Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

• Название: Тысячеликий демон
• Автор: Ростислав Левгеров
• Жанр: Фэнтези

Хаос уже начал расползаться по земле. Он соберет обильную жатву и миллионы жизней упадут в бездонный колодец смерти, но... кто знает? Может, удастся спастись? Может быть, найдется сила, способная противостоять злу? И какая роль уготована в грядущих событиях суровому воину-кочевнику.

---

– Чем могу быть полезен, повелитель?

– Я иду на Талгата. Собери всех сию же минуту, и как можно скорее. Времени мало.

Мамат, не оборачиваясь, щелкнул пальцами, и один из его приближенных тут же ушел.

– Что делать с изменниками? – с натянутой улыбкой спросил ван.

– Ты меня разочаровываешь, Мамат-гай, – надменно проговорил Барх. – Что с ними делать? Неужели не знаешь?

– Но их так много… – пробормотал побледневший Мамат. – Семьсот прекрасных бойцов…

– Убей всех.

Мамат отшатнулся, как от пощечины, и с ужасом поглядел на кагана. Барх ничем не выдал своих чувств, сидел прямо и неподвижно, глядя на него, точно хозяин на больного раба, так что Мамат, хорошо знавший своего отца-шутника, растерялся – повелитель не шутил.

– Может быть, казнить часть? – нерешительно спросил он. – Только самых злостных и непримиримых, зачинщиков? – И с вана впервые сошла маска брезгливости.

– Возьми себя в руки! – проревел побагровевший каган. – Или ты знаешь кто из них зачинщик? Главный зачинщик уже в земле, далеко в степи! Соберись, или пойдешь под топор вместе с ними!

– Нет…

– Пять дюжин, нет… четыре, – смягчился Барх. – И пусть изменники сами выберут их. Казнить немедленно. Остальных вместе с семьями отдать в рабство, лишить всего имущества и имена покрыть позором.

Бедняга Мамат вышел из юрты пошатываясь, длинные пальцы то сжимались, то разжимались, и вообще, казалось, жили своей жизнью; продолговатое лицо, ставшее очень живым, попеременно отображало все обуревавшие его чувства: страх, боль, решимость…

Он не умел скрывать свои эмоции, этот Мамат-сухарь, он был добрый, он был настоящим отцом своего народа, и вызывал отчаянное чувство жалости – самое едкое и жестокое чувство из всех человеческих чувств.

Изменников собрали в поле, у загона для овец, где находился насквозь пропитанный кровью пень с измочаленными краями, в которых застряли, волнуемые ветром, клочки овечьей шерсти. Мамат объявил им "свою" волю – нашел в себе мужество, молодец, – но сделал это так трогательно и мучительно, что Ашант ощутил, что этот человек начинает раздражать и его. Несчастный ван смотрел в землю, часто кашлял и не знал, куда девать свои руки.

Изменники выслушали приговор стоически: никто не запаниковал, не возроптал, не сдвинулся с места. И почти сразу в загон начали заходить люди – в основном молодежь. Это и понятно – лучше смерть, чем позор рабства. Но тут в процесс решил вмешаться один из самых запоминающихся мужей во всем воинстве кагана, а именно – Хаваш Одноглазый. Он встал у калитки и своим единственным глазом пристально и хищно осматривал всех, кто по доброй воле шел под топор: кого-то прогонял, кого-то впускал, при этом активно орудовал кнутом, и успокоился, только когда набралось нужное количество. Остальные загудели, выражая недовольство (удивительно, как сильно они желали смерти!), но Хаваш поистине осквернил небеса, разразившись столь страшными ругательствами, и подкрепив сиё действие ударами бича, что Шайтан был вынужден осадить его.

Хаваш был мерзок до жути. Его манера двигаться, разговаривать (даже не разговаривать, а рычать), – во всем проявлялась исступленная жестокость и садизм. Первый раз в жизни Ашант видел человека, напрочь лишенного добра, напрочь лишенного всего, что хоть отдаленно напоминало что-то такое. И ему почему-то стало смешно, удивительно смешно, ибо такой явно нехороший человек казался вымыслом, игрушкой богов.

Между тем, Барх заметил в числе смертников того самого смышленого юношу.

– Подойди сюда, – приказал он.

Парень ловко перепрыгнул через загородку и вытянулся перед каганом.

– Как тебя зовут?

– Хайдаром.

– Как героя?

– Да, повелитель.

– Я дарю тебе жизнь и свободу, Хайдар. Забери свой меч и иди под командование Берюка. Он старый, опытный воин, сделает из тебя героя.

Но Хайдар, к удивлению всех окружающих, совсем не обрадовался.

– Чего ты стоишь? – нетерпеливо бросил каган. – Ты свободен. Ты и твоя мать, жена…

– У меня нет матери, – тихо ответил Хайдар. – Вся моя семья там, в загоне и за ним. Позволь мне умереть. По мне смерть более привлекательна, нежели твоя милость, повелитель. Ты уж извини.

Сказав это, Хайдар развернулся и грустно побрел назад.

