Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1982 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №04 за 1982 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

Наконец, когда модель получилась и учтена была усадка при обжиге, Валентин строгой линией разделил ее на две равные части. И начал формовать. Под белой коркой влажного, еще греющего гипса скрылась одна половина модели. Схватившись, гипс передал в зеркальном изображении все мельчайшие ее детали. Потом Валентин то же сделал со второй половиной, ручкой, носиком и крышкой. Когда формы подсохли, молодой гончар осторожно соединил их пустотелые части. Получился сосуд, и он залил его шликером — жидким фарфором.

Потом? «Потом — главное аккуратность,— рассказывала мне Татьяна Сергеевна Дунашева.— Разъединяют половинки формы и извлекают туловище кумгана. Освобождают из формы носик и ручку. Их, обмакнув в шликер, нужно приклеить к туловищу. Затем в носике сверлят дырочки — сито для слива, тщательно затирают мокрой губкой швы. Валентин провел всю эту операцию безукоризненно, с редким терпением...»

Розанов осторожно поставил кумган на полку — обсохнуть. Через сутки кувшин побелел и слегка звенел при легком ударе, но был еще чрезвычайно хрупок. Осторожно промыв его и тщательно огладив, Валентин понес свой кумган к горновщикам на утильный обжиг.

Сутки и еще десять часов провел кумган в горячей печи. Когда Валентин вынул его, изделие было крепким и пористым. Теперь можно расписывать: сначала карандашом, потом тонкой беличьей кисточкой художник нарисовал черным кобальтом на круглых боках кумгана розы и листья, расписал крышку, носик и ручку. Когда роспись высохла, Валентин окунул кумган в серовато-белую сметану глазури. Роспись моментально исчезла под поливом. Художник обтер мягкой тряпочкой донышко и поставил изделие подсохнуть. Настало время поливного обжига.

Я знала, что ранние гжельские изделия, те, что сохранились в музеях, расписаны желтой сурьмяной, зеленой и синей смальтовой, лиловой и коричневой марганцевой красками. Отчего же сегодня традиционен в росписи только синий кобальт? Этот вопрос меня занимал давно, и теперь я спросила об этом Валентина.

 В середине девятнадцатого века гжельские мастера целиком перешли на синюю смальту. Скорее всего победила выразительность одноцветной гаммы, но не обошлось тут, конечно, без влияния «голубого» Дельфта. Когда художники Салтыков и Бессарабова возрождали Гжель, они остановились на подглазурной свободной росписи кобальтом.

— А как завершалась работа над кумганом?

— Пойдемте, покажу,— ответил художник. ...Старый Турыгинский горн из щербатого огнеупорного кирпича до сих пор топят дровами. Жар этого горна дает самый лучший обжиг. Горновщики готовили печь к загрузке: в круглом лоне печи устанавливали столбы из желтых барабанов — капселей, заполненных будущим фарфором, потом принесли «термометр» — набор пронумерованных фарфоровых пирамидок, вдавленных в шамотную глину.

— Конусы Зегера,— пояснил Валентин.— Их придумал в прошлом веке гончар из Мейсена. Когда температура в горне повышается, конусы один за другим оплывают и клонятся. По их номерам горновщики определяют через смотровое окно температуру в печи. И сейчас нет у гончаров более надежного прибора...

Когда все капсели заняли свои места в печи, горновщики заложили вход кирпичами и замазали его жидким шамотом, потом поставили вторую такую же стенку и стали разводить огонь во всех четырех топках.

— Тонкое дело — температура. Если поднять ее быстро — глазурь расплавится, а вода из фарфора еще не испарится — изделие вздуется, покроется пузырями. Если передержишь — потечет кобальт, начнется осадка. А куда капсель в печи поставить? Вниз? Вверх? В холод? В пекло? Лучше всего — посередине. Если все рассчитаешь правильно, черепок получится голубоватый, с блестящей поверхностью, а под прозрачной глазурью — синие-синие розы глубоких сапфировых тонов...

Не сразу получился у Валентина задуманный кумган. Пять сосудов сделал Розанов — менял и скульптуру, и роспись, и только шестой представил на художественный совет. Приняли. Одобрили. Рекомендовали в план освоения.

За кумганом последовали другие вещи. А первое изделие, которому он отдал так много настойчивости и любви, вошло в золотой фонд современной Гжели. Работы Розанова стали экспонироваться на выставках. Художественные музеи страны начали включать его изделия в свои каталоги. В 1980 году за работы, развивающие лучшие традиции народного промысла, Валентину Розанову была присуждена премия Ленинского комсомола.

