Татьяна Бобровникова - Цицерон

• Название: Цицерон
• Автор: Татьяна Бобровникова
• Издательство: Издательство АО «Молодая гвардия».
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02933-Х

Книга посвящена Марку Туллию Цицерону (106—43 до и. э.), одному из наиболее выдающихся людей в истории Античности. Его имя давно уже стало нарицательным. Гениальный оратор и писатель, чьи произведения послужили образцом для всех последующих поколений, мыслитель и философ, государственный деятель, он был еще и удивительным человеком, готовым пожертвовать всем, в том числе и собственной жизнью, ради блага Римской республики. Автор книги с огромной любовью пишет о своем герое, представляя его в первую очередь творцом, интеллигентом в наиболее полном и глубоком смысле этого слова — интеллигентом, которому выпало жить в дни тяжелейших общественных потрясений, революции и гражданской войны.

_{Автор выражает глубокую благодарность В. О. Бобровникову за огромную помощь в работе над книгой}

---

Каждая зависимая страна, каждое племя имело в Риме своего патрона. Обычай повелевал, чтобы первым патроном становился сам завоеватель, а потом его обязанности передавались по наследству сыновьям, внукам, потомкам. Римляне считали, что тот, кто покорил Республике новый народ, должен позаботиться, чтобы жилось этому народу под римской властью сносно. А потому весь род его должен был опекать новых подданных Рима. Патрон был в курсе всех дел своих подопечных. Они рассказывали ему обо всем, жаловались на свои обиды, а он защищал их, вел их дела в суде, помогал найти адвоката и давал советы. Можно себе представить, что почувствовал Санга, когда к нему ворвались его буйные подопечные и, перебивая друг друга, принялись рассказывать о своих приключениях! Нужно сказать, что в глазах римлян тайные переговоры с аллоброгами были самым ужасным преступлением, хуже даже поджога. Дело в том, что кроме карфагенян не было у римлян более страшного врага, чем галлы. Они издревле обитали возле Альп и то и дело, как лавина, обрушивались на цветущие италийские города и деревни. Некогда они взяли Рим и сожгли его. Потом они постоянно разоряли страну. «О жестокости этих разбойничьих племен против италиков существуют рассказы в таком роде: когда они захватывали город, то убивали не только все мужское население с самого молодого возраста, но и маленьких мальчиков, и даже на этом не останавливались, а убивали беременных женщин», — пишет греческий географ Страбон (Strab., IV, 6, 8). И вот этих-то варваров катилинарии призывают на Рим!

Санга бросился к консулу. К его величайшему изумлению консул совсем не был удивлен, выслушав его взволнованный рассказ. Он уже во всех подробностях знал о тайных переговорах с аллоброгами. Но слова Санги привели его в восторг. Исполнилось его заветное желание. «Я понял, что получил счастливую возможность совершить самое сложное, то, о чем я все время горячо молил бессмертных богов, — сделать заговор совершенно очевидным не только для самого себя, но и для сената и народа» (Cat., III, 4). Итак, консул говорит Санге, что его подопечные должны притворяться по-прежнему самыми горячими сторонниками заговорщиков. Сейчас они должны немедленно отправиться назад к Лентулу и сказать ему в точности то, что велит Цицерон. От этого зависит жизнь Рима.

Аллоброги, получив самые подробные инструкции от своего патрона, в тот же вечер отправились в штаб-квартиру революционеров. Там они заявили, что чуть было не забыли самое главное. Их вожди и старейшины не станут их и слушать, если они не принесут текст договора. Пусть заговорщики дадут им грамоту с печатью, где будет точно написано, что должны сделать галлы и какую награду они получат. Только пусть непременно будет печать и подписи катилинариев.

Как только ушел Санга, рассказывает Цицерон, «я позвал к себе преторов Люция Флакка и Гая Помптина». То были опытные воины, люди храбрые, а главное, душой и телом преданные Цицерону. Консул сказал, что хочет поручить им трудное и рискованное дело. Причем к его исполнению надо приступить немедленно. Они, ни минуты не колеблясь, отвечали, что готовы на все. Тогда Цицерон открыл им свой план. Преторы взяли с собой несколько смельчаков, а кроме того молодежь из умбрского городка Реате. Городок этот тоже был горячо предан Цицерону. Им ничего не объяснили, а только внушили, что предстоит опасное приключение, которое может спасти Республику. Как только спустились сумерки, оба претора со своим маленьким отрядом подошли к Мульвийскому мосту. Он находился в нескольких километрах от Рима, там, где Фламиниева дорога, ведущая на север, пересекала Тибр. По этому мосту ночью должны были проехать галлы. Место было сейчас совершенно безлюдное. Никто их не заметил.

