Жанна Режанье - Ловушка для красоток

• Название: Ловушка для красоток
• Автор: Жанна Режанье
• Жанр: Современные любовные романы

Роман рассказывает о жизни фотомоделей — красавиц с изумительными фигурами, лица которых мелькают на обложках сотен журналов и в сюжетах коммерческого телевидения. Девушки-модели вынуждены продираться сквозь жесткую конкуренцию, многочисленные любовные связи, замужества и разводы. Жанна Режанье описывает судьбу трех девушек: Кэрри, Долорес и Евы. В своей профессии они достигли вершин, но, несмотря на головокружительный успех, рискуют попасть в капкан собственной красоты.

---

Брюс раскурил сигару, подлил себе виски и несколько принужденно улыбнулся. Ева все отчетливей понимала, что он также чувствует предгрозовую напряженность в уютной комнате, как и она. Атмосферу необходимо было разрядить. Ева предпочла бы обстановку романтической случайности, сдачу на милость победителя после целого вечера танцев вдвоем или возвращение домой с коктейлей: легкое опьянение, возбуждение, невозможность сдерживать себя… Но Еве придется мириться с тем, что есть, а в том, что это случится сегодня же ночью, не было никакого сомнения. Брюс сидел рядом с ней, но был таким чужим, таким далеким!

Ева затихла, смирно сложив руки, и ожидала развития событий, чувствуя себя полной дурой. Она всей душой надеялась, что Брюсу достанет опыта на то, чтобы перебросить мостик к ней быстро и безболезненно. Ева понимала, что, попробуй она затеять легкий разговор, каждое слово прозвучит, натянуто и фальшиво. Ева потянулась дрожащей рукой за новой сигаретой. Внутри нее тоже что-то мелко дрожало.

Она и ахнуть не успела, как все произошло: Брюс повернулся к ней, взял из ее рук сигарету и загасил в пепельнице. Он привлек Еву к себе, все сильнее и сильнее стискивая в объятиях, пока она не испустила полузадушенный вскрик. Рука Брюса скользнула в вырез ее платья и точно прилипла к обнаженной коже. Он рывком притянул ее еще плотней к себе и, потеряв равновесие, они вдвоем повалились плашмя, лихорадочно отыскивая самое важное друг в друге, спеша скинуть и отбросить обременительные помехи в виде одежды, сомнений, робости, смущения и незавершенности.

Еве казалось, она взорвется от нахлынувшего на нее чувства, от неутолимой жажды, сжигающей ее.

Потом они лежали в мерцающем свете свечей, освобожденные от страсти и утомленные схваткой, и Ева слушала дыхание Брюса, становившееся все ровнее. Тепло, исходящее от его тела, и тепло ее собственного успокоенного тела создавало ощущение удивительного комфорта. Еве хотелось кого-то поблагодарить за это, но она не знала кого. Ей хотелось найти слова, чтобы хотя бы Брюсу рассказать об этом чувстве.

Так они лежали в обнимку, изредка дотрагиваясь, друг до друга или соединяя полуоткрытые неподвижные губы.

Ева заглянула в его лицо — сосредоточенное и спокойное. Она провела рукой по его волосам.

— Счастлива?

— Да, — прошептала она, едва касаясь его губ. — Разве ты не видишь?

— Я рад, что тебе тоже было хорошо. Ты сама не знаешь, до чего ты нежное существо.

Они поцеловались.

— Ты можешь остаться на всю ночь? — прошептал Брюс. Евины руки прошлись по его телу.

— Я смогу оставаться на ночь сколько ты захочешь, когда у Эндрю появится няня.

Они смотрели друг другу в глаза, а блики свечных огоньков трепетали на стенах.

«Спасибо тебе, Чарлин», — сказала про себя Ева с тем же выражением, с каким она прежде благодарила свою святую.

— Но еще раз-то можно! — хрипловато шепнул Брюс.

Он поднял Еву на руки, отнес ее в спальню и закрыл дверь.

— Я знаю, у меня чересчур высокие запросы, — сказала Кэрри.

Они с Евой обедали в «Гурмане».

— Я все время увлекалась не теми, но сейчас я готова пойти на компромисс. Понимаешь, Ева, ведь может оказаться, что лучшим мужем для меня будет человек без затей, простой и ординарный.

— Но именно такие, как правило, оказываются еще и женатыми.

— А потом он покажется мне вначале скучным, но в процессе семейной жизни в нем могут раскрыться и другие качества, правда? Короче говоря, Ева, есть такой человек, и я решила попробовать наладить с ним отношения.

— А кто он?

— Его зовут Джек Адаме.

— Но он тебе хоть чуточку нравится?

— Сама не знаю. Мы с ним уже два раза встречались, и я старалась узнать его получше. Я все спрашиваю себя, есть ли что-то за его стандартной внешностью? Знаешь, коротко подстрижен, носит деловой костюм с галстуком в турецкий рисунок, застегнут на все пуговицы. У него светлые, довольно бесцветные волосы, невыразительное лицо, монотонный голос.

— Жуткий портрет!

— Такие, как он, женщин не волнуют. Но если это правда, что самые лучшие мужья — это обыкновенные мужчины без затей, то я должна проявить терпимость к нему и попытаться понять его, разве нет? Иначе я, возможно, буду потом локти кусать.

Ева призадумалась.

