А. Махов - Тициан

• Название: Тициан
• Автор: А. Махов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006

Историю итальянской и мировой живописи невозможно представить без работ Тициана Вечеллио — выдающегося представителя венецианской художественной школы, одного из величайших мастеров эпохи Возрождения. Книга известного переводчика, знатока Италии и ее культуры Александра Махова с небывалой в отечественной литературе полнотой освещает долгий жизненный и творческий путь художника от его рождения в маленьком городке Пьеве ди Кадоре до смерти от чумы в должности официального живописца Венецианской республики. На основе множества источников автор рисует широкую панораму жизни Тициана, его друзей и недругов на фоне бурной истории Европы того времени.

---

Привязанный к дереву и пронзенный стрелой в грудь, он весь изогнулся, стараясь вырваться из пут, и почти повис на руках со вздувшимися мышцами. Сдерживая крик боли, святой своим видом выражает презрение к врагам и готовность бороться. Его правая нога опирается о поверженную колонну, на торце которой начертаны имя художника и дата — 1522 год. Вдали виден ангел, врачующий рану святому Роху. Здесь Тициан превзошел самого себя, рисуя полное напряжения молодое мускулистое тело героя — именно героя, а отнюдь не мученика. По свидетельствам биографов, художник считал этого Себастьяна лучшей своей работой. По динамизму и выразительной пластике фигура Себастьяна напоминает скульптуру Микеланджело «Восставший раб» (Париж, Лувр), хотя Тициан еще не был знаком с творениями великого флорентийца.

Много позднее он вернется к теме мученичества и трясущимися от старости руками создаст один из своих последних шедевров «Святой Себастьян» (Санкт-Петербург, Эрмитаж), на котором его герой перед смертью обращает взор к небу. Отчетливо виден один лишь правый глаз Себастьяна, и в нем читается не мольба, а неутоленная жажда борьбы за правое дело и неприятие существующих на земле порядков. Тициан до конца останется верен мечте об идеальном герое.

Для завершения работы над полиптихом он решил побывать в Брешии и успокоить настырного легата Аверольди. Ему не сиделось дома, где после рождения ребенка было полно каких-то кумушек, кормилиц и сиделок. Их явно стесняло мужское присутствие, и оба брата решили отправиться в дорогу, тем более что из Кадора приехали погостить и взглянуть на племянника младшая сестра Чечилии и ее брат Маттео, за которого когда-то было обещано похлопотать в высоких инстанциях.

Путь был неблизкий, и пришлось сделать остановку в Вероне, где у Тициана был старый долг. Но пока он смог показать настоятелю главного собора лишь картон с эскизом будущего алтарного образа, посвященного теме Вознесения Девы Марии, хотя и меньшего размера, но во многом повторяющий прославленную «Ассунту». Настоятелю ничего не оставалось, как рассыпаться в благодарности и запастись терпением.

Монсиньор Аверольди обставил приезд Тициана в Брешию с большой помпой, но художник не собирался долго здесь задерживаться. Осмотрев просторную церковь Святых Назария и Цельса с незаконченным еще фасадом и сняв с помощью брата замеры ниши, он четко представил положение будущего полиптиха. В городе его заинтересовали древний храм времен императора Веспасиана, романская ротонда и панорама, открывающаяся с холма Чиднео, откуда были видны многие памятники лангобардской культуры. Было сделано несколько рисунков, которые понадобятся для завершения центральной доски полиптиха. На прощание папский легат подарил Тициану гравюру с античной скульптурной группы «Лаокоон», обнаруженной в 1506 году во время раскопок в Золотом доме Нерона в Риме, о чем художник был уже наслышан. Ее пластика потрясла Тициана, что найдет свое отражение как в фигуре Спасителя, так и в изогнутости торса святого Себастьяна на брешианском полиптихе.

С Аверольди распрощались по-доброму, пообещав в ближайшее время завершить работу и отправить ее через контору Таксиса. На обратном пути было решено заехать в Виченцу, где Тициана давно ждали и где Палладио пока не успел установить свое безраздельное господство. По приезде туда произошла неожиданная встреча с бывшим учеником Парисом Бордоне, напомнившая Тициану о неприятной истории с картиной для церкви Сан-Никола. Щеголь Бордоне был искренне рад встрече с мастером, сделав вид, что в прошлом между ними ничего не было. Его пригласили поработать в лоджии дворца дель Капитано по рекомендации местного эрудита и литератора Джованни Триссино, автора первой итальянской трагедии «Софонисба». Тициан недавно познакомился с ним на одном из литературных вечеров в Ферраре. Бордоне почти закончил свою фреску «Опьянение Ноя» и вскоре отбыл восвояси. Его работу Тициан оценил по достоинству, углядев в ней собственное влияние. По привезенному эскизу и с помощью Франческо он быстро написал «Суд Соломона» в той же дворцовой лоджии (фреска была варварски уничтожена, когда Палладио принялся перестраивать здание).

