужчине с гомосексуальными наклонностями легче найти общий язык с женщиной, чем с представителем собственного пола. Двое мужчин, мирно доживающих вместе до старости, — пример несравненно более экзотичный, чем славный в своем кругу рискованными похождениями фавн, окруженный в семействе детьми и внуками…

Внешность Феликса мы представляем, главным образом, по замечательному портрету 1903 года — но написан он Валентином Серовым с шестнадцатилетнего мальчика. Зинаида Николаевна хотела, чтоб сын непременно был изображен в голубой венгерке с кистями (считала, вероятно, что ему идет голубое). Серов, утонченный колорист, категорически отказал: на портрете мальчик гладит своего бульдога, одетый в серую блузу с черным бантом. Удивительно схвачено выражение пустых глаз розовогубого юноши: трудно определить словами, в чем порочность отрока, но ясно, что красавчик, любимчик, а в горло выпустит коготки.

Юному Феликсу шли женские платья. С удовольствием он вспоминал, как с приятелем, одевшись кокотками, интриговали публику в «Медведе» на Конюшенной. Как-то в одном из роскошных европейских отелей, явившись так за табльдотом, он обратил на себя внимание будущего английского короля Эдуарда VII. Об этом мы знаем из его же мемуаров. Вряд ли мужчина, у которого все в порядке, способен радоваться тому, что ему строит глазки мужик, будь то хоть принц Уэльский.

Нет, как хотите, а среди портретов этого семейства, выполненных В. А. Серовым, куда как милее нам старший брат, Николай, томный юноша в студенческой тужурке, хоть он из совсем другой оперы. Увлекся в 1908 году молоденькой блондиночкой, женой конногвардейца Мантейфеля, а рогоносец вызвал его на дуэль и убил. Особенно хорош памятник Николаю в юсуповском Архангельском под Москвой: нагой юноша из темной полированной бронзы.

К свадьбе Феликса и Ирины в начале 1914 года была затеяна перестройка в нижнем этаже дворца на Мойке. Его судьба была такая: построенный в 1760-е Жан-Батистом Валлен-Деламотом, он капитально перестраивался в 1830-е А. А. Михайловым 2-м, не говоря о множестве позднейших доделок и усовершенствований. Для молодоженов была назначена левая половина дворца, если смотреть со стороны Мойки.

Архитектор, которого пригласил для работы князь Феликс, небезынтересен: Андрей Яковлевич Белобородов, высокий, красивый брюнет, сверстник заказчика. Он тогда еще трудился над дипломом в Академии художеств, закончил ее с золотой медалью (шла мировая война, и льгота медалисту была не поездка в Италию, но более, по тем временам, существенная — отсрочка от призыва на военную службу). Мемуары Белобородова, вовремя уехавшего за границу и ставшего там довольно известным рисовальщиком, мало интересны. Разве что колоритный образ некоего Ивана Мясоедова, соученика по Академии, который был так прекрасно сложен, что приторговывал собственными фотографиями в обнаженном виде.

Заставляет задуматься предпочтение недоучившемуся воспитаннику Академии перед любым из тогдашних мэтров, с удовольствием принявших бы выгодный заказ для Юсупова. Феликс средств не жалел. Заказаны были какие-то особенные гигантские кафли для ванны; на половине Ирины устроен «фонтан слез» из уральских самоцветов. Бесчисленные кладовые, заполненные ценнейшей мебелью, коврами, картинами, были в полном распоряжении молодого архитектора. Феликс любил совершать вместе с ним наезды на антикваров.

Как-то Андрей присмотрел небольшой коврик александровского времени, захотев купить его для себя, но денег не хватило. На следующее утро — совершенно, как в романах, — обнаружил у себя посылку от Феликса: тот самый коврик и дюжину редких фарфоровых тарелок из фамильного собрания, которыми накануне любовался. Далеко, может быть, и не заходили, но кокетничали несомненно. Хотя в их возрасте чего уж было бояться.

Феликс настаивал, чтобы как можно скорее были отделаны его личные комнаты в полуподвале, куда вела винтовая лестница. Андрей устроил настоящую декорацию в духе английского готического романа. Заглянувший сюда во время строительных работ А. Н. Бенуа предрек, что в таких комнатах непременно должно произойти что-нибудь соответственное.

