Виктор Некрасов - По обе стороны океана (сборник)

• Название: По обе стороны океана (сборник)
• Автор: Виктор Некрасов
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01854-6

В книгу известного русского писателя, участника Великой Отечественной войны Виктора Платоновича Некрасова (1911–1987) вошли произведения, написанные на Родине («По обе стороны океана») и в годы вынужденной эмиграции («Записки зеваки», «Саперлипопет…»).

---

Всегда Ваш В. Некрасов.

В январе 1974 года у Виктора был 48-часовой обыск, последовали длительные допросы. Нам с трудом, но удалось ему дозвониться. Сказал, что ему пришлось решиться на эмиграцию. Он подал заявление на поездку в Швейцарию, к дяде.

Из дневника Л. К.

3.9.74

Встретил Вику Некрасова из Киева; поехали на вокзал с Володей Корниловым.

Там уже Лунгины[49] и Галя Евтушенко.

Володя о Некрасове: «Он — Христос, у которою распинают учеников. Вокруг него идут аресты, хватают его приятелей. В опасности — Славик Глузман[50]».

Из дневника Р. О.

13.9.74

Вика приехал прощаться с друзьями. Заехали за ним в Переделкино, увезли в нашу Жуковку. Идем на откос. «Молодцы… И что придумали мне такое прощанье с Подмосковьем. Это надо оставить на сетчатке».

Рассказывает о разговоре с «важным лицом» (мы об этом слышали и раньше). Это Маланчук, 3-й секретарь украинского ЦК. «Я ему сказал, что самое «антисоветское», — если советское считать хорошим — это Сталин».

Сидим на откосе. Смотрим на реку. Он нежно и участливо рассказывает о Шукшине: «Очень талантлив, но темен. И вышел из тьмы. Один раз наговорил гадостей по еврейскому вопросу. Я его выгнал. Он просил прощения. Он болен. Сейчас счастлив — хорошая жена, дети…»

Идем прощаться к Сахаровым (на другую сторону железной дороги), они давно ждут.

Люся шумит: «Все голодны. Сколько можно добираться от Переделкина?»

А.Д. хозяйничает. Люся с Викой уходят в другую комнату. За обедом Люся: «Ох, как мне хочется показать Андрею Париж!» А.Д. «А я как хочу увидеть!»

Сахаровы нас провожают, впереди Люся, Вика, я, сзади А.Д. со Львом. Внезапно А.Д. становится худо, закружилась голова, Люся подбегает.

Лев хочет вызвать врача. А.Д.: «Нет, нет». Целует Люсю: «Пусть только тебя вылечат. Мне будет хорошо. Мне и сейчас хорошо». Вика смущенно: «Теперь еще и эти, — показывая на нас, — начнут обниматься, а мне что же делать?»

Вика у нас ночует, у меня даже нет чистой смены белья. Утром та завтраком — длинный разговор про все на свете, много об А. И.

Вика рассказывает, как в 1963 году была встреча втроем. А. Твардовский просил А. И. участвовать в международном симпозиуме о судьбах романа.

— Очень мне нужна Ваша поддержка, я один, Витьку изругал Хрущев.

Разговор был в скверике, Твардовский поглядывал, когда откроется пивной киоск, «знал, на что Витька сгодится». А. И.

— Никуда не поеду. Я такого не люблю.

Твардовский:

— Помогите!

— Нет.

— Больше я Солженицына не видел. Мы с Трифоновичем здорово тогда надрались.

— Как это возможно, — спрашивает Вика, — чтобы А.И. не поехал в Париж?

Из старого дневника Р. О.

17.7.65 г.

А. И. рассказывает нам, как он в Инкомиссии СП отказался от поездки в Италию.

Л.:

— Неужели ты не хочешь!

А. И.:

— Есть «хочу», а есть «должен». Ущелье сжимается. Не знаю, сколько у меня осталось времени, сколько успею.

Оказывается, Вика — через мать — Мотовилову — дальний родственник Анны Ахматовой. «Не знакомился потому, что застенчив. И с Пастернаком постеснялся знакомиться».

По дороге на станцию спрашивает: «А вы почему не уезжаете? Да, и Володька Войнович поэтому не может, — дети…»

Вот тут бы и расстаться. Но было еще и общее прощание на даче Е. Евтушенко. Вика был совершенно пьян, матерился, его еле-еле увели наверх, спать.

Из разговоров за столом:

N.:

— Для меня отъезд Вики — трагедия, у него 150 друзей, а у меня пять.

NN.:

— Неужели вы не видите, что идет распад личности, крах. Заграница — последний шанс…

Белла Ахмадулина уверена, что ее швейцарские друзья помогут Вике

6.12.74.

Париж.

