Брайан Олдисс - Малайсийский гобелен

• Название: Малайсийский гобелен
• Автор: Брайан Олдисс
• Жанр: Научная Фантастика

---

- И у Времени есть другие изощренные пытки,- продолжал Фатембер.- Я вижу своим внутренним взором какой-то цветовой оттенок. Он так реален, что кажется, вот он - у меня в зрачках. Я работаю неделю, смешиваю краски, чтобы получить этот цвет, и что же? Получается что-то совсем другое, а то, что привиделось, забывается начисто.

- Ну, ничто не получается так, как задумано, Николае.

- Лучше молчи, если нечего сказать, кроме банальностей! Почему это внутреннее видение нельзя реализовать в действительности? Ну почему? Зачем нам тогда даются видения, если их нельзя воплотить?

- Возможно, видение и есть своя собственная реализация. Наверно, видения действительны сами по себе. Я вот тоже недавно пережил...

- Чушь. Что ты об этом знаешь? Мое видение фресок на этих стенах сохраняется во всем величии. Я знаю, что ты и Волпато, и твоя сестра, и добрая половина проклятой Малайсии никак не можете взять в толк, почему я ничего не произвожу, почему я не даю своему гению запрячь себя как вола и тянуть ярмо до тех пор, пока все не будет завершено и мое видение не будет воплощено. Что ж, может быть, я и вол, но давно не кормленный и которого уже не волнует ярмо на шее. Но я еще и дурак, вот в чем дело. Может быть, я предпочитаю оставить свое грандиозное

241

видение во всем его блеске там, где оно сохранит все великолепие внутри моей глупой башки,- он постучал себя по лбу,- где мыши и торговцы не смогут до него добраться. А? Это лучше, чем распять его на штукатурке и не оставить себе ничего, что могло бы согреть в оставшиеся годы жизни.

Он прохаживался по доскам помоста и явно радовался возможности излить душу. Но и в радости он был агрессивен.

- Не будет ли дерзостью предположить, что всем нам было бы лучше, имей мы возможность разделить с вами ваше видение?

- Лучше? Лучше? Улучшается ли мораль человека от того, что у него есть возможность поглощать обед из восьми блюд? Искусство не улучшает, это не лекарство. Великие художники все были злодеями, если не считать нескольких исключений, да и те были не святыми, а ханжами. Нет, вы можете желать моего видения, вы можете полагать себя достойным его, но истина в том, что мне плевать на чьи угодно желания, кроме моего собственного и Господа Бога, если это касается живописи.

Он зашагал по залу и эхо возвращало его слова и шлепки сандалий по паркету. Он был захвачен мыслью о своем видении. Казалось, оно материализуется в воздухе, по мере того, как Фатембер объяснял, что намерен сделать всему миру наперекор.

Затем он погрузился в угрюмое молчание, покусывая губу и скребя подмышки.

- Новые горизонты... Новые перспективы поражения...- бормотал он.

Я разглядывал грандиозную сцену свадьбы. В законченном виде она существовала лишь на листе картона. На стене же был набросок в натуральную величину в окружении пятен основных цветов. Сцена должна была увековечить женитьбу одного из первых Мантеганов с Беатрисой Бергонийской.

Стройная, юная Беатриса сидела, откинувшись на спинку сиденья открытой кареты, сделанной в форме лебедя, и протягивала руку красивому юному щеголю рядом с ней.

Беатриса была почти закончена, в отличие от остальных персонажей, существующих в некой призрачной форме. Свет омывал ее фигуру с мягкой доверительностью, равно как и флаги, и процессию, и в отдалении был не менее ясным и чистым. Кафедральный собор с готическими галереями и вид на долину и горы за ним были вписаны резкими штрихами в сетку тонких, прямых линий, доказывающих, что Фатембер в совершенстве владел искусством строить перспективу. Я понял, что когда сцена будет завершена, она станет каноном для всех подобных сюжетов.

242

Николае мрачно посмотрел на нее, пожал плечами и перешел к почти законченной панели. Панель была узкая, рассчитанная на то, чтобы поместиться между дверью и окном эркера, на ней были изображены солдаты и походные шатры за ними. Солдаты стреляли по рогокрылам, летящим в темном небе. За ними наблюдал крестьянский мальчик, сгибающийся под тяжестью щита. На голове мальчика был громадный солдатский шлем. На заднем плане высился фантастический город, сверкающий в закатном свете.

- Этот крестьянский мальчик,- сказал я,- настоящий юмористический шедевр.

- Это я сам. Всегда мечтал стать солдатом, да вот не довелось никогда сражаться.

- Не будьте так мрачны, Николае, пусть даже это доставляет вам удовольствие! Одна только виртуозность этой панели может...

Он резко повернулся ко мне.