Так и оказалось. Потайные двери, лесенки, зеркальные стены. Гранитные своды, камин, перед ним раскинуты медвежьи шкуры. Все было готово к 16 декабря 1916 года.

Князь звал своего архитектора съездить с ним 17-го в Москву. Но явившись на вокзал, Андрей на перроне присутствовал при аресте Юсупова и препровождении его для допроса в Сергиевский дворец. Странно, что выбрали это место — дворец принадлежал подельнику, Дмитрию Павловичу, с которым Феликса связывало не только участие в убийстве Распутина. Дмитрий Павлович, кузен тещи Феликса, на четыре года его младший, был любимцем и наследником великого князя Сергия Александровича, о чем смотрите главу 16.

Уже великий князь Николай Михайлович, старший брат феликсова тестя, задумывался: чего, собственно, старцу надо было от Юсупова, и зачем он со своей Гороховой потащился на Мойку. Выдуманный повод, будто сладострастный Гришка желал познакомиться с Ириной (бывшей в то время в Крыму, узнать о чем не стоило труда), Николай Михайлович просто игнорировал. Он размышлял о другом: оставшись наедине на долгое время, Феликс с Григорием Ефимовичем должны были чем-то заниматься. И тут, полагал он, уж не обошлось без рукопожатий, поглаживаний, объятий и поцелуев.

Наиболее правдоподобна версия, согласно которой Феликс, давно знакомый с Распутиным, прибегал к его помощи в излечении своей склонности к мужчинам. Не такой уж был Григорий Ефимович старец — 44 года всего. И боролся он с похотью именно тем, что давал нагрешиться досыта.

Да что предполагать. Приведем довольно малоизвестные суждения Григория Ефимовича на этот предмет, записанные Императрицей Александрой Федоровной: «Любовь — большое страдание, она не может кушать, не может спать. Она смешана с грехом пополам. Все-таки нужно любить. В любви человек ошибается, но за то страдает, а страдая, искупает свои ошибки. Если бы человек мог любя все время чувствовать Бога — были бы радость и сиянье, а выходит не радость, а муки без конца. А все-таки любовь!» Нет, слишком мало мы знаем Распутина, чтобы судить о нем. Многим даже не известно, что он вполне официально, по Высочайшему соизволению, изменил фамилию, и следовало бы его называть: Григорий Ефимович Новый.

Во всяком случае, что-то было здесь сугубо личное, не зависящее от политических интересов в устранении старца. Совсем исключать политическую подоплеку нельзя — как ни странно, по-видимому, заинтересованы были в этом крайние монархисты, типа Пуришкевича, убежденные в том, что Распутин дискредитирует престол. Но целясь в Распутина, попали в Николая.

Однако Феликс Феликсович с Дмитрием Павловичем просто хотели, для разнообразия ощущений, попробовать, каково быть убийцами. Может, и воображая себя этакими Гармодием и Аристогитоном (классический, кстати, пример мужской любви — эти древнегреческие тираноубийцы). Но чем они, собственно, рисковали? Разве что ссылкой в курскую усадьбу или в Крым.

Довольно об этом мрачном месте. Прогуляемся по соседнему Фонарному переулку. Дом 3 — с типичной петербургской подворотней, чахлым садиком во дворе, балкон с коваными перилами, на которых сохранился вензель владельца, Ф. Ф. Мерца. Жил здесь Михаил Иванович Глинка, как раз в те годы, когда работал над оперой «Жизнь за Царя», премьерой которой открылся 27 ноября 1836 года после очередного ремонта петербургский Большой театр.

Что сказать о нашем великом композиторе? Небольшого роста, склонный к золотухе, обморокам и мигреням, с голосом выше обыкновенного, вряд ли он пользовался сильным успехом. Но был, кажется, влюбчив. Молодые годы проводил, как признавался, более охотно в дамском обществе, нежели в мужском. Из друзей юности можно было бы обратить внимание на сверстника, камер-юнкера Евгения Петровича Штерича, с которым путешествовали по Италии, но если молодой Евгений и плакал на груди друга, так по поводу вполне невинному: маменька запрещала ему жениться на танцовщице Коломби.