– Чего ты хочешь? – спросил его остолбеневший Барх. – Хочешь чтобы я всех освободил?

– Не надо, повелитель. – Хайдар говорил печально, отрешенно, будто сейчас он не дерзил кагану, а просто давал ему дружеский совет. – Не подвергай риску своё тщеславие. Да и кто я такой, чтобы о чем-то просить самого "хана ханов".

Впервые за эти дни Барх растерялся. Он на минуту опустил глаза, напряженно раздумывая над сложившейся ситуацией и, наконец, сказал:

– Отлично. Я подарю тебе смерть. Мамат-гай!

– Я слушаю, повелитель.

– Отруби ему голову. Я не хотел этого, Хайдар, но ты вынудил меня. Ты уж извини.

– Почему я?.. – промямлил Мамат. Он стоял перед возвышавшимся над ним каганом, бледный, дрожащий.

Барх протяжно вздохнул и буквально пригвоздил вана тяжелым взглядом. Взглядом, свойственным только ему – мрачным и неотвратимым, как и сама смерть.

Мамат покорился. Срывающимся голосом он потребовал топор – совсем как нищий, просящий милостыню. Доплелся до загона. Хайдар уже приготовился, сцепив руки за спиной и обхватив коленями пень.

– Сколько же тебе лет, сынок? – поинтересовался Мамат.

– Семнадцать.

– Семнадцать… Что ж, да простят меня духи предков! Ложись, парень.

Мамат размахнулся, но, то ли рука его дрогнула, то ли ван не очень хорошо владел топором, но он не отрубил Хайдару голову, а вместо этого врезал криво, как-то плашмя по затылку, скользнув острием по плечу. Послышался хруст, из раны на затылке хлынула кровь; юноша вскочил как ошпаренный и истошно завыл, потом упал и, страшно вереща, покатился по земле.

Мамат выкатил глаза и выронил топор. Но, быстро опомнившись, погнался за юношей, хватая его своими ломкими руками-палками, точно пастух овцу.

В этот момент взоры всех присутствующих обратились к кагану. Но он молча наблюдал и на лице его не дрогнул ни один мускул.

– Ты что делаешь, безумец?! – заорал Хаваш и пинками отогнал вана прочь, после чего бросился на спину пребывающему в шоке парню и милосердно вонзил в его шею кинжал. Хайдар дернулся и затих.

– Уведите его, – кивнул в сторону Мамата Барх. – У него только один шанс смыть сегодняшний позор – собрать побольше воинов и храбро побиться на поле боя против Талгата. Что скажете, вассалы Мамата? Готовы ли вы отстоять честь славного Пурханова рода?

– Да! – неожиданно дружно закричали местные.

Мамат сидел на земле и плакал.

Но на этом представление не окончилось. Оно только началось. Каган Барх потребовал найти человека из местных жителей, способного поработать спокойно, умело и без соплей. Ждать долго не пришлось – палач отыскался сам. Им оказался ничем не примечательный хромой толстячок, к тому же изрядно пьяный. При нем был топор, сильно смахивающий на боевую секиру венегов – бердыш (скорей всего, трофей). Палач, даже не вполне твёрдо держась на ногах, быстро и ловко снес головы дюжине, после чего признался, что устал. Его заменил Хаваш, прямо таки изнывавший от желания поубивать. Казнив пятнадцать человек, он был прогнан Берюком (ну как же без него!). Старый нукер прикончил еще дюжину, и уступил место Яруновым наемникам, весьма и весьма довольный собой. Наемники чуть не передрались между собой, они хватали приговоренных и тащили каждый в свою сторону, но после вмешательства своего командира успокоились и завершили дело, оставив последнего – щербатого – Шайтану. Удар Исы был такой силы, что голова со свистом отлетела в сторону и пень раскололся. Бывшие воины, а ныне рабы, как ни в чем не бывало, уносили трупы своих товарищей и складывали в углу загона, туда же кидали отрубленные головы, но они непослушно растекались, шлепая по собственным лужам крови, точно арбузы.

Зрелище распалило толпу, плотной стеной окружившую место казни. Недавние соседи изменников осыпали их проклятьями, свистели, улюлюкали и хвалили палачей, особенно толстячка – видели? Он пьяный, рыхлый, но как точен! Мастер! (Толстяк кстати был скотоводом, одним из самых богатых в улусе).

Ашант понимал, почему так произошло – народу по нраву сильные вожди, а Барх показал себя именно таковым, дал людям почувствовать свою железную хватку, и этот знаменательный день возвестил о появлении нового хана адрагов. Вскоре во всем Нижнеземье знали о Бархе-убийце, Бархе Жестоком, – лестные прозвища для любого повелителя.

Но когда все уже стали расходиться, Ашант вдруг вспомнил. Эта боль – старуха Ауры – не приходила к нему уже давно. Курултай, сегодняшние события, – ничто не потревожило его. Как странно, ведь он сочувствовал Хайдару, и этого было достаточно для начала приступа, но…