Настало время сдачи работы заказчику. Как свидетельствует в своих записках Микьель, явился сам капитан-губернатор в сопровождении свиты. Понимая, что имеет дело с официальным художником республики, расположения которого домогаются многие заказчики, он принялся расточать похвалы, выделив «Опьянение Ноя» как наиболее впечатляющую фреску, в которой славному мастеру удалось с таким блеском себя проявить. Ситуация была поистине комичной. Братья понимающе переглянулись, а Тициану живо вспомнилось, как когда-то одна из написанных им фресок в Немецком подворье настолько понравилась венецианцам, что многие приняли ее за работу самого Джорджоне, из-за чего тот затаил на Тициана смертельную обиду. Теперь история повторилась, приняв иной оборот. Ученик превзошел учителя, который однажды лишил его желанного заказа. Этот случай не мог не задеть Тициана за живое. Возможно, именно тогда он понял, что ничто в этой жизни не проходит бесследно и что наступает день, когда за все приходится платить.

Возвращение домой было радостным. После родов Чечилия еще больше расцвела, похорошела, и Тициан не мог на нее налюбоваться. За время его отсутствия дважды наведывались посланцы нового дожа. На следующее утро он отправился во дворец. Зная о любви нового дожа изысканно одеваться, он внял советам Чечилии и надел любимый ею бархатный синий сюртук. Для порядка его продержали час в приемной. Когда же он начал проявлять первые признаки недовольства, церемониймейстер пригласил его в зал. Дож просто и радушно принял художника, сказав, что хорошо помнит его покойного деда Конте и отца Грегорио, которые проявили себя мужественными воинами в годы военного лихолетья. Затем он поинтересовался, над чем работает художник и каковы его планы. За разговором Тициан сумел сделать набросок карандашом и договорился о следующей встрече.

О новом доже Тициану многое порассказал Аурелио. Оказывается, в молодости Гритти был преуспевающим коммерсантом, занимаясь торговлей зерном. В Константинополе у него было свое представительство, через которое по заданию сената республики Святого Марка он сумел наладить работу разветвленной шпионской сети, собиравшей ценные сведения о турках. Но среди платных агентов выискался предатель, и Гритти был изобличен. Турки упрятали его в тюрьму, откуда ему удалось бежать не без женской помощи. Поговаривают, что он был сердцеедом и пользовался успехом у женщин. В Османской империи у него осталось трое внебрачных сыновей, что припомнили противники его избрания на пост дожа. До самой старости дож сохранил вкус к изысканным одеяниям и дорогим перстням, что найдет отражение в его портретах кисти Тициана.

Гритти особенно преуспел на военном поприще, прославившись в войне против Камбрейской лиги и умело руководя защитой осажденной врагом Падуи. Он превратил бывшего врага, французского короля Франциска I, в друга, вызволив его из позорного германского плена, куда он попал вместе с сыновьями после поражения в битве под Павией. Наконец, Гритти сумел вернуть Венеции ее прежние владения — Брешию и Верону.

Кроме официального портрета по заказу нового дожа Тициан с помощью брата и подмастерьев расписал несколько стен в апартаментах и часовне дожа, в том числе изображение правителя с любимой собачкой и одну обетную картину. Тициан видел, как, возвращаясь к себе после заседания в Совете Десяти или в сенате, дож на минуту задерживался на лестнице, кидая взгляд на работу мастера с подручными, и, не проронив ни слова, удалялся в свои покои.

Среди работ во дворце особо выделяется фреска «Святой Христофор», написанная над лестницей, ведущей в апартаменты дожа. Несмотря на ее внушительный размер (310x186 см), работа была выполнена, как отмечает Санудо, всего за три дня, чему дож немало подивился. Не исключено, что им подсказан и сам сюжет фрески, имевший определенную политическую подоплеку. Выразительная фигура святого, ступающего по воде и несущего на плечах младенца Иисуса, дана на фоне венецианской лагуны с виднеющимися вдали Дворцом дожей, колокольней Сан-Марко и отрогами Доломитовых Альп. Как известно, в сентябре 1523 года, грубо нарушив перемирие, французы снова вторглись в пределы плодородной Паданской равнины и разбили лагерь у селения Сан-Кристофоро неподалеку от Милана, обозначив тем самым свои притязания на эти земли. Мощная фигура святого Христофора должна была служить грозным предупреждением коварному и неблагодарному королю Франциску I, что Венеция готова постоять за себя и изгнать непрошеных гостей с итальянской земли.

За свою долгую жизнь Тициан успел написать с десяток портретов дожей для зала Большого совета, но все эти работы погибли во время пожара. Кроме официальных портретов ему обычно приходилось делать копии по заказу семьи очередного дожа. Сохранились несколько портретов Гритти, среди которых стоит выделить посмертный портрет (Вашингтон, Национальная галерея), как бы подводящий итог славного шестнадцатилетнего правления Гритти. По-видимому, он был написан по просьбе семьи дожа после возвращения Тициана из Рима, где он видел мощную скульптуру Микеланджело «Моисей». На портрете старого Гритти запечатлен тот же жесткий взгляд, что и у микеланджеловского пророка; фигура и лицо дожа написаны энергичными мазками, подчеркивающими властолюбивый характер правителя Венеции. Не забыта художником и склонность Гритти к ярким дорогим облачениям. Кроме портретов кисти Тициана и исторических документов Венеция хранит память о славном доже в названии одной из лучших своих гостиниц на Большом канале.