Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1976 год

• Название: Журнал «Вокруг Света» №09 за 1976 год
• Автор: Вокруг Света
• Жанр: Периодические издания

---

«Хоть бы пригласили!. Хоть бы пригласили! Тогда этот молодой дурень не станет палить сразу. А своих уж как-нибудь предупрежу, — молил я про себя. — Пока-то они разглядят Ахмет-ходжу и, что к чему, сообразят...»

— Сколько вас? — спросил Кадыркул, пока Исмагул, кряхтя, поднимался, брал из вороха одежды чей-то тулуп, накидывал.

— Сколько нас?! — все так же весело говорил я. — Сам четвертый, один одноногий, двое убогих. Кого ж теперь в ревизии посылают?

— Пусть заходят чай пить. К нам с добром — и мы не отстанем.

Мы вышли из тамбура. Исмагул остановился было, увидев «самолет». Вежливо подталкивая его, я бросил своим товарищам:

— Идите чай пить! Да осторожнее, осторожнее, не толпитесь в дверях! Холоду напустите! Там у входа парень молодой — простудится. Ах, какие боорсоки! — И Исмагулу: — Ты, уважаемый, рыбку пожирнее выбери, а сам доставал из-за пришитого козырька ушанки фотографию братьев, взятую у их воспитательницы; они на ней как раз втроем. — Не скупись, уважаемый... — И лишь мы свернули за угол барака в затишье.— Стой, Богомбаев Исмагул!

Когда он обернулся, перед его глазами была фотография и дуло маузера.

— Какой я Богом... — начал он и замолк.

— Руки! Вверх руки! Богомбаев Исмагул... Лишнее движение — я твой череп на воздух пущу! Разве на фотографии не ты, не твой брат Кадыркул и твоя троюродная тетка? Разве не тебя и не Кадыркула ранили в тугаях в Камышановке?

Исмагул мычал, будто немой, и все глядел на фотографию, не понимая, наверное, каким чудом она оказалась у меня. А я очень беспокоился за товарищей —; за Васю, за капитана и не знал, что предпримет Ахмет-ходжа.

— Сейчас мы возвратимся, — сказал я. — Помни — в моем маузере десять патронов. В тебя, в первого, я не промахнусь. Иди, иди... И в остальных тоже, а Кадыркула пощажу. Он главный и расскажет все. Иди!... Иди. И помни — лишнее твое движение — я стреляю.

Чтоб властвовать, их надо было разделить. Старший брат, Исмагул, не мог простить младшему Кадыркулу, что тот главный, даже в глазах врага. Мы миновали тамбур.

— Стань справа от двери, лицом к стене, — говорил я, думая — лишь бы он не загородил того парня, спрятавшего под себя пистолет. — Ну, открывай дверь! И помни...

Мы вошли.

— Произвол! Вы ответите! — звенел голос Кадыркула.

И первое, что я увидел, — красное от натуги лицо молодого парня, сидящего на кошме. Он жал и жал на спусковой крючок пистолета, направленного прямо в живот стоявшего вплотную в нему капитана. А тот не видел!

— Ну! — гаркнул я Исмагулу. Он ткнулся лицом в стену, я ударом ноги выбил из рук парня пистолет и поймал его в воздухе. — Ошалел от страха, мерзавец! Предохранитель-то спускать надо...

Молодец мой Вася! Распорядился он прекрасно! Первым в кругу бандитов стоял Ахмет-ходжа с гранатой-лимонкой. За ним — Кабаргин, а прикрывал их капитан. Трое против четырнадцати и двух женщин у тазов, наполненных кипящим маслом.

— Капитан, во двор! Остальным выходить по одному. Потом шубы вынесем! По одному, по одному! Женщины — в угол, в угол! По одному!..

Мы их всех усадили на снегу. Провели обыск и обнаружили в одеялах пятнадцать пистолетов.

Оставил я Васю и капитана с бандитами и Ахмет-ходжой. К командиру отряда, к Пузырю этому, отправился, доложить, что у него в расположении творится. До штаба километров пять-шесть было. Выпряг я одного вороного и без седла поскакал.

Вот когда Кабаргину досталось. Капитан хоть и с пистолетом, но в рукопашной схватке при случае от него немного пользы — на протезе он. Ахмет-ходжа плохой помощник. Гляди, как бы он сам не стал на сторону бандитов. А им терять нечего.

Свора сначала сидела тихо. Кабаргин устроил их у освещенной солнцем стены барака. А сам с капитаном и Ахмет-ходжой в тени, около строения, что рядом. Чтоб хорошо видеть, заметить, если сговариваться начнут, попытаются напасть.

В бараках-то никого, рыбаки на лове. Женщины выглянут — и спрячутся. Боятся.

Меж бараками расстояние небольшое — метров двадцать. За один рывок преодолеть можно. Это от силы три-пять секунд. В зимней одежде бандиты, пока-то поднимутся. Пистолеты на морозе держать нельзя — откажут в нужный момент, застынет масло.

