Кло Андре - Харун Ар-Рашид

• Название: Харун Ар-Рашид
• Автор: Кло Андре
• Издательство: СПб.: Евразия, 2012. — 384 с.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-91852-017-8

Благодаря сборнику арабских сказок «Тысяча и одна ночь» Харун ар-Рашид (763–809) стал едва ли не самым известным правителем мусульманского мира. Однако личность Харуна и реальные события, происходившие в его царствование, как правило, оставались в тени его сказочного прототипа. Книга французского востоковеда Андре Кло призвана показать читателям истинное лицо легендарного халифа. Если большинство читателей знает Харуна ар-Рашида как изнеженного и капризного государя, наслаждающегося жизнью в окружении наложниц и музыкантов в своем багдадском дворце, то реальность совсем иная: с самого детства Харун был вынужден бороться за жизнь и власть. Младший сын халифа Мутасима и йеменской рабыни, он с трудом уцелел в правление своего старшего брата. Став халифом, Харун столкнулся с множеством трудностей: в наследство от предков ему досталось неулаженные споры между потомками пророка Мухаммада, притязавшими на власть, религиозные распри между суннитами и шиитами. Огромную мусульманскую империю, населенную самыми разными народами, нелегко было удержать в повиновении. Но трудности лишь закалили характер Харуна: своим современникам он был известен прежде всего как удачливый военачальник, успешно воевавший с Византийской империей и железной рукой подавлявший внутренние мятежи. Халифу также пришлось лавировать среди хитросплетений дворцовых интриг: заподозрив в измене семейство Бармакидов, верой и правдой служившее ему с самого начала его правления, Харун без колебаний отправил его на эшафот. Впрочем, этот портрет был бы неполон, если бы автор биографии не вспомнил роль Харуна как покровителя искусства и науки. Именно этот халиф дал мощный толчок для культурного развития Багдада, который при нем стал самым густонаселенным городом мира. При Харуне столица халифата познала стремительный экономический рывок: купцы и мореходы посещали крупнейшие рынки Европы и Азии, превратив Багдад в экономический центр мира.

---

Абу Нувас погиб от жестокого обращения, которому его подвергли члены рода Навбакт (один из представителей этой научной династии служил библиотекарем Харуна ар-Рашида), в адрес которых он написал оскорбительное стихотворение. Одни заявляют, что он закончил свои дни в тюрьме, куда попал из-за святотатственных стихов, другие — что он принял смерть от содержательницы кабака, что лучше сочетается с его характером.

Если этот любимый поэт и товарищ на вечерних пирах Харуна и сумел затмить прочих поэтоВ, то не смог вычеркнуть их из нашей памяти. Эти певцы городского уклада, «современные» по стилю и источникам вдохновения, вели такую же разгульную жизнь и питали такую же страсть к вину. Здесь можно вспомнить весьма популярного бродячего поэта Ибн Дибила, своего рода Вийона IX века, полного горечи и озлобления, или же Дик ал-Джинна (Петуха дьявола), который также посвящал свои строки вину.

Теперь поднимайся,

потому что она предлагает выпить свою непременную чашу;

так что лей свой напиток, свой драгоценный дар

— ничто иное, как свое вино.

Вино отомстило неотвратимой местью нашим шатким шагам.

Упомянем также о Муслиме ибн Валиде, этом богемном таланте, славившемся изяществом стиля и оригинальностью своей эротической поэзии. Часто цитируют эти принадлежащие ему строки:

Что есть жизнь, если не любить и не поддаваться

Хмелю от вина и прекрасных глаз?

Еще один поэт, Абу-л-Атахия, также был сотоварищем Харуна ар-Рашида, а в прошлом и его отца Махди. После беспутной жизни он стал аскетом и увлекся философской поэзией.

Юность, развлечения и слепота

Суть лучшая зараза, разъедающая человека.

Чтобы избежать зла, с ним нужно порвать.

Когда моя доля времени истечет,

Мне не хватит жалоб и рыданий.

Память обо мне сотрется; моя забытая

Любовь подарит другу друга.

Он также умел упрашивать и умилостивлять халифа правоверных:

Мой эмир так благороден, что люди, если могут,

Расстилают для него на земле ковры из своих щек.

На тебя могли бы посетовать наши верховые животные,

Они несут нас к тебе легко и без бремени;

Но покидают они тебя очень тяжело нагруженными.

Башар ибн Бурд, знакомец Махди и его двора, принадлежал к тому же поколению. Имея персидские корни, этот великий поэт писал на арабском и не скрывал своих симпатий к маздеизму и своим предкам. Хотя он не пользовался большим почетом, в значительной мере благодаря своим выпадам против арабов, его тем не менее терпели, считаясь с его великим талантом и высоким покровительством, которым он пользовался. В 783 г., когда Махди отвернулся от него, он был убит, а его тело сброшено в Тигр. Его чувственность, иногда близкая к непристойности, находила выражение в безупречной форме. Он воспевал любовь:

Да, клянусь Богом,

Я желаю быть околдованным

Волшебством твоих глаз.

Но в его стихах также присутствует мотив разочарования и печали:

Я плачу о тех, кто дал мне отведать вкус своей любви,

Потом, едва успев возбудить во мне желание, заснули […]

Между грустью и мною

Завязались долгие отношения,

Которые никогда не разорвутся,

Если только однажды не истечет вечность.

