Татьяна Бобровникова - Цицерон

• Название: Цицерон
• Автор: Татьяна Бобровникова
• Издательство: Издательство АО «Молодая гвардия».
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-235-02933-Х

Книга посвящена Марку Туллию Цицерону (106—43 до и. э.), одному из наиболее выдающихся людей в истории Античности. Его имя давно уже стало нарицательным. Гениальный оратор и писатель, чьи произведения послужили образцом для всех последующих поколений, мыслитель и философ, государственный деятель, он был еще и удивительным человеком, готовым пожертвовать всем, в том числе и собственной жизнью, ради блага Римской республики. Автор книги с огромной любовью пишет о своем герое, представляя его в первую очередь творцом, интеллигентом в наиболее полном и глубоком смысле этого слова — интеллигентом, которому выпало жить в дни тяжелейших общественных потрясений, революции и гражданской войны.

_{Автор выражает глубокую благодарность В. О. Бобровникову за огромную помощь в работе над книгой}

---

— Если вы разожжете вокруг меня пожар, я потушу его не водой, а развалинами!

Настали выборы, и Катилина опять провалился. Но на сей раз неудача не обескуражила его. Он уже сделал ставку на вооруженное восстание. Провал означал только одно — события нужно форсировать. Раньше он думал ждать до начала будущего года, когда он станет консулом. Теперь решено было действовать немедленно. В 8 день до ноябрьских календ (25 октября) должен был выступить Манлий, а на пятый день до ноябрьских календ (28 октября) ночью назначен был поджог Рима. 25-го, как и было условлено, Манлий начал действовать. Наступает роковая ночь на 28-е. И вдруг Катилина узнает, что во всех тех местах, где намечены пожары, стоят вооруженные гарнизоны! Ярость, недоумение, смущение его не знали предела. Решено было, что в ноябрьские календы (1-го числа) Катилина внезапным ночным налетом овладеет городом Пренесте. Но, когда он приблизился к воротам, оказалось, что мирный городок не спит, как он полагал. На стенах стояли вооруженные караулы. Кто мог предупредить их об опасности? Катилина был вне себя. Весь выношенный, продуманный план рухнул (Сiс. Cat., I, 7–8). И вот в ночь на 7 ноября он вновь созывает заговорщиков на тайное собрание.

На сей раз решено было встретиться не у Катилины — за его домом могли следить, — а у одного из незначительных заговорщиков, некого Порция Леки. Глухой ночью Катилина вышел из дома и отправился на улицу Косовщиков (Inter Falcarios). Улица была пустынна. Никто не следил за ним. Ни одна живая душа не видела, как он проскользнул в дом Леки. Катилина говорил перед собравшимися о всех страшных неудачах, которые сыпались на них в последнее время. Он говорил, что нужно выработать новый план действий. Снова набросали план поджога. Снова наметили районы, где должен вспыхнуть пожар, и назначили исполнителей. Но прежде всего, сказал Катилина, нужно немедленно обезглавить правительство и убить консула Цицерона. (Его бездарный коллега в счет не шел.) Без этого они не сдвинутся ни на шаг. В ответ на его слова поднялись двое убийц и заявили, что они готовы. Дело это нетрудное, сказали они. Цицерон, как все римские аристократы, почти не запирает дверей своего дома. С утра до вечера к нему течет непрерывный поток посетителей. Ранним утром они войдут вместе со всеми, будто бы для того чтобы пожелать консулу доброго утра, и заколют его в собственной постели. Во время возникшей суматохи легко будет скрыться. Катилина кивнул. И чтобы не откладывать дела в долгий ящик и не просочилось ни малейшего слуха о затеваемом деле, решено было убить консула прямо сейчас, как только рассветет. Через несколько часов должно было подняться солнце. Прямо из дома Леки убийцы отправились в дом Цицерона. Когда они подошли, то увидели невероятную картину — двери были заперты, на пороге стояла толпа вооруженных юношей (Cic. Cat., I, 7–8; Sail. Cat., 27–28).

Катилина был совершенно ошеломлен всем случившимся. Когда он стоял так, растерянный, на Форуме, к нему подошел глашатай и сказал, что на завтра назначено экстренное заседание сената. Встревоженный, шел Катилина в сенат утром 8 ноября. Вот когда его самоуверенность впервые была поколеблена. Какой демон мешает ему? Чья рука разрушает все его планы? Какой-то человек точно знает все его слова, чуть ли не все его мысли. Кто-то незримо следит за каждым его шагом. Он стал игрушкой каких-то темных сил. Его опутали незримые сети…

Шестой день до ноябрьских ид (8 ноября)

Был среди членов клуба Катилины один молодой человек. Звали его Курий. Это был на редкость пустой и хвастливый малый. Его давно выгнали из сената, поэтому он занял почетное место среди «раненых и обездоленных», толпившихся вокруг Катилины. Курий давно страстно любил одну знатную даму, некую Фульвию. Своенравной красавице, видимо, нравилось играть беднягой. То она приближала его к себе, то отталкивала. В последнее время любовник, казалось, ей смертельно надоел и она едва терпела его общество. Он был в отчаянии от ее немилости.

