Ростислав Кинжалов - Шесть дней Древнего мира

• Название: Шесть дней Древнего мира
• Автор: Ростислав Кинжалов
• Издательство: Лениздат
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1989

Книга доктора исторических наук Р. В. Кинжалова рассказывает, как протекала жизнь человечества в нескольких городах — центрах крупных цивилизаций — в определенный исторический период. Три из них находятся в Старом, а три — в Новом Свете. Читатель сможет присутствовать и при постройке одного из семи чудес света — пирамиды египетского фараона Хеопса, и при священной игре с быками древних критян, и при разгрузке торгового корабля в александрийской гавани. С семидесятиметровой высоты храмовой пирамиды он будет наблюдать культурную жизнь индейцев Тикаля, затерянного в гватемальских джунглях, станет свидетелем таинственных обрядов исчезнувшего народа мочика и участником беседы-состязания ацтекских поэтов.

---

«…Имена [мудрых] пребывают вовеки, [хотя] они отошли, закончили свои жизни и неизвестно уже потомство их. А ведь они не делали себе пирамид из бронзы с надгробными плитами из железа. Они не заботились о том, чтобы оставлять наследниками детей, [которые бы] произносили их имена, но они сделали своими наследниками писания и поучения, которые они сотворили. Они поставили себе [свиток] вместо чтеца и письменный прибор вместо «любящего сына». Книги поучений стали их пирамидами, тростниковое перо — их ребенком, поверхность камня — их женой. И для них [тоже] были сделаны двери и залы, но они развалились. Их жрецы [ушли], их надгробные плиты покрылись прахом, их комнаты забыты. Но имена их произносятся из-за писаний, которые они сотворили, ибо они были прекрасны, и память того, кто создал их, [пребывает] вовеки…»

Пишущий останавливается и бросает сосредоточенный взгляд вправо. Там на небольшом пьедестале стоит статуэтка павиана — олицетворения писца, погруженного в себя и в Слово. Ибо бог Тот — павиан — открыл искусство чтения, он создал письмо, он изобрел слово и тем самым даровал людям мудрость.

И снова бегут из-под кисточки торопливые строки: «Человек погиб, и тело его стало прахом, и все его близкие умерли, но вот писания делают то, что вспоминается он в устах чтеца, ибо полезнее свиток, чем дом строителя, чем молельня на западе; лучше он, чем укрепленный замок и чем плита, посвященная в храм. Разве есть подобный Хардедефу? Разве есть другой, подобный Имхотепу?… Они ушли, и имя их (было бы) забыто, но писания заставляют их помнить…»[11].

Скромный мемфисский писец не знает, что эта его мысль действительно станет бессмертной. Переходя от одного писца к другому, от поэта к поэту, из поколения в поколение, она будет эмблемой, символом поэтического творчества. Через две с половиной тысячи лет римлянин Гораций Флакк напишет свой «Памятник», где будут упомянуты и бронза, и пирамиды. Почему? Только потому, что венусийский поэт, следуя давней традиции, повторит этот образ, родившийся сегодня в голове писца.

Создал памятник я, меди нетленнее,
Пирамидных высот, царственных выше он.
Едкий дождь или ветр, яростно рвущийся,
Ввек не сломит его, иль бесчисленный

Ряд кругов годовых, или бег времени.
Нет! Не весь я умру, — часть меня лучшая
Избежит похорон; славой вечною
Буду я возрастать, в храм Капитолия

Жрец восходит пока с девой безмолвною.
Речь пойдет обо мне, где низвергается
Ауфид[12] ярый, где Давн[13] людом пастушеским
Правил, бедный водой, — мощный из низкого

Первый я проложил песню Эолии
В италийских ладах. Гордость заслуженно,
Мельпомена, яви, — мне ж, благосклонная,
Кудри лавром обвей, ветвью дельфийскою[14].

Произведение Горация, в свою очередь, станет образцом для следующих поколений. Будут повторять и варьировать эту тему французские поэты Ронсар и Экушар-Лебрен; англичанин Дж. Мильтон и великий Шекспир (сонет 55), не говоря уже о бесчисленных переводах Горация. Привлеченный величественностью образов, переведет оду римского поэта М. В. Ломоносов, не пройдет мимо этой темы и А. Н. Радищев. Через восемнадцать веков после жизни Горация Г. Р. Державин напишет звучные строфы:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид:
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.

Так! — весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.

И только гениальный Пушкин разорвет эту могучую цепь сравнений, созданную безвестным мемфисским писцом. Он введет новый образ в древнейшее противоположение поэта и рукотворного памятника, заменит экзотические пирамиды на известное всем русским новое чудо: огромную гранитную колонну в центре столицы — памятник Отечественной войны 1812 года — и с законной гордостью скажет о том, что дает ему право на бессмертие.