Теперь Розанов — старший художник объединения — один из тех, кто определяет сегодняшнее лицо Гжели.

— Местные гончары из поколения в поколение оттачивали умение работать с глиной, откидывали все наносное, безвкусное, лишнее,— говорит, заключая нашу встречу, Валентин.— Нам нужно сохранить красивую простоту крестьянских вещей...

Е. Фролова, В. Орлов (фото), наши спецкоры Гжель, Московская область

Остановка в Баян Агте

Уже тринадцатое лето я провожу в Монголии в составе экспедиции с длинным названием — Комплексная советско-монгольская историко-культурная. В свою очередь, она состоит из многих экспедиций, прежде всего геологических и биологических. В нашей же собрались археологи, антропологи, эпиграфисты и этнографы. Мы изучаем историю культуры Монголии. У каждого свои задачи и методы их решения.

Что делают археологи, всем известно. Антропологи измеряют черепа древних людей, сопоставляют их с современными и определяют, как изменялся облик жителей Монголии на протяжении нескольких тысячелетий. Эпиграфисты изучают надписи, выбитые на скалах, а они здесь на шести языках: монгольском, древнетюркском, согдийском, китайском, тибетском, маньчжурском. Из них мы узнаем о судьбах уже исчезнувших с лица земли государств, их войнах с соседями и прежде всего о победах. Я этнограф, и меня интересуют и древность и современность. Мои неизменные спутники и верные друзья — монгольские этнографы. В основном это молодежь — выпускники Монгольского, Московского и Ленинградского университетов, люди из города и из глубинки. Сельские ребята всё умеют: и юрту поставят, и бозы — пельмени на пару сварят, и кобылу подоят. Они еще не оторвались от той жизни, которую сейчас изучают, еще видят ее изнутри. Горожане уже смотрят на сельский быт со стороны. Но для экспедиции в этом есть свой плюс: порою они видят то, что не замечает привычный к сельской жизни коллега.

В далеком поселении монгольские этнографы отремонтируют мотоцикл или радиоприемник. А если подъедут к нам побеседовать почтенные старцы, тут же в чугунном котле на очаге сварят чай, не нарушив пропорции между заваркой, солью и молоком, а это не так просто, как кажется на первый взгляд.

Надо сказать, что в задачи моих молодых спутников еще входит чтение лекций и докладов — это задание комитетов ревсомола — монгольского комсомола. Они рассказывают о международном положении, о сотрудничестве советских и монгольских ученых, о том, что такое наша наука и зачем мы ведем беседы с людьми. Короче говоря, ревсомол хочет, чтобы они не только собирали сведения в степи, но и несли в народ знания. Делают это ребята всегда с большой охотой. Степняки, убедившись в том, что эти молодые парни люди образованные и знающие, стараются отблагодарить своими подробными рассказами.

Отряд в то лето у нас был маленький: с советской стороны — шофер «газика» Шишкин и я, с монгольской — скульптор Даваацэрэн и Ням. Он только что окончил кафедру этнографии Московского университета.

Идем маршрутом на Баян Агт.

«Баян Агт» — «богатый лошадьми» — называется этот сомон в Бул-ганском аймаке. Потому здесь, наверное, и самый знаменитый кумыс: густой, жирный. По пути мы заезжали в одинокие юрты и медленно пили его, стараясь растянуть удовольствие. Степенно беседовали с хозяевами о том о сем, о погоде. В Монголии это отнюдь не банальность: слишком многое зависит от погоды в хозяйстве скотовода. Заодно задашь несколько этнографических вопросов о прошлом житье-бытье, втянув и хозяев и гостей в оживленную беседу.

Незаметно выпита уже не одна пиала кумыса.

Разумеется, не только кумыс привел наш отряд в Баян Агт. Главное — старожилы сомона — баянагтские старики, неистощимые рассказчики и знатоки истории и культуры своего народа.

Возле правления сомона толпился народ, стояли машины, грудились какие-то мешки. Люди собирались выезжать на сенокос. Молодежная бригада уже готова к отъезду. Толпились местные ребята в халатах-тэрликах и студенты, приехавшие на лето к родственникам. Студенты были особенно оживлены: на сенокосе размяться приятно, и хочется помочь родному сомону, который послал их учиться в Улан-Батор. Другую бригаду составили старики — те самые, что нам так нужны. По возрасту они могли бы в сенокосе не участвовать, однако дома остаться не пожелали — хотели показать нынешним молодым, что и они кое на что способны.