Курий был одним из тех, кто присутствовал у Катилины в ту ночь, когда был начертан план грядущей революции. Речи Катилины буквально опьянили его. Он уже видел себя на вершине власти и весь Рим у своих ног. Прямо с собрания он устремился к Фульвии. Фульвия с изумлением на него смотрела. Он ворвался к ней ночью совершенно вне себя. Он говорил без умолку. Его речи похожи были на бред. То он сулил ей какое-то неземное могущество и горы сокровищ, то сбивался на какие-то неясные угрозы. Фульвия была умна и любопытна. Она сразу поняла, что за странными словами Курия что-то кроется. И она решила узнать, что именно. С необыкновенным искусством она приступила к делу. К утру она уже знала все о заговоре.

Выпроводив любовника, Фульвия сидела пораженная. Итак, совсем скоро, может быть, уже через несколько месяцев в Риме начнется резня и власть захватят люди, вроде ее Курия. Фульвия невольно содрогнулась. Она быстро вскочила, накинула на голову покрывало и бросилась из дому. Вскоре она сидела перед Цицероном и рассказывала обо всем, что узнала этой ночью (Sail. Cat., 23; Арр. B.C., II, 3).

Цицерон давно с напряженным вниманием наблюдал за Каталиной. Он догадывался, что тот задумал недоброе. Но сейчас, услыхав рассказ Фульвии, он пришел в ужас. Ему было 16 лет, когда началась революция. До сих пор он видел в кошмарных снах, как по дорогам Италии валяются трупы и на Рострах лежат человеческие головы (Cat., III, 24). Больше всего на свете он боялся увидеть все это опять наяву. И вот он узнает, что это случится сейчас, буквально через несколько дней!

Его приводило в отчаяние собственное бессилие. Что он мог сделать? Немедленно арестовать Каталину и его главных сообщников? Увы! Консул мог без суда арестовать римского гражданина только на одни сутки. Значит, привлечь его к суду? Но на этот процесс уйдет много месяцев, может, даже год. А пока Катилина будет оставаться на свободе и резня начнется прежде, чем присяжные успеют занять свои места. В эту роковую минуту Цицерон не потерял голову и не утратил ясности мыслей. Он решил действовать против Каталины так же, как он действовал против Верреса, то есть снова превратиться в следователя — детектива. Прежде всего он внушил Фульвии, чтобы она не спускала глаз с заговорщиков и доносила ему о каждом их шаге. Фульвия обещала ему помогать. А так как Курий был мягким воском в ее руках, то он вскоре смирился с ролью шпиона и исправно доносил своей милой обо всем, что происходило на тайных заседаниях.

Далее Цицерон воспользовался своим изумительным красноречием. В своих речах он говорил о страшной опасности, угрожающей Риму. Он взволновал народ до того, что ему удалось организовать добровольческие отряды для охраны города. Особенно встревожены были юноши, пылкие поклонники Цицерона. Они окружали его тесным кольцом, готовые защитить от любой опасности.

Был еще один путь — введение чрезвычайного положения. В смутную годину мера эта применялась неоднократно. Когда сенат находил, что Республика в смертельной опасности, выбирали диктатора, слово которого равносильно закону, или вручали диктаторские полномочия консулу. «Это наивысшая власть, которая по римскому обычаю может быть вручена сенатом магистрату, — пишет Саллюстий, — он может собирать войско, вести войну… и в городе, и в военном лагере он обладает высшей военной и высшей судебной властью, а в другое время консул без разрешения народа ничего этого не может» (Sail Cat., 29). Этой-то власти и стал добиваться у сената Цицерон. Увы! Отцы весьма скептически относились к его подозрениям. В конце концов ему все же удалось убедить их. Он получил диктаторские полномочия, но когда? 21 октября! За четыре дня до выступления Манлия и за неделю до восстания в столице.

Казалось, теперь-то у Цицерона были развязаны руки. Он мог немедленно схватить и казнить Катилину и его сообщников. Да, формально мог. Но против этого восставали вся римская традиция, весь римский образ мыслей. В самом деле. Можно было казнить Сатурнина или Гая Гракха, которые во главе мятежников с оружием в руках выступили против законов. А что сделал Катилина? Что бы там ни говорили городские слухи, ни в каких антиправительственных выступлениях он не был замешан. Как можно было ни с того ни с сего его убить? Но ведь в Этрурии уже шли военные действия. Да, но как доказать, что Катилина имеет к этрусским мятежникам хоть какое-то отношение? Где улики? Донос отпетого негодяя Курия и его любовницы? Помилуйте, но как можно на этом основании лишить жизни римских граждан?! Или мы вернулись к временам Суллы? Нет, если Цицерон так поступит, от него отшатнутся и сенат, и народ, он останется один, а катилинарии спокойно докончат начатое дело. И он продолжал действовать так, как начал, следя за каждым шагом Катилины и разрушая все его планы.

Но 7 ноября, когда убийцы подошли к дверям его дома, стало ясно, что дольше так продолжаться не может. Катилина теперь в любой момент может решиться на что-нибудь отчаянное. Причем все может произойти так стремительно, что Цицерон просто не успеет отвести удар. Необходимо резко изменить тактику. Но как? Улик по-прежнему никаких. Вот если бы Катилина был так неосторожен, что выдал себя, если бы он совершил нечто такое, что вдруг открыло бы глаза всему Риму… Но как добиться этого? И Цицерон придумал…