Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

• Название: Тысячеликий демон
• Автор: Ростислав Левгеров
• Жанр: Фэнтези

Хаос уже начал расползаться по земле. Он соберет обильную жатву и миллионы жизней упадут в бездонный колодец смерти, но... кто знает? Может, удастся спастись? Может быть, найдется сила, способная противостоять злу? И какая роль уготована в грядущих событиях суровому воину-кочевнику.

---

А сейчас эти дворы, палаты пустовали. Черные, покосившиеся дома зияли бездонными провалами окон. По безлюдным улочкам гулял ветер, несший с собой мусор. И повсюду – бедные, обреченные люди, глядевшие на них с нескрываемой надеждой.

Семен возненавидел этот Воиград. Он проклял Блажена, ввергнувшего цветущий край в бездну. Он еле сдерживался, видя как дубичские братья с приспешниками, словно ненасытные псы, готовы вонзить зубы в этот гниющий кусок.

Он хотел сбежать.

А сейчас, в этот самый момент Семен жаждал уединения, чтобы погрузиться в свои невеселые мысли. Однако ноги его привычно принесли к казармам, где расположилось большинство багунов. Заметив шумную компанию во дворе, он остановился, но было поздно.

– Эй, батько! – заорал Тур. – Подь сюда! Выпьем! Смотри, чаво мы надыбали! Бражку, едрить твою мать! У попов! Взяли в оборот одного ихнего недоумка – кажись его зовут Клеарх. И тряханули гада – сразу всё отдал, чертов сын!

– Уж больно гадка, – проворчал Ляшко. – Не пей, Семен. Лично мне не лезет. Тьфу!

– Не хочу я пить, – буркнул Семен, жалея, что пришел сюда. "Можно было исчезнуть куда-нибудь, – подумал он. – Так нет, опять приперся. Эх, ноги мои, ноги…"

Искомая бутыль, оплетенная ивовыми прутьями, стояла прямо на земле. Десять или двенадцать человек расположились вокруг нее тесным кругом – на пеньке, на ведре, а кто и на траве, поджав под себя ноги и крутя длинный ус.

– Чё смурён-то? Не налил Военег, али как? – поинтересовался Тур. – Так мы щас енто дело поправим.

– Нет, не надо. Пойду лучше прогуляюсь.

– Прогуляюсь? – переспросил Леваш, открыв рот.

– А! Так ты девку какую хошь… тово? – воскликнул Тур, и показал красноречивый жест.

– Может быть.

– Выпей для храбрости.

– Чего-чего?

– Правильно, – рассудительно произнес Мал. – Багунам, ядрёна вошь, перед боем незачем храбриться. А что есть грех, как не самый бой?

– А раз бой, – торжественно изрек Тур, подняв треснутую деревянную кружку, медленно истекающую церковным самогоном. – Так вонзи в нее свой меч! По самые, едрить ее, помидоры. И поворочь там как следует!

– Непременно, – бросил Семен, удаляясь и радуясь, что так быстро отвязался.

"И куда идти? – думал он, не спеша прогуливаясь. – Что делать? Надо бы найти укромное местечко, и обдумать, как мне смыться, и куда смыться".

Позади казарм находился длинный приземистый кирпичный сарай, крытый обомшелой черепицей и окруженный одичавшей тополиной рощицей. Около одной из отдушин кружила сипуха, держа в клюве крысу. Семен остановился и стал наблюдать за птицей. В отдушине находилось ее гнездо, и невидимые птенцы издавали громкий писк, видимо почуяв мать. Семен уселся под одинокой березой, прислонился к стволу и, сунув соломинку в рот, с наслаждением следил за полетом сипухи.

Она сунулась в дыру, и спустя минуту вылетела. Покружила около гнезда, убедилась, что поблизости нет хищников, резко вспорхнула ввысь и исчезла в голубой дали.

"А я – разве не хищник? – мысленно спросил ее Семен. – Откуда ты знаешь, что я не залезу тебе в дом и не поем твоих детишек?"

Семен повесил голову. Тишина. Храп коней в стойлах, мат багунов, шорох деревьев.

Стоп. Шелест. Кто-то находился в рощице за сараем. Шуршала первая палая листва, хрустели ветки, скрипели сапоги.

До Семена донеслись голоса. Кто бы это мог быть? И здесь? Семен подкрался к сараю. Голоса послышались отчетливей, но слов он не разбирал. "Зачем мне это нужно? – заворчал Семен, подкрадываясь ближе, вдоль стены сарая, к высоким зарослям крапивы. – Воровская привычка, будь я неладен. Ведь не успокоюсь. Ну и ладно, не я один тут такой. Потешу себя, ежели конечно, там не какие-нибудь голубки. Да нет, в таком-то месте? Кому охота голой жопой в крапиву соваться?"

– Итак, договорились, – прозвучал до боли знакомый голос и Семен замер. Военег. – Вечером, ближе к ночи.

Что ответил его собеседник, Семен не понял, но голос был ему не знаком. Чужак.

– Я прошу, – продолжил Военег. – Без выкрутасов. Как обычно. Ты знаешь.