— Может быть. Может быть, ты и права. Кэрри вздохнула.

— Я решила попытаться, Ева. Мне необходимо найти смысл отношений с мужчиной. Я этого так хочу!

Долорес сидела в спальне перед зеркалом и лениво думала, куда ей девать себя вечером. Уже ноябрь, сезон еще и не начался по-настоящему, а ей уже все успело осточертеть. Она сосчитала в уме — прошло пять лет с тех пор, как лопнул ее голливудский контракт и она приехала в Нью-Йорк. Долорес обвела взглядом обстановку. Она неплохо преуспела, но ей уже под тридцать. Время-времечко, как оно летит! Собственно, что не так? Откуда у нее эта уверенность в том, что цели она так и не достигла? Долорес донимали сомнения, и, как она ни гнала их прочь, ничего не получалось. Впрочем, черт с ним, со всем! Она — Долорес Хейнс, и она не капитулирует!

Долорес провела ладонью по лицу, восторгаясь мягкостью и нежностью кожи. Обстановка спальни, удобный туалетный столик, трельяж. В меру яркое освещение, розоватые отсветы в зеркалах от постельного покрывала и драпировок — все это подчеркивало совершенство ее красоты.

В спальне легче, чем на работе, где тебя непрестанно рассматривают беспощадные и опытные глаза, где тебе покоя нет от вечной настороженности и тревоги — неужели они видят первые тоненькие линии морщинок, мелкие дефекты кожи, пигментные пятнышки, на борьбу с которыми Долорес истратила целое состояние?

Пальцы задвигались, осторожно втирая в кожу крем для маски. Долорес с ненавистью вспомнила слова, случайно услышанные вчера вечером на приеме с коктейлями:

— В свое время она была красавицей. Ты помнишь Чарлин Дэви? Первая красотка в городе! Ну не жалко ли, что женщины стареют?

Долорес тогда оглянулась и увидела говорившего: седенький старикашка за семьдесят, всем известный ловелас, которого никто никогда не видел с девицей старше двадцати.

Долорес так и зашлась от ярости. Интересно, почему она со вчерашнего вечера так и не может забыть слова старикашки и продолжает злиться? Сомнения подтачивали душу Долорес.

«Да ладно, дерьмо все это!» — сказала она себе и потянулась к своему рабочему альбому. Медленно перебрасывая страницы, она оценивающе рассматривала собственные фотографии. С ума сойти, какая красота. Восторгаясь собой, Долорес впитывала в себя бездонные озера своих очей, изысканную складку зовущих губ, нежную линию грудей, блеск волос и пластичность тела. «Не о чем беспокоиться, детка, — сказала она себе, — в тебе еще ой какой невыработанный ресурс!» А при современных методиках, при атлетическом зале Куновского, косметическом кабинете Бенне, при регулярности посещения мальчиков у Джинни Долорес продержится куда дольше Чарлин!

А вот чего ради ей надо продержаться? Вот в чем вопрос. Долорес не могла понять, отчего ей в последнее время все до такой степени опротивело, отчего ей стали скучны ее светские успехи, которые радовали раньше. Фокус же в том, что остановиться невозможно: раз уж ты оказалась в этой круговерти, так крутись, не то быстро утратишь имидж, над обретением которого пришлось столько потрудиться.

Но должен же быть в этом смысл. Должен же быть хоть какой-то смысл! Долорес повторяла эту навязчивую фразочку. Жизнь идет, дни так же бессмысленны, как и ночи. На что уходит время? Помимо собеседований, посещений атлетического зала, косметического кабинета и парикмахерской есть еще, конечно, уроки актерского мастерства, поездки за покупками, званые ленчи и обеды, встречи с мальчиками у Джинни. Но чего-то не хватало в этой суете, а чего именно, Долорес никак не могла взять в толк. Ее мутило от этой слишком сладкой жизни, как от трех пирожных, съеденных зараз. По правде говоря, Долорес даже мальчики Джинни стали надоедать.

Возможно, все дело в ситуации, которая складывается на работе. Теперь она — заметная фигура в мире мод и в светском обществе, ее фотографии часто мелькают в иллюстрированных журналах, ее имя постоянно упоминается в разделах светской хроники. В результате — все труднее получать работу. В агентстве ее давно предупреждали, что образ Долорес Хейнс из иллюстрированных журналов и разделов светской хроники будет отвлекать зрителей от рекламируемого товара. В Голливуд ее больше не приглашают, а что касается Бродвея — Долорес тратит массу времени на поиски пьесы, которую можно было бы поставить и сыграть в ней главную роль, но ровно ничего не попадается.

Так, готово. Теперь маска должна подсохнуть.

Долорес начала бесцельно бродить по квартире, тупо разглядывая свои сокровища: кресла времен королевы Анны, кокетливые французские сиденья для влюбленных, комодик — это Булль, шкаф в стиле Людовика XIV, письменный стол рококо, стулья со спинками-медальонами, бюро, инкрустированное севрским фарфором, еще кресло — подлинная работа Жакоба, наконец ее кровать в неоклассическом стиле, с балдахином… Ну и что? Ну и что из всего этого? Сколько раз она уже вот так же бесцельно шаталась по квартире в тоске и непокое, чувствуя себя зверем в клетке, который и рад бы вырваться на свободу, да не знает, что с этой свободой делать. В какую сторону бежать?