Дорогие мои Лева и Рая, добралось до нас и второе ваше письмо. С трудом, преодолев все препоны забастовок, с почти месячным запозданием, но добралось… И обрадовало… Хотя в общем вести с родины все грустнее… Вася Шукшин[51], за ним Генка Шпаликов[52]. Оба — мои друзья. И обоих я очень любил. С Васькой, правда, последние годы встречались редко, а вот с Генкой (вы его, вероятно, не знаете, он из другого слоя) мы в этом году как то опять сблизились. Беспутный, жуткий алкаш… но дьявольски талантлив и очень хороший парень. И несчастный. И одинокий. И вот не выдержал. В последний раз мы бродили с ним по вечерней майской Москве, пили кофе, он подлечился, завязал тогда, и он все просил меня: «Возьми меня с собой… Придумай оттуда какой-нибудь вызов… Плохо мне… остое… все…» Я в Киеве пытался ему помочь, устроил ему уколы, но надо было продолжать, а он, как всегда, выскользнул из рук, и вот — такой конец… Жутко…

Думаю о Москве, о Киеве, о ребятах в пустынном, почти миллионном Кривом Роге[53]. О вас… О Володьках[54]. Вол. Корнилова читают[55]. Кто хвалит — умные, кто говорит «что ж, обычный новомирский уровень». Это дураки. Дай Бог везде и всегда такой уровень.

Я прочел первую подачу — хорошо! Жду вторую…

Блестящ… по-моему, Андрей[56]. Вообще я в него тихо влюбился, умница, и тонкий, глубокий, и с юмором, и с каким-то прекрасным застенчивым покоем. И Майка[57] хороший человек, хотя ни покоя, ни застенчивости — нет, этого нет… Мы с ней часто схлестываемся — но это уж черты характеров — вообще ж это, конечно, счастье, что мы попали под их гостеприимный, не считающий денег, бестолковый, безалаберный, сверхбеспорядочный кров… Вот уже два месяца, как сидим у них на шее… Но пора и честь знать. Предпринимаем кое-какие шаги. Тем временем, дико устав от праздника, который сейчас все время с нами, на следующей неделе скрываемся в тихий, укромный уголок, в деревушку под Фонтенбло, где наши новые друзья предоставили мне для работы домик со всеми удобствами и даже телефоном. Мечтаю поскучать и помолчать. Здесь одолели нас обедами, приемами и прочей светскостью… Вообще-то я только-только начинаю разбираться в здешних делах и расстановке сил… Очень прошу не забывать нас. Впрочем, это уже лишние слова. Ты. Левка, оказался и вернее и обязательнее очень и очень многих…

Нас все больше сближала не только общая судьба — у него состоявшаяся, у нас — надвигающаяся. Мы начали переписываться. Почта для нас стала уже совсем ненадежна: письма и бандероли из-за границы не доставляли. Потому все чаще приходилось прибегать к оказиям.

21.3.75

…Об Англии? Что ж… Выступляю: «Писатель и государство». «Литература и эквилибристика». Рассказываю, как у нас пишется и печатается. По-моему, должно быть интересно, ведь кое-что я знаю из того, что не знают другие, но — по секрету — студентам все это, по-моему… Вопросов не больше 5−6-ти, да и то банальные. Незнанием по-настоящему русского языка или природной английской застенчивостью и уж во всяком случае антисоветскостью не объяснишь. Но, так или иначе, с аплодисментами вежливости, милыми профессорами и утомительнейшими обедами, объездили всю Англию от южного Брайтона до северного Эдинбурга. В голове каша, калейдоскоп, во всем теле — усталость. Но интересно жутко. Ведь впервые. Теперь еще на неделю — Канада (один) — митинг в защиту Мороза и Буковского[58] и домой, — на диван…

О русских делах… Патриарх[59] при своем величии надоел, московские подпевалы — не меньше. Я даже размахнулся и написал нечто, озаглавленное: «Статья, которую не хотелось писать». Но потом решил просчитать до десяти и, просчитав, решил не влезать в эту склоку… Ну их! Отвернулся и забыл.

…Что сказать о Западе за полгода жизни? Пока только присматриваюсь, коренных французов не знаю, англичан — еще меньше, еще молниеноснее; но жить им и жить со всеми их инфляциями и дорожающим бензином многие и многие годы в загнивающей этой системе. Только танками можно изменить, до капиталистических стран они не догрохочут, пусть леваки мелют, что хотят.

Беспокоит меня другое — вы все. Вот это да! И не хватает — нужен московский треп — и тревожит; огорчает меня и серунство кое-кого из друзей, ну не подписывайтесь, не пишите обратного адреса… Нет, молчат[60]…

22.9.75

Дорогой Вика!

Много лет назад, целая историческая эпоха, я в электричке Москва−Жуковка дочитывала «Новый мир» с «Первым знакомством» …Зарубежный путевой очерк, едва ли не самый замусоренный жанр. Вы превратили в искренний лирический дневник. Тогда написала Вам сбивчиво, сумбурно лишь бы сразу, не забыть, не дать наложиться другим впечатлениям, не дать вмешаться внутреннему редактору и цензору успеть. (Вам ли говорить: этот внутренний цензор следит вовсе не только за крамолой. У меня, например, он еще и возмущается: «Где В. Некрасов и где ты?» И побороть это подчас не легче, чем страх.)

Спешу и сейчас… до того, как этот редактор наложит вето. Кончила «Записки зеваки»[61], глотнула не отрываясь. Самое удивительное это голос. Чудо живого голоса, неповторимого, единственного только Виктор Некрасов, никто другой… Были куски, которые я знала раньше (архитектор Мельников, Киевский вокзал). Но и эти куски читала словно впервые.