Список этих поэтов VIII–IX вв., которые смешивали мистику и эротику, страсть к вину и любовь к Богу, влечение к мальчикам и прекрасным рабыням, не забывая ни о разочарованиях жизни, ни о страхе смерти, можно продолжать долго. Наконец, вспомним об Аббасе ибн ал-Ахнафе, который стоял ближе всех к Харуну ар-Рашиду и чьими предками также были персы. Он воспевал куртуазную любовь и пользовался большим влиянием в Испании:

Ты рассказал мне о ней, о Саад, и этим распалил мою страсть.

Не прекращай, о Саад, и этим ты продолжишь свою речь…

Я питаю к ней горячее желание,

И мое сердце не знает никакого другого,

Горячее желание, какого нет ни в прошлом, ни в будущем.

Эта поэзия, которая во времена Харуна ар-Рашида была полна бьющей через край энергии, оставила глубокий след в арабской литературе. Однако она довольно быстро выдохлась и в следующем веке сошла со сцены. И ей на смену снова пришла древняя, более настоящая и близкая истинным человеческим чувствам.

Рождение прозы

В сфере литературы греческое влияние оставалось очень ограниченным. Однако иначе дело обстояло с литературным наследием Персии. Многие ученые и «секретари» иранского происхождения содействовали переводу этих произведений на свой язык. Наиболее известным примером является перевод индийского сказания «Калила и Димна», сначала на персидский, а затем и на арабский язык, выполненный Ибн ал-Мукаффой. Эта книга, составленная в IV в. брахманом по имени Бидпаи, излагает историю двух братьев-шакалов при дворе у льва. Она получила огромное распространение и стала источником вдохновения для многих других сочинений. Кроме того, Мукаффа перевел на арабский объемистую Историю Ирана, которая долгое время оставалась основным историографическим произведением об этой стране. Арабо-исламскую культуру обогатили и другие произведения иранской литературы, посвященные самым разным темам от истории до оккультных наук, разумеется, включая нравственность.

Можно также отметить реакционное движение проиранских кругов против арабской культуры, получившее названия шуубийя, смысл которого можно передать как «движение неверных» (Claude Cahen). По одну сторону находились подражатели Ирана, гордые своим интеллектуальным превосходством и важным государственными постами, которые они сумели занять, и представлявшие собой рафинированную светскую элиту; по другую — носители арабских традиций, утверждавшие свою верность прошлому, покрывшему их славой. Во времена Харуна ар-Рашида этот раздор между сторонниками древнего и современного, не лишенный социального, если не этнического подтекста, стал особенно заметным во всех сферах жизни.

В самом начале IX в., хотя арабская поэзия начала развиваться в новом направлении, она также получила мощный импульс от Джахиза. Он родился в Басре и вернулся туда перед смертью восемьдесят лет спустя, проведя большую часть своей жизни в Багдаде. Этому полукровке мы обязаны работой, не имевшей равных ни в его время, ни, наверное, в какое-либо другое. Он оставил около двухсот произведений на самые разнообразные темы: наука, история, этнология, богословие, грамматика. В своей Книге о скупцах он обрисовал арабское общество, превознося щедрость арабов, которую он противопоставлял корыстолюбию персов. Его Книга о животных представляет собой трактат по естественной истории, в Байян — по риторике. Он также написал книги, посвященные тюркам, христианам, евреям и др. Обладая энциклопедическим умом, он составил обзор познаний своей эпохи. Этого моралиста, эссеиста можно сравнить с Люцианом, Мольером и Вольтером. Современный ему писатель Ибн Кутайба сказал о нем: «Это вершина богословия, он сильнее всех в построении доказательств и искуснее всех в преувеличении мелкого и приуменьшении крупного. И его могущество таково, что он может обосновать противоположности: он может доказать как превосходство черных над белыми, так и обратное». По мнению Шарля Пела, крупного специалиста по Джахизу, «если говорить о наблюдениях и красках, то параллели с ним можно найти, скорее, у Ла Брюйе и Мольера, нежели у других арабских писателей».

Сочинения Джахиза, значительные как по объему, так и по своей новаторской сути, занимают место в первых рядах арабской литературы. Влияние, которое он оказал на новую культуру соответствует его плодовитости. Именно он, родоначальник адаба, возвел арабо-мусульманскую культуру на вершину совершенства.

Адаб означает «привычку», «обычай», но в первые века ислама это слово получило смысл «хорошее образование», «учтивость», «галантность». Согласно Ф. Габриели, оно знаменует собой «постепенное утончение бедуинской этики и обычаев под воздействием ислама». В широком смысле это слово приобрело интеллектуальное значение «совокупности знаний, делающих человека учтивым и галантным», то есть его можно понимать как аналог принятого в XVII в. термина «приличный человек».

Вскоре после возникновения ислама репутацией воспитанных людей пользовались те, кто понимал учение Мухаммеда и тонкости арабского языка. Поэтому горожанин отправлялся к бедуинам, чтобы усовершенствовать свое владение арабским. По мере развития учения ислама к вышеупомянутым требованиям добавились религиозные науки и познания о культуре завоеванных стран. Первым адабом, в этом расширенном смысле, и стал Ибн Мукаффа, переводчик «Калили и Димны», осуществивший синтез арабской и персидской культуры.

Неожиданным образом значительное расширение познаний, которое имело место в то время, поставило арабскую культуру под угрозу. Фактически существовала опасность, что знание окажется раздробленным, и благодаря влиянию куттабов это будет способствовать персидским и индийским веяниям, а следовательно, торжеству шуубийи. Не разработав учения в собственном смысле этого слова, Джахиз дал определение культуре в целом — поэзия, история, красноречие, география, религиозные науки, — подчеркнув роль размышления, а также необходимость писать на понятном языке без излишней педантичности.