- Не оскорбляй меня разговорами о виртуозности! Это может быть и хорошо на сцене, где надо на часок-другой развлечь почтенную публику. Здесь же должен быть упорный труд и жесткая дисциплина. Никакой виртуозности! Это смерть для живописи. Со времен Альбрехта традиция утеряна и все из-за шутов гороховых, стремящихся блеснуть виртуозностью и пустить пыль в глаза невеждам. Медленный, но постоянный рост мастерства не для них... Тут ты прав, я слишком мрачен - Малайсия создана для status quo, не для роста и прогресса.

- Вы знаете Отто Бентсона? Он верит в возможность прогресса в Малайсии.

Фатембер сверкнул на меня глазами из-под насупленных бровей.

- Я живу отшельником. Я не в силах помочь Бентсону, как и он мне. Но я уважаю его идеи. Они убьют его, так же как мои - меня. Нет, нет, Периан, я вовсе не жалуюсь на свою злосчастную долю, но правда в том, что я не могу ничего, ничего! Где-то там, за этими стенами из праха и мышиного дерьма, находится великий, пылающий мир истины и благородства, тогда как я погребен здесь и не могу шевельнуться. Только с помощью искусства, с помощью живописи можно овладеть этим пылающим миром и его секретами! Видеть недостаточно - мы не видим по-настоящему, пока не скопируем, пока детально все не опишем, все... А как описать божественный свет со всеми его оттенками... свет, без которого не существует ничего?

243

- Если бы вы продолжили работу, то у вас было бы нечто большее, чем описание...

- Не льсти мне, Периан, или я выставлю тебя, как выставлял других. Ведь ты именно льстишь... скверная черта. Ненавижу лесть. Минерва свидетель, деньги бы я принял, но не похвалы. Только Бог достоин похвалы, да еще Дьявол. Ни в чем нет доблести, если Бог ее не даст. Посмотри на локоны этого солдата, на румянец на щеке крестьянского мальчика, на оперение умирающей на траве птицы - разве это совершенство? Нет, это имитация. Ведь ты не обманулся, ты ни на миг не забыл, что перед тобой всего лишь раскрашенная стена? Стена - это стена, и все мои амбиции могут сделать ее лишь не вполне обычной стеной. Ты ищешь движения и света - я даю тебе пыль и неподвижность. Это кощунство - жизнь предлагает смерть! И подоплекой всему - тщеславие. Так стоит ли удивляться, зная мою ненависть к тщеславию, что я ничего не делаю?

Он стоял недвижимо, с отвращением глядя на фантастический город.

Наконец он отвернулся от картин и заговорил, как будто меняя тему беседы:

- Только Бог достоин похвалы. Он дает все, и многие не способны принять его дары. Его благородство заставляет нас визжать от ярости. Малайсия входит в новую эру, мастер Периан;

человек, которого ты упомянул, человек с севера с его революционными идеями - это символ нового времени. Я это чувствую, хотя и сижу безысходно в этой крысиной норе. И скоро - впервые за сотни тысячелетий - люди раскроют глаза и оглянутся вокруг. И впервые они начнут создавать машины, чтобы помочь своим слабым мышцам, и посещать библиотеки, чтобы помочь своим слабым мозгам - не здесь, возможно, а где-нибудь в другом, в другом месте. И что они обнаружат? Беспредельную протяженность этого Богом данного нам мира!

Сделав паузу, как будто для того, чтобы переварить собственные мысли, он разразился новым словесным потоком, как раз когда я снова попытался рассказать ему о своем лесном видении.

- Долгие годы - всю свою жизнь - я как раб изучал, копировал, описывал. Не говори мне, что я бездельник... И, тем не менее, я не способен на то, что делает простой луч света. Сюда, мой друг, иди за мной. Одну минуту. Я покажу тебе, с какой легкостью творит Господь то, чему мне не научиться за сотни лет!

Он порывисто схватил меня за рукав и потащил прочь из банкетного зала. Только дверь за нами хлопнула, когда мы уже пересекали двор.

244

- С чего это я должен украшать эти руины? Пусть загнивающее загнивает бесповоротно...

Вцепившись мне в рукав, он вел, а скорее, тащил меня назад в конюшню, в которой жил. Детишки, копошившиеся во дворе, радостно приветствовали его появление. Фатембер только отмахнулся от них. Он подтолкнул меня к приставной лестнице, и мы полезли наверх, на бывший сеновал. Детишки вопили, чтобы он с ними поиграл, Николае крикнул, чтобы они заткнулись.

Сеновал был теперь превращен в обширную мастерскую, забитую до отказа. Чего тут только не было! Столы, заваленные холстами, кипами бумаги, горшками с красками и кистями всех размеров. Инструменты самого разного назначения и геометрические фигуры. Множество предметов самых неожиданных, красноречиво говорящих об интеллектуальных интересах хозяина: