Наталья Котлякова - От Тарутино до Малоярославца

• Название: От Тарутино до Малоярославца
• Автор: Наталья Котлякова
• Издательство: Золотая аллея
• Жанр: История
• Год: 2002
• ISBN: 5–7111–0343–1

Книга издается к 190-летию исторической победы россиян над «Великой Армией» Наполеона.

Впервые системно и всесторонне показана роль Малоярославецкого сражения 12 октября 1812 года как битвы, спасшей Отечество и предопределившей коренной перелом в ходе войны в пользу России.

Книга составлена сотрудниками Малоярославецкого военно-исторического музея 1812 года.

Издание — плод многолетней исследовательской работы ученых страны: историков, краеведов, археографов, искусствоведов, специалистов по военной истории.

В книге использованы иллюстрации из Фондов Малоярославецкого военно-исторического музея 1812 года. Многие материалы публикуются впервые.

Для широкого круга читателей.

Малоярославецкий военно-исторический музей 1812 года открыт для посетителей все дни, кроме понедельника и последней пятницы каждого месяца с 10.00 до 18.00 часов.

249090 Калужская область, г. Малоярославец, ул. Московская, 27. Тел/факс: [phone].

В оформлении использованы картина П. Хесса. «Бой под Малоярославцем.» рисунок В. Типикина. «Офицер и нижний чин Рязанского пехотного полка.»

---

В схватке между казаками и конвоем Наполеона приняли участие некоторые чины императорской свиты — офицеры для поручений и адъютанты. Под генерал-адъютантом Раппом была ранена лошадь, которой казачья пика пронзила грудь (глубина укола, по свидетельству самого Раппа, составила 6 дюймов). Тяжелую рану получил адъютант маршала Бертье капитан Шарль-Эмманюэль Лекуте де Кантлё. Этот офицер сразил в рукопашной 1 казака и вооружился пикой последнего. С «дончихой» в руке, одетый поверх мундира в зеленый редингот и потерявший в схватке свой головной убор, он был по ошибке принят гвардейским конным гренадером за казака и пронзен саблей насквозь[283].

Весь эпизод под Городней продолжался около получаса. Наполеон, отъехав назад к своей штаб-квартире, снова отправился к Малоярославцу после того, как дорога была очищена от казаков. Преследование иррегулярной конницы до ее переправы через Лужу было проведено силами подоспевших частей гвардейской кавалерии (драгунским и конно-егерским полками, эскадроном мамлюков и 3-м эскадроном 1-го легкоконного полка), в то время, как четыре эскортных эскадрона вернулись к своим прямым обязанностям и сопровождали императора в его дальнейших рекогносцировках под Малоярославцем. Поздно вечером Наполеон возвратился в Городню. Эпизод с нападением казаков сам по себе не отразился на его стратегических замыслах и решениях, однако опасность плена, которой он подвергся утром 13 (25) октября 1812 г., заставила императора позаботиться о том, чтобы не попасть в руки противника живым. По просьбе Наполеона его личный хирург барон Александр-Урбэн Иван изготовил яд, который император хранил при себе для подобного случая. Известно, что он использовал его после своего первого отречения в апреле 1814 г., однако к тому времени яд выдохся и не подействовал.

Любопытно, что, по мнению некоторых французских мемуаристов, нападение казаков на Боровскую дорогу 13 (25) октября 1812 г. было предпринято Платовым с целью захвата в плен Наполеона. Разумеется, это утверждение нельзя принимать всерьез. Сам донской атаман в своих донесениях Кутузову и Александру I даже не упоминает о схватке со свитой французского императора и вообще не дает сколько-нибудь подробного описания казачьего рейда, ограничившись лишь перечислением захваченных в тот день трофеев[284].

А. И. Попов Дело под Медынью

Перед самым Бородинским сражением из состава 1-й и 2-й Западных армий были высланы казачьи отряды майора Н. А. Тимирова 1-го[285] и полковника А. И. Быхалова 1-го «для прикрытия Юхновского уезда».[286] 27 августа/8 сентября начальник Калужского ополчения В. Ф. Шепелев донёс, что у г. Юхнова «стоит Тептярского казачьего полка майор Тамарский с двумя полками и оттоль по дороге Гжатской и Мосальской делает свои разъезды». В тот день тептяри взяли в плен 12 чел.[287] Вскоре Шепелев направил полк Быхалова на помощь кордонам Медынского уезда. Преследуя мародёров и фуражиров, казаки Быхалова неоднократно заезжали в пределы соседнего Можайского уезда Московской губернии.

12/24 октября полковник сообщил Шепелеву: «Обходя со вверенным мне полком по Медынскому округу, неприятеля не нашел, а нашел онаго в Можайском округе в с. Рядинином и д. Федоровской и положил на тех местах до 200 ч., а оттоль ходил к Колоцкому монастырю и под самым оным имел сражение».[288] Некоторые подробности этого дела сохранились в мемуарах офицеров 2-го вестфальского батальона лёгкой пехоты, капитана Линсингена и подполковника Й. Л. Бёдикера (будучи раненым в Бородинском сражении, он сопровождал свой батальон в коляске). 11/23 октября батальон возвращался из Гжатска в Можайск. Около полудня он приблизился к Колоцкому монастырю, причём туман был настолько сильным, что едва можно было видеть далее одного шага. Неожиданно раздались крики: «Казаки! Казаки!» и одновременно множество выстрелов.

