Сергей Ауслендер - Петербургские апокрифы

Скачивание начинается... Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Петербургские апокрифы"
Описание и краткое содержание "Петербургские апокрифы" читать бесплатно онлайн.
Сборник прозы «Петербургские апокрифы» возвращает читателю одно из несправедливо забытых литературных имен Серебряного века. Сергея Абрамовича Ауслендера (1886–1937), трагически погибшего в сталинских застенках, в начале XX века ценили как блестящего стилиста, мастера сюжета и ярких характеров. В издание вошли созданные на материале исторических событий петербургского периода русской истории и подробно откомментированные сборники дореволюционной прозы писателя, а также прогремевший в начале XX века роман «Последний спутник», в героях которого современники узнавали известных представителей художественной богемы Санкт-Петербурга и Москвы. В сборник также включена первая публикация случайно уцелевшего рассказа «В царскосельских аллеях».
В дверях опять показался Полуярков.
Он разговаривал с кем-то, потом быстро и прямо подошел к столику Гавриилова и Агатовой.
— Уезжаете, Михаил Давыдович? Прошу помнить, что ваших рисунков ждем. Привет!
Он пожал руки Гавриилову и Юлии Михайловне и твердо пошел к выходу.
Гавриилов улыбался.
Юлия Михайловна заговорила:
— Он пишет поэму «Елена Енная, святая блудница». Он хотел посвятить ее мне. Нет, нет, не он мой Симон, а ты. Ты уведешь меня к радостному спасению.
Носильщик пришел за саквояжем.
— Пожалуйте в вагон. Сейчас первый звонок будет.
Гавриилов взял розу, подаренную Юлией Михайловной, и рука об руку они прошли через залу.
— У тебя гордое и светлое лицо сейчас, как у жениха.
В толпе мелькнуло лицо Полуяркова. Он стоял, сложив руки на груди, у колонны и острыми глазами следил за ними.
— Жених мой прекрасный. Симон, вождь мой! — шептала Агатова, прижимаясь к Гавриилову.
В вагоне было тесно.
Расплатившись с носильщиком, Гавриилов вышел на платформу.
Томительно прошли минуты до последнего звонка.
Прощаясь, быстрым поцелуем поцеловал Гавриилов Юлию Михайловну и вскочил на площадку, помахивая из окна белой розой.
Поезд тронулся. Гавриилов стоял у окна. Агатова шла за вагоном, натыкаясь на людей, колонны, как будто ослепшая вдруг.
Конец первой части
Часть II
И то, что дозволяешь нежно,
И то, что запрещаешь мне.
Все впечатлялось неизбежно
В моей сердечной глубине.
А. ПушкинI
Забравшись на верхнее место, положив под голову свой саквояж и накрывшись пальто, Гавриилов заснул, укачиваемый ритмическим бегом вагона. Синие занавески на фонарях были спущены; было жарко; роза, положенная на сетку, нежно благоухала. Внезапно просыпаясь и быстро опять засыпая, как всегда это бывает в вагоне, Гавриилов слышал отрывистые слова, доносящиеся с соседней лавочки.
— Нет, Мика, это не любовь, — говорил пониженный, но все же звонкий женский голос. — Я никогда не поверю, когда начинаются, как у тебя, всякие трагедии, ужасы, сложности, что это любовь. Все светло, радостно, легко должно быть.
— Да, легко! Много ты понимаешь, философка мудрая. Ничего в жизни легко не бывает. Ты лучше посоветуй, как мне выпутаться из всей этой истории…
— Попроси денег у дядюшки!
Сдержанно оба собеседника засмеялись.
Гавриилов заснул.
Казалось ему, что проспал долго, несколько часов, но голоса все еще не затихли.
— Так Фурман сделал предложение Сонечке?
— Как же, она шьет себе приданое!
— Ну, и что же, она счастлива?
— Еще бы! Ведь они любят друг друга, и вся их история почему-то напоминает сватовство Левина и Китти в «Анне Карениной»; так светло, чисто и немножко старомодно.
— Когда-то мы тебя, новомодную девицу, будем выдавать?
— Никогда.
Опять Гавриилов засыпал и опять просыпался.
Голоса смолкли, наконец, и странные, сладкие сны быстро возникали и сменялись другими.
Под утро стало холодно, и, прижавшись к стенке, Гавриилов заснул крепко.
Было совсем светло, когда Гавриилов проснулся.
Солнце пробивалось сквозь желтую занавеску и замерзшее окно. Внизу толстый господин распаковывал корзину с припасами.
— Проснулись, молодой человек; до Петербурга еще далеко, — ласково сказал он.
— Мне не до Петербурга, а только до N., — ответил Гавриилов.
— Ну, тогда пора вставать. Не больше как час с четвертью вам осталось, — посмотрев на часы, заботливо промолвил господин. — А сейчас будет станция. Вместе бы выкушали.
Было что-то детское, приятное, ласковое и в солидных движениях господина, и в его говоре, слегка на «о», и в корзине с его домашней провизией, и в медном чайничке, блестящем на солнце.
Гавриилову стало весело.
Он быстро надел сапоги, спустился вниз и в уборной вымылся холодной, ледяной водой.
Когда Гавриилов вернулся в вагон, в их отделении перед господином стоял юный, почти мальчик, офицер. Он рассказывал что-то, разводя руками и улыбаясь круглым, по-детски румяным лицом, а светлые, низко обстриженные волосы его торчали непокорными, смешными кудельками.