Преторы разделили свое войско на две части, и каждый взял свою половину. Затем они спрятались по обеим сторонам моста, так что их разделяла река. Началось томительное ожидание. Наступила ночь. Спустилась полная тьма. Час проходил за часом. Никто не показывался. Близился рассвет. Надежд уже больше не оставалось. Видимо, план Цицерона почему-то провалился. Конечно, заговорщики догадались об обмане и отказались дать галлам письма. И вдруг, на исходе третьей стражи, послышался топот копыт[66]. К мосту приближался какой-то большой отряд. Сомнения нет. Это они. В центре ехали знатные аллоброги. Рядом с ними какой-то римлянин, видимо, кто-то из заговорщиков. Вокруг них большая вооруженная свита. Едва они ступили на мост, как спереди и сзади раздался боевой клич и с двух сторон на них вылетели воины. Сделалось страшное смятение. Катилинарий выхватил меч и собирался обратиться к своим спутникам со словами воодушевления, но вдруг увидел, что галлы разом, как по команде, бросили оружие и закричали, что сдаются. Тогда и он бросил меч. Их окружили. К ним подбежали оба претора и первым делом закричали:

— Письма? Где письма?

Галлы тотчас же отдали им грамоты. Еще одно письмо они выхватили из рук заговорщика, после чего с торжеством повели пленников к консулу. «Был уже рассвет, когда их привели ко мне», — рассказывает Цицерон. Преторы немедленно положили перед ним драгоценные письма. Цицерон тотчас же велел позвать главных заговорщиков, а именно Лентула, Цетега, а также Статилия и Габиния. Их подняли с постели. Они ни о чем не догадывались. Лентул явился позже всех, как всегда заспанный. Будущий диктатор полночи писал письма совету аллоброгов — вот почему галлы так опоздали. Схваченного заговорщика звали Вольтурций. Он, как выяснилось, должен был сопровождать галлов, выступить перед их Советом, а потом поехать к Катилине и доложить обо всем случившемся (Сiс. Cat., III, 4–9; Sail. Cat., 40–44).

Несмотря на ранний час, в дом Цицерона сбежались все друзья и тесной толпой окружили его. Перед консулом лежали запечатанные письма. Мучимые любопытством гости советовали немедленно их вскрыть. Зная содержание писем, говорили они, легче приготовить выступление в сенате. Однако Цицерон был слишком опытным юристом. Он не притронулся к письмам, пока не собрался сенат. Как только рассвело, он поспешно созвал сенат. Это было 3 декабря.

Сенат был собран в храме Согласия, который располагался на Форуме почти у самой подошвы Капитолия. Явились все поголовно. Не осталось ни одного свободного места. Все были в ужасной тревоге. Многие уже слышали, что ночью произошло нечто страшное, но что — этого толком не знал никто. Пришли и заговорщики. Все пятеро явились бледные — на них просто лица не было — и молча заняли свои места. Среди всеобщего молчания отворились двери и вошли служители, сгибаясь под тяжестью кинжалов и мечей. Их нашли сегодня рано утром в доме Цетега во время обыска, произведенного по совету аллоброгов, которые видели там оружие. Всю эту огромную груду с грохотом бросили на пол. Тут Цетег встрепенулся и вскочил. Все это антиквариат, закричал он, это его коллекция, которую он собирал всю жизнь. Он всегда любил красивые мечи и кинжалы. Но двери снова открылись и ввели Вольтурция. При виде его заговорщики потеряли дар речи. Вольтурций дрожал, у него зуб на зуб не попадал, он не мог произнести ни слова. Цицерон поднялся с места и внушительно заявил, что от имени всех присутствующих обещает ему прощение. Но он должен рассказать правду. Заикаясь, Вольтурций объяснил, что Лентул и Цетег послали его к Катилине, чтобы сообщить о происходящем. Город решено поджечь. Он разделен на районы, каждая часть поручена одному из заговорщиков. Катилина с войском должен как можно скорее идти на Рим.

По знаку консула Вольтурций удалился. Двери вновь открылись, и вошли аллоброги. Они рассказали всю историю своих переговоров с Лентулом и вообще все, что в эти дни узнали о заговоре. Цицерон кивнул секретарю. Тот встал, вышел и через несколько минут возвратился с пачкой запечатанных писем. Он молча положил их перед консулом и занял свое место. Всеобщее ожидание достигло предела. Каждый вытягивал шею, чтобы получше разглядеть роковые таблички. Цицерон взял первое письмо и назвал имя Цетега. Тот встал и подошел к столу. Консул показал ему письмо и спросил, его ли это почерк. Да, его. А печать его? Да, его. Тогда на глазах сенаторов Цицерон разрезал шнурок[67], вскрыл письмо и велел читать его вслух. Грамота была адресована совету аллоброгов и подтверждала все то, о чем они только что рассказывали. Что может сказать Цетег? Цетег угрюмо молчал, раздавленный всем случившимся.

Консул взял следующее письмо и вызвал Статилия. Признает ли он свою руку и свою печать? Да, признает. Точно так же на глазах всего сената консул разрезал шнурок и прочел второе письмо. Оно было совершенно подобно первому. Что скажет Статилий? Он признается во всем. Очередь дошла до Лентула. И тот вдруг заявил, что все ложь. Варвары оклеветали его. С какой стати он стал бы с ними говорить да еще приглашать к себе домой? Галлов вызвали снова. Они «ему ответили кратко, но в полном согласии между собой, кто их к нему водил, сколько раз они его навещали, а затем в свою очередь спросили его, помнит ли он свой разговор с ними об изречениях Сивиллы».