Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон

• Название: Тысячеликий демон
• Автор: Ростислав Левгеров
• Жанр: Фэнтези

Хаос уже начал расползаться по земле. Он соберет обильную жатву и миллионы жизней упадут в бездонный колодец смерти, но... кто знает? Может, удастся спастись? Может быть, найдется сила, способная противостоять злу? И какая роль уготована в грядущих событиях суровому воину-кочевнику.

---

Завладев столь необходимым предметом, Хаук осмотрел коридор. Он был под завязку завален старыми обносками, посудой и всяческим никому не нужным хламом. Полчища тараканов разбегались во все стороны, как только их касался слабый, трепещущий отблеск лучины. Хаук с осторожностью двинулся вперед по этой "дороге страданий", как он назвал про себя данное помещение, и, в конце концов, подошел к трухлявой холщовой ширме, за которой горел свет и слышались чьи-то голоса, после чего лучина погасла.

– Можно? – спросил он, приподняв ширму.

– Заходи, етит твою мать! – услышал он в ответ.

В комнате с высоким потолком и голыми стенами, обнажавшими грубую кирпичную кладку, сидело за круглым деревянным столом трое. Первый из них – одноногий узколобый мужик в одних трусах, с волосатой грудью и тупой физиономией дебила. Рядом, прислоненный к столу, находился костыль. Второй являлась взлохмаченная женщина, что называется, порядочно накинутая, в поношенном ажурном платье с глубочайшим декольте, из которого буквально вываливались наружу обвислые груди. Третьим являлся маленький тщедушный человечек, производящий впечатление умного и начитанного парня.

Вся троица пировала – на столе находились литровые снухийские бутылки с ромом и черствый хлеб в качестве закуски. По нему, как и следовало ожидать, бегали прусаки и жирные мухи. Справа, в шаге от стола, стояла койка, на ней кто-то лежал, скрытый под грудой вонючих одеял.

Внимание Хаука сразу же привлек тщедушный. Согнувшись в три погибели и закрыв глаза, он говорил странные слова:

– Да, несомненно, твердо и несомненно – это важное утверждение. Но тут встает вопрос: возможно ли именно так, а если иначе, то вероятность предыдущего, уже особо рассмотренного нами момента, не исчезает ли она? И новое затруднение: существует ли, хоть сколько-нибудь видимая, и, следовательно, осязаемая и одушевленная, но не статичная, а колебательная, я бы даже сказал, периодически колеблемая допустимость возвращения в первый, уже особо оговоренный и пристально рассмотренный нами момент? Действительно, проблема, поднимаемая…

– Закрой пасть, мозгляк! – рявкнул одноногий и стукнул кулаком по столу. – Проходи, садись, Михай, выпей…

Хаук опешил, но собравшись с духом, прошел и сел на предложенный стул.

– Ну? Рассказывай, пенёк!

– Извините, – кашлянув, сказал Хаук, – но я не Михай…

– А кто же? – удивился одноногий.

– У него все Михаи, – произнесла женщина и рыгнула. – Все, кроме меня. Я – Маруся, а на самом деле Катрина.

– Ты Михай, иль нет? – продолжал допытывать одноногий. – Михай! Головой чтоль стукнулся?

– Если бы, предположим, – как во сне бормотал тщедушный. – И предположим осторожно, двигаясь ощупом и мысленным пытанием, что предыдущий, колеблемый с периодичностью случайности момент, выбьется из заданного – только кем? – пути…

– Пей давай, не парь мозга! – приказал одноногий, и, вытерев грязным пальцем кружку, налил туда ром.

– Нет спасибо, – отмахнулся от предложения Хаук. – Я болен, кхм, язва…

– Хер с ней!

– Нет, нет!

– Врешь! Нет у тебя, собаки, никакой язвы!

– Нет, я пришел лишь спросить…

– Ну, ты даешь, Михай! Не узнаю тебя!

– …я ищу Роока…

– Ааа! Роока? Да вот он, спит! – Одноногий развернулся, схватил костыль и со всей силы ударил им спящего. – Вставай, морда, к тебе пришли!

Койка зашевелилась, и, к невыразимому ужасу Хаука, оттуда выглянул… Роок.

– Поднимайся, хрен зассатый!

Роок быстро вскочил и встал, вытянувшись в струну и закатив глаза вверх. Дядя Хаука выглядел просто кошмарно: кожа на лице и подбородке отвисла, под глазами болезненно-серые круги, лощеное брюхо превратилось в уродливый нарост на тощем теле; одет он был в одну лишь сорочку, короткую и иссечённую внизу в нитку, никак не прикрывавшую срамоту…

– Дядя… – Хаук сначала приветливо улыбнулся, затем застыл в смятении. Роок окинул комнату взглядом полного идиота, и ни сказав не слова, рухнул в кровать. Хаук дернулся вслед за ним, намереваясь поднять его, но не решился на это и попятился назад.

– Эй, етит твою мать! – заревел одноногий, колотя костылем по голому заду Роока. – Поднимайся недоумок, к тебе гость пожаловал!