— Мика! — закричал женский, будто знакомый голос. — Мика, иди сюда.
Офицер, скорчив веселую гримасу, поклонился, щелкнув шпорами, и пошел в свое отделение.
— Детки профессора Ивякова,{20} — понизив голос, сказал господин, показывая на соседнее отделение. — Весьма симпатичные. Только странно: отец — слуга науки, а детки: один — офицер, барышня — на драматических курсах. Очень симпатичные. Я, знаете, принял их сначала за молодоженов, уж очень дружны; из Тулы вместе едем. У меня там фабрика. — И уютным, неторопливым голосом начал он рассказывать о своих делах, из дорожного поставца вынимая и аппетитно раскладывая хлеб, ветчину, курицу, масло.
А из соседнего отделения доносился звонкий, немного театральный в интонациях, теперь уже какой-то знакомый голос дочери профессора Ивякова.
— Это очень странный сон, Мика. Будто выхожу я от Ольги Михайловны и прямо на какую-то площадь. Кругом — дворцы все и церкви, как в Кремле, и благость такая же, как в Кремле. Небо синее, синее, яркое солнце, а в небе огромные плавают птицы — кажется, драконы.
— Положим, драконы — не птицы, — засмеявшись, перебил ее Мика.
— Ну, орлы, может быть, это все равно. А навстречу им с земли до небес поднимаются треугольником люди в высоких боярских шапках и с крестами — бороться с драконами. А небо синее-синее, и так тихо, и солнце ярко светит. Вдруг стала опускаться одна птица — все ниже и ниже и упала прямо на меня, и я умерла, — как-то неожиданно и совсем по-детски грустно вдруг кончила она свой рассказ, а Мика смеялся.
— Ну и фантазерка, Тата, ты у нас!
— Но я, право, не выдумала. Это после Москвы. Для меня вся Москва и Кремль — как сладкий сон.
— Как сладкий сон, — повторил машинально Гавриилов, а господин переспросил:
— Что изволили сказать? А вот и станция. Кондуктор, кипяточку нам! — заволновался господин.
Солнце светило в замерзшее окно.
Синее небо виднелось над сияющей снежной поляной, за станцией. На платформе весело суетились. Дверь открывалась, и морозный воздух врывался в вагон.
Мика в одном мундире побежал на станцию и вернулся с апельсинами в обеих руках, сияющий от холода и смеха.
Весело рассказывал он что-то сестре, и громко смеялись.
Гавриилов вспомнил почему-то Татин сон, и ясно виделись ему драконы на синем, как за окном, синем, морозном небе; он вспомнил, что не видел ни Кремля, ни соборов, и какая-то досада родилась в нем за всю тяжесть этих дней.
— Москва, как сладкий сон, — повторил он опять машинально, встал и прошелся по отделению.
Из своего в эту минуту вышла Тата.
Она была до странности похожа на брата. Румяная, только менее круглолицая, с веселыми карими глазами, прямым носом и по-детски подымающейся верхней губой. Так же, как у брата, непокорные светлые волосы колечками вырывались из гладкой прически с косой вокруг головы. На ней было серенькое, с зелеными полосками, платье, с кружевными манжетами, воротником и лентой, продетой внизу у колен, завязанной бантом сбоку. Сумочка через плечо придавала ей вид деловой и вместе детский.
Она быстро и весело оглядела Гавриилова и обратилась к господину:
— Панкратий Петрович, угостите чайком. Я просила Мику сходить заказать, чтобы нам принесли, а он выпил коньяку и говорит, что это лучше, и мне притащил, такой остолоп.
— Не верьте ей, Панкратий Петрович, сама любит коньячку хлопнуть, — отозвался Мика.
— Да не с утра же, пьянчужка противный! — закричала Тата.
— Ну, успокойтесь, Татьяна Александровна. Сейчас чай настоится. У меня чайник такой, что хоть до самого Питера пей — кипятку хватит. Вот и молодой человек с нами, — указывая на Гавриилова, ответил господин, суетясь около чайника и посуды.
— Сейчас, сейчас.
Гавриилов поклонился Тате, та несколько утрированно просто подала ему руку и по-мужски промолвила:
— Ивякова.
Гавриилов же забыл назвать себя.
— Мика, тащи апельсины и тети Настину колбасу!.. — кричала Тата.
Панкратий Петрович с важностью разливал чай.
— Вы — москвич? — жуя бутерброд, спросила Тата Гавриилова.
— Нет, я в Петербурге живу и отчасти в деревне, — отвечал тот.
Какое-то смущение испытывал он перед этой веселой, бойкой девочкой.
— Но теперь вы из Москвы едете? — настойчиво допрашивала она.
— Нет, из Петербурга, — перебил ее брат.
— Мика, отстань!
— Я прожил четыре дня в Москве по делам, — тихо сказал Гавриилов и покраснел, вспомнив о вчерашнем дне.
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!
Похожие книги на "Петербургские апокрифы"
Книги похожие на "Петербургские апокрифы" читать онлайн или скачать бесплатно полные версии.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Отзывы о "Сергей Ауслендер - Петербургские апокрифы"
Отзывы читателей о книге "Петербургские апокрифы", комментарии и мнения людей о произведении.