По словам Линсингена, «несколько казаков заскакали в середину нашей колонны, но, видимо, были поражены точно также, как и мы». «Поражённый этим криком, — пишет Бёдикер, — я соскочил со своей коляски и с бесконечным смущением увидел, что казаки находятся уже посреди авангарда и даже посреди главных сил и скачут вокруг. Своими криками и поспешным сбором ближайших солдат мне удалось образовать вокруг моей коляски отряд, после чего я попытался спасти остальной личный состав. Мы не могли тотчас достичь монастыря, но, к счастью, удалось занять позицию возле ветряной мельницы. Отсюда мы оказали неприятелю упорное сопротивление. Сильный туман скрывал от неприятеля наши силы, а ветряная мельница представляла хорошую позицию». Линсинген вспоминал, что Бёдикер «с бывшими у него под рукою людьми быстро занял ветряную мельницу, в то время как я увёз обоз во двор монастыря и велел занять стены ограды. Вскоре последовала вторая, более серьёзная атака; она была отбита как от мельницы, так и от монастыря. Мы не потеряли ни одного человека; потери казаков были также небольшими, они тотчас ускакали назад, когда встретили сильное сопротивление. Как ни быстро всё это произошло, но казаки ещё имели время забрать поклажу и лошадей у офицеров, которые находились в домах перед монастырём». Бёдикер также признавал, что «было невозможно воспрепятствовать тому, что во время боя многие раненые офицеры, находившиеся в зданиях монастыря, были совершенно ограблены. Хотя из монастыря, не делая вылазки, стреляли из орудий, но всё же безо всякого результата. Сила казаков составляла около 1200 человек, которые хотели при благоприятном (для них) сильном тумане напасть на монастырь и захватить его, но нашим движением они были захвачены врасплох, как и мы их движением». Быхалов доносил, что «неприятель пушечными выстрелами хотя меня и отражал, но три раза я его в самую крепость монастыря вгонял и напоследок со взятием в плен 2 офицеров, 5 капралов и 2 унт. — оф.».[289] Между тем, утром 10/22 октября корпусу Ю. Понятовского было приказано направиться из Фоминского в Верею. Высланный вперёд авангард в составе 500–600 кавалеристов, 1 тыс. пехотинцев, лучших ходоков, и лёгкой артиллерии в тот же день занял городок. 11/23 октября туда пришли остальные войска Понятовского, который установил связь с вестфальским постом в Борисов-Городке и с Боровском, куда прибыли войска Э. Богарне. Наполеон пытался отыскать новую надёжную коммуникацию через неразорённый край на Юхнов и Ельню. Жюно был повторен приказ направлять маршевые полки и батальоны к Понятовскому в Верею, готовиться оставить Можайск, чтобы организовать коммуникацию из Вязьмы на Юхнов. Из Вязьмы было приказано выдвинуть отряд маршевых войск генерала Ш. Ж. Эверса до с. Знаменского по дороге на Юхнов. Понятовский должен был предпринять из Вереи разведку на Медынь, чтобы установить состояние дорог оттуда до Юхнова.[290]

12/24 октября Понятовский направил в с. Кременское по дороге на Медынь авангард под командой генерала Ш. Лефевра-Дэнуэтта.[291] Капитан 5-го конно-егерского полка X. Дембинский вспоминал: «Недалеко от местечка Верея, зеленые крыши которого казались нам со стороны чем-то вроде оазиса, мы повернули влево, имея приказ идти к городу Медынь… Следуя к Медыни, мы вступили в край, где не было следов войны. Обилие всякого продовольствия, крупы, хлеба, мёда в сотах привело к тому, что мы забыли о всех неприятностях. Хотя это происходило в конце октября, наступили тёплые дни „бабьего лета“, и многие из нас сняли что-нибудь из своей одежды… Наша колонна была окружена небольшими отрядами казаков, тревожившими головной дозор, боковые заставы и даже арьергард. Обозов было много, так, что колонна, состоявшая из них, была в три или четыре раза длиннее колонны войска».

О настроении сельских жителей поляки узнали от своих боковых патрулей. «Несколько раз, — продолжает Дембинский, — подобный отряд натыкался на жителей, ещё остававшихся в деревне, или (что бывало чаще) находил их стоящими лагерем в лесу, где они прятались вместе с семьями и имуществом. Когда такой отряд вступал в разговор с крестьянами и хотел их убедить в том, что они побеждены, обычный ответ мужиков был: „И Смоленск ваш, и Москва ваша, но мы не ваши“. С жестоким доказательством этого неповиновения столкнулся вскоре не один из наших солдат, так как крестьяне, натыкаясь где-либо на единичного солдата, безжалостно забивали его палками». Поляки двигались без особых предосторожностей, выслав вперёд только разведчиков.

Вечером Лефевр донёс из Кременского: «Казаки, которые повстречались нам в Зубилово, двигались впереди нас досюда. Все города и деревни покинуты жителями, убегающими во всех направлениях, увозящими на повозках всё своё имущество… Отсюда до Медыни ещё пятнадцать вёрст, из которых десять вёрст по лесу. Крестьяне уверяют, что там имеется полк казаков. Вооружённые крестьяне собрались в Бабуйли в трёх верстах слева от дороги, по которой мы следуем. Если наше движение их не рассеет, я не намерен оставлять их спокойными в нашем тылу. При нашем приближении слышится набат со всех сторон. В окрестностях не имеется соединений регулярных войск». Генерал сообщил, что дорога из Медыни в Малоярославец — имеет протяжённость 25 вёрст, а дорога на Юхнов — 34; последняя не такая большая, как первая, но вполне подходит для движения повозок. Пройденная за день местность весьма открытая, и дороги очень хороши; «Мой арьергард, — сообщил Лефевр, — был атакован несколькими вооружёнными крестьянами. Имеются конные крестьяне, которые несут службу вместе с казаками».[292]