Снова баритональный, чуть хрипловатый голос, выдавший короткую фразу, из которой Семен разобрал только: "…Сразу…"

– Очень хорошо, – сказал Военег. – А вы позаботитесь…

Кто-то из них еле слышно прочистил горло, заглушив последние слова князя.

– Да-да… непременно…

"И Лавр тут…"

– Так, расходимся, – скомандовал Военег и все трое, хотя, судя по шагам, четверо, поспешили покинуть место тайного совещания.

Семен сидел там еще долго, обдумывая услышанное. И чем дольше он думал, тем больше укоренялся в решении сбежать. "Не будь я вор, – думал он, – если не исчезну. Как говорится, бывших воров не бывает – мастерство, оно не куда не денется. Вот и хорошо. Будьте здесь без меня, братки. Начну новую жизнь. Тихую. Мирную. В деревянном, черт побери, доме. Сам построю. И-эх!"

Весь день все три рассорившиеся стороны провели в гордом одиночестве. Военег посетил библиотеку, и занялся там чтением "Хроник Двенгана", услужливо предложенной ему Асмундом. Андрей, которого Военег намеревался там застать, в библиотеке так и не показался – Асмунд объяснил, что князь плохо себя чувствует и лежит в своей опочивальне. Военег хотел было пойти к нему, но присутствующий неподалёку Доброгост посоветовал этого не делать.

"Его высочество очень и очень зол, – сказал писарь. – И мучается сильными болями. Вряд ли вы чего-то от него добьетесь, кроме… грубостей".

Борис, что удивительно, весь день просидел в облюбованном им домике в саду, неподалёку от библиотеки. Из оного домика (живописного деревянного сруба, с печкой, с резным крыльцом), весь день доносились охи и вздохи; суровые дружинники, стоявшие у дверей на страже, изредка улыбались и подмигивали друг другу. Этот домик, кстати, в народе звался Колыбельным – немало цариц нянчили здесь княжеских отпрысков. Только вот, будет ли Колыбельная оставаться таковой после озорства в ней Борьки-шалопута, большой вопрос.

Мечеслав чувствовал себя плохо. У него болела голова, одолевала вялость и сонливость. Но он не хотел сидеть на месте и порывался встретиться с дубичскими братьями, чтобы, как он выразился "Поговорить по душам", но тронный зал пустовал, а в столовом зале одиноко сидели бояре, мелкие служки и дружинники со всех трех княжеств.

– Разбрелись по норам, – горестно качал головой великий князь, в который раз глядя на погруженный в полусумрак огромный зал. Вдали чернел трон. – Не иначе, замышляют что-то. Не в добрый час я решил их пригласить. Обманул сам себя. Обманул. Одолевают меня, подруга моя, невеселые мысли. Как хочется высказаться. Как хочется. Не могу я больше так. Пусть что-то решится. Хоть потоп, но чтобы конец всему этому. Мои братья, отец – в могиле, а хлебаю из их горькой чаши. Пошли отсюда, Искра.

Искра как могла утешала Мечеслава, жалела, хотя сама чувствовала себя ничуть не лучше. Растущее беспокойство о возлюбленном, который в этот злополучный, невероятно тоскливый день, потихоньку впадал в тяжелую депрессию, перемежалось с сомнениями и досадой. Ей казалось, что она по доброй воле обрекла себя на эту участь, приклеилась к чему-то больному и умирающему. Искра снова и снова спрашивала себя, зачем ей всё это нужно, может ли она всё бросить, и понимала, что нет.

Она не могла бросить Мечеслава. Она ходила за ним по пятам, словно за ребенком.

В полдень Мечеслав, уступив настояниям Искры, лёг спать. Но проспав полчаса, он вскочил и сразу же побежал в тронный зал. Встретив на пути Олега, он приказал ему немедленно привести к нему дубичских братьев; горячо и убежденно говорил растерявшемуся юноше и необходимости безотлагательного совета, но видя, что воевода раздумывает и обеспокоенно поглядывает на государя, пришел в ярость.

Ярость сменилась истерикой: Мечеслав вопил что-то совсем несуразное, рвал на себе одежду, плакал, смеялся и бегал по зале, будто затравленный заяц. С большим трудом Искра, Олег и слуги успокоили царя. Лекарь – из местных – посоветовал пустить ему кровь.

– Настойки здесь вряд ли помогут, – авторитетно заявил он. – Можно было б попоить мятой, цветами зверобоя. Но уж больно он возбужден. А вот пиявки наверняка помогут. Уж это точно. Государь ослабеет, и преспокойно себе пролежит в постели. И пускай себе отдохнет, пускай. Негоже в таком состоянии вершить дела, хоть государственные, хоть какие.

Некоторое время прошло в тишине и спокойствии. Ближе к вечеру Мечеслав, так и не заснув, очнулся от оцепенения (всё время, после процедуры с пиявками, он просидел в кресле с открытыми, но абсолютно пустыми глазами).

– Искра, – прошептал он. – Где ты?

– Я здесь, мой милый. – Девушка отложила книгу, которую читала, лежа на кровати и кинулась к Мечеславу. – Что тебе? Может чаю? Как ты себя чувствуешь?

– Я должен поговорить с ними…