Не спит в эту ночь и царский зодчий Хемиун. Роскошный подголовник из черного дерева, выложенный изнутри слоновой костью, кажется ему сегодня особенно твердым и неудобным. Хемиун ворочается с боку на бок, почесывается. Ему кажется, что его кусают блохи. Откуда они взялись? Вероятно, он подхватил их в лагере строителей… Надо будет завтра приказать постельничьему пересыпать ткани душистой травой, отпугивающей насекомых. Но в действительности главного зодчего мучает вопрос: где разместить в задуманном им погребальном комплексе фараона новую гробницу для останков царицы Хетепхерес? Наконец он находит решение: узкая глубокая шахта будет помещена у самой пирамиды, там, где начинается священная дорога к храму Нила. Удовлетворенный, он засыпает.

Глава 2. День в Кноссе

Большинство греческих богов происходит с Крита.

Диодор Сицилийский. История

Остров есть Крит посреди виноцветного моря, прекрасный,
Тучный, отовсюду объятый водами, людьми изобильный;
Там девяносто они городов населяют великих.
Разные слышатся там языки: там находишь ахеян
С первоплеменной породой воинственных критян, кидоны
Там обитают, дорийцы кудрявые, племя пеласгов,
В городе Кноссе живущих. Минос управлял им в то время,
В девятилетие раз собеседник Крониона мудрый…

Одиссея, XIX, строки 172–179. Перевод В. А. Жуковского, последняя строка — в переводе Б. Л. Богаевского

Почти все, кто пишет о древней культуре Крита, приводят эти строки Гомера. И неудивительно, текст хорошо рисует и географическое положение острова, и его сложную этническую историю, и загадки здешнего древнего религиозного культа…

В греческой мифологии Крит встречается многократно. Здесь родился Зевс и здесь он умер; сюда владыка Олимпа, приняв облик быка, привез прекрасную финикийскую царевну Европу, родившую ему трех сыновей: Миноса, Радаманта и Сарпедона; здесь афинский герой Тезей победил загадочное чудовище Минотавра и с помощью дочери Миноса Ариадны выбрался из лабиринта со своими спутниками, отсюда он взял, и свою жену Федру, виновницу гибели целомудренного Ипполита. На Крите жил искусный мастер Дедал, построивший лабиринт и создавший первого в мире робота — бронзового гиганта Талоса, оберегавшего берега острова от нападения вражеских кораблей…

Но даже и автор «Одиссеи» не представлял и не мог представить себе, как глубоко в историю уходят корни культуры обитателей Крита, как сложна и драматична была судьба его жителей. Этот остров являлся древнейшим центром цивилизации в Европе, колыбелью одной из самых замечательных и своеобразных культур древнего мира. Современное человечество, само не зная того, пользуется многим из созданного впервые древними критянами. Осознаем ли мы, говоря слова «лабиринт», «кипарис», «гиацинт», «нарцисс», что они дошли до нас из языка древних обитателей Крита?

Географические особенности и само положение Крита в значительной степени определили его исторические судьбы. Большая часть острова представляет собой гористую местность, разделенную на равнины, по которым текут некрупные реки. Вокруг — горные вершины с отходящими от них отрогами. Поэтому почва, пригодная для возделывания, здесь невелика, всего около трех процентов. Зато горные склоны могут служить прекрасными пастбищами, а изрезанные глубокими и узкими заливами берега словно созданы для мореплавателей. Поэтому с глубокой древности Крит являлся своеобразным центром, в котором скрещивались торговые пути, соединявшие Балканский полуостров и острова Эгеиды с Малой Азией, Сирией и Северной Африкой.

Сложная этническая история острова в значительной степени объясняется приведенными выше обстоятельствами. До тех пор, пока не будут расшифрованы иероглифическая письменность (XXII–XVII века до н. э.) и линейное письмо «А» (XVII–XVI века до н. э.), невозможно сказать, кто были древнейшие насельники Крита. Вероятнее всего, они принадлежали по языку к хурритской группе языков, бытовавшей и в Малой Азии. Допустимо, однако, и другое предположение: они были крайними западными представителями огромной группы протодравидских народов, занимавших в древности пространство от Элама до Южной Индии. В середине XV века до н. э. это население, которое Гомер называл пеласгами, было завоевано вторгшимися из материковой Греции ахейцами, которым принадлежат памятники линейного письма «Б». На рубеже XIII–XII веков до н. э. на Крите появилось еще одно греческое племя — дорийцы, продолжавшие жить здесь и в античный период.