Тишина головокружительная — слышно говор женщин за стенками барака, а стенки-то утепленные. Вдруг снег скрипнул. Вася огляделся — нигде никого. И бандиты неподвижно сидят. Опять скрип — совсем явственный. Покосился Кабаргин на капитана, на его протез. Может, он нечаянно ногой шевельнул. А тот сам на Васю с удивлением смотрит, брови вскинул.

Скрип все чаще слышится. Догадался Вася — рассредоточиваются потихоньку бандиты: то один двинется чуток, то другой. По сантиметру, по сантиметру, а дальше друг от друга. И следить за их действиями трудней и трудней. Пока на одном он свой взгляд остановит, другой шевельнется. Вверх стрелять — что, бандиты этакого шума не слышали? В них — нельзя. Живыми приказано брать. Да и выстрели один раз, убей одного, остальных уже не сдержишь — ринутся. Дело известное. Капитан забеспокоился:

— Что делать будем?

А бандиты поскрипывают. Уж заметно расползлись, полукольцом охватывать начали. В молчании все — скрипят, расползаются, окружают. Не убивать же их по одному, кто шевельнется? Два месяца ходили, искали, а нашли и взяли, да сохранить не сумели — это не работа.

— Знаешь что, капитан, — сказал Кабаргин, — ты иди к углу барака, стань там и уж оттуда бей всякого, кто поднимется. Или в барак захочет прорваться. Пали! Может, у них там еще чего из оружия спрятано.

— А ты? — спросил капитан. — В бою мне все понятно, а с такой поганью я дел не имел.

— Ничего, капитан. Я с ними справлюсь.

Достает Василий гранату-лимонку, зажимает в правой руке.

— Уходи, уходи, капитан, — приказывает.

Тот послушался, подчинился. Тогда Кабаргин срывает колечко. Отпустить предохранитель ему осталось, чтоб граната разорвалась, и все. Потом сам садится на снег.

— Теперь ползите, гады! Хоть медленно, хоть быстро. Только поближе, поближе ко мне. А вот когда я решу, что хватит, я разожму пальцы, и половины из вас сразу не будет. Ну! Коли поняли — сидите смирно.

Потом сунул руку с лимонкой за пазуху чтоб не замерзла рука, и держал бандитов в страхе, пока я пробивался в кабинет к Пузырю, разговоры вел.

Приехал я тогда, конечно, с подкреплением — все хорошо...

И вот с той поры болеет Вася. Дорого ему дались те минутки. Подошли рыбаки, помогли нам охранять арестованных. Пригласили байбиче — ну, пожилую женщину, чтобы обыскать женщин. Обнаружила байбиче у них в шальварах восемьдесят тысяч рублей денег. Пока шел обыск, со станции приехал Таукэ и привез еще одного бандита. В куржуне у него нашли по три паспорта на каждого из банды: полугодовой, годовой и трехгодичный, на чужие фамилии; подделанные справки из канцелярии отряда.

Обыскали мы всех еще раз тщательно. Когда подошел я к Исмагулу, он вдруг сказал:

— Я про Оморова, про Макэ хочу сказать...

Чувствую — свело скулы от ненависти, проговорил сквозь зубы:

— Что ты хочешь сказать...

А сам Васю подозвал, чтоб стал меж мной и Исмагулом. На всякий случай. Ну как не сдержусь.

— Говори. Говори про Оморова Макэ, которого вы убили...

— Оморов потому погиб, что Кадыркул не хотел пойти с ним на свиданье. Нам передали — Макэ поговорить с нами хочет. А Кадыркул ему засаду устроил.

— Для трибунала это не доказательство твоей невиновности.

— Я не о том, чтоб во внимание принимали. А как все было. Чтоб вы знали.

— Буду знать... Запомню на всю жизнь. Дядя ваш, Абджалбек где?

Опустил голову Исмагул:

— Не знаю... Какой он дядя — бросил нас...

— Свинье не до поросят, когда на огонь тащат.

Отошел было Исмагул, обернулся:

— Макэ нам кричал. Звал. Мы на голос шли...

— Замолчи! — заорал я. И спасибо Васе — отвел меня в сторону.

Вот и все. Потом было следствие, суд. Каждый получил по заслугам. Но ведь следствие не мы ведем.

Абджалбек? Конечно, потом поймали. И это совсем другая история.

Николай Коротеев

Хато-охто

Мы остановились в селе Селихино, дожидаясь дня, чтобы выйти на поиски «нанайского женьшеня».

— Хато-охто можно найти только во время цветения, — сказал старожил Михаил Захарович Неешпапа, у которого мы квартировали.

— Когда же это будет? — с нетерпением спрашивали мои помощники — студенты.

— Известно когда, в конце июля. Да только не прозевать бы, цветет он всего пять-шесть дней, — отвечал таежник.

Нанайский женьшень, хато-охто, — так называемая пузатка высокая, или, по-латыни, гастродия, — относится к семейству орхидных. По литературным сведениям известно около сорока ее видов. В основном они распространены в районах, примыкающих к Индийскому океану. И только один вид — пузатка высокая — растет в умеренных широтах Восточной Азии, встречается в Японии, Корее, Китае. В Советском Союзе это растение собирали на юге Приморья, на южной оконечности острова Кунашир и на юге Нижнего Приамурья, главным образом в Нанайском районе.