Роок в ответ замычал. Хаук шлепнулся на стул. У него закружилась голова. Тщедушный открыл глаза, посмотрел на койку, снова закрыл их, и ритмично покачиваясь, продолжил:

– Всякий раз, крутясь в тщете стремления обнаружить точку, от коей и исходит исходное Колебление, мы натыкаемся на бесчисленность и неупорядоченность мыслимых и немыслимых моментов – статичных и колебательных. При этом обнаруживается, что все колебательные моменты суть периодически колеблемые, за редким исключением…

– Нет, ты посмотри, Маруся! – кричал одноногий, повернувшись к койке. – Дрыхнет, черт!

– Отстань от него, Дрон, – промурлыкала Катрина заплетающимся голосом. Она обнажила одну грудь с чудовищно растянутым бледно-розовым соском, и приложила к ней ладонь одноногого.

– Э-э-э… – осклабился Дрон и придвинулся к ней поближе. – Чё, побабахаемся, вошь ты немытая?

– …мы сталкиваемся с непропорциональностью моментирования, что означает ошибку, закравшуюся в сокровение Точки Колебления…

Хаук чувствовал себя всё хуже. Он начал задыхаться. Помутневшими глазами он смотрел на людей, окружавших его; он хотел закричать, но крик застрял в горле…

Катрина разделась донага и уселась Дрону на колени, перед этим спустив с него трусы.

– … Поиск предыдущих моментов, представляется нам единственно важной, в означенном стремлении познать сущность Точки, задачей…

Катрина высунула язык и провела им по щеке одноногого. Язык высовывался все дальше и дальше, он уже обвил шею Дрона и сдавил её. Одноногий начал задыхаться, глаза вылезли из орбит, но он по-прежнему тупо улыбался… Женщина схватилась за волосы своего любовника и кровожадно застонав, ткнула его лицо в свои висячие груди. Бедняга судорожно задергался, вцепился ногтями в её спину и стал рвать на ней кожу. Из порезов выскакивали тараканы и вскоре покрыли стол сплошной шевелящейся массой.

Хаук упал. С трудом поднявшись, он оглянулся в поисках выхода, но его не было. Катрина совокуплялась с Дроном, дико рыча и все сильнее стягивая своим мерзким языком его шею. Вот уже голова преломилась набок…

Хаук хотел закрыть глаза, но и этого не смог сделать. Он как проклятый смотрел на все происходящее вокруг. В сердце укололо. Заныло плечо. Шляпа, где шляпа? Вот она рядом, на полу.

Голова одноногого упала на пол, разбилась, как арбуз, и из неё вылетел рой мух. Хаук шел прочь от них. Он передвигался с величайшим трудом. Прочь, прочь отсюда!..

– Хаук! – Он узнал этот голос. Нет, не может быть. Ему это кажется. Не может быть! Не надо…

Однако Хаук обернулся. Роок тонул в койке, словно в болоте. Сорочка превратилась в паутину, в центре которой торчали его голова и руки, цепляющиеся за кровать.

– С однозначностью случайности, разыскивание вероятностей предыдущивания бессмысленна, – раздался рядом неприятный шипящий голос, и Хаук обнаружил около себя тщедушного. Человечек вперил в него красные, как огонь глаза, изо рта торчали, смоченные слюной острые клыки. – Но с точки зрения познания невообразимости предстоящего очень даже необходима…

Монстр выплевывал мудреные слова как яд, надвигаясь на Хаука, словно скала. Позади него огромный паук пожирал мозги Роока, а Катрина и Дрон превратились в куски мяса, валявшиеся на столе, на стуле, на полу и издававшие звуки, похожие на стоны любовников. По стенам ползли тараканы, потолок облепили мухи…

Выход! Хаук с воплем вывалился в коридор и побежал по нему, сметая все на своем пути. Тряпки падали на него, обдавая пылью и гнилой трухой.

Выход!

Темнело. В сгущающихся сумерках беспорядочно разбросанные квадратные здания Казарм показались Хауку похожими на древний Город Мертвых, где он однажды побывал. Впечатление усиливалось практически полным отсутствием какой-либо растительности; чахлая рощица осталась позади. По пустым улицам бродили тихие люди, размытые ночью, похожие на привидения, и казалось, что их нет, они нереальны и искусственны, будто сошедшие с картины фигуры.

Чен деликатно молчал, изредка поглядывая на своего спутника, всецело погрузившегося в себя. Он вывел его из Гатии, и они шли уже по Портовым Рынкам, все еще шумевшим и ярко освещенным, несмотря на позднее время.

– Ну? – решился, наконец, прервать затянувшееся молчание мальчик. – Дальше я не пойду, ладно? Иди. Я найду тебя.

Хаук, не останавливаясь, кивнул. Мальчик с некоторой грустью посмотрел нему вслед. Этот странноватый дядька даже понравился ему. А, ну его! Чен развернулся и бодро зашагал назад, но тут же остановился, привлеченный шумом. По торговой площади прогрохотала позолоченная колесница, запряженная двумя великолепными скакунами. Ею управлял держа в руках поводья, важный смуглый человек в черно-оранжевой ливрее. Сзади сидел могучий чернокожий воин, в сверкающем золоченом панцире, изукрашенном стремительными переплетающимися черными линиями. Жесткое лицо воина, с грубыми, прямыми чертами, не выражало никаких эмоций; голые плечи и руки покрывали многочисленные рубцы. Человек в ливрее зычно крикнул, натянул поводья, и колесница остановилась около Хаука, который вяло глянул на неё и продолжил путь.