Ким Чжэгю - Счастье

• Название: Счастье
• Автор: Ким Чжэгю
• Издательство: Радуга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1985

Роман корейского писателя Ким Чжэгю «Счастье» — о трудовых буднях медиков КНДР в период после войны 1950–1953 гг. Главный герой — молодой врач — разрабатывает новые хирургические методы лечения инвалидов войны. Преданность делу и талант хирурга помогают ему вернуть к трудовой жизни больных людей, и среди них свою возлюбленную — медсестру, получившую на фронте тяжелое ранение.

---

— Ничего. Для науки ночь не помеха. — И профессор продолжал читать рукопись.

Хо Гванчжэ долго наблюдал за отцом. «Неужели он в самом деле консерватор?» — с грустью подумал он.

— Отец, вы читали сегодняшнюю газету? — неожиданно спросил Хо Гванчжэ. Прежде они при встречах обычно обменивались новостями, связанными с работой каждого. А сегодня Хо Гванчжэ нарушил эту традицию.

— Да. Читал. Опять южнокорейские студенты волнуются, — ответил профессор, и лицо его оживилось. И вообще, если он узнавал новости о борьбе народа Южной Кореи, то весь день бывал в хорошем настроении.

— Действительно молодцы, отважно противостоят полиции, не боятся ни гранат со слезоточивым газом, ни водометов.

— Просто честные люди. Если б не американцы, давно бы марионеточная власть была бы свергнута.

— Мне почему-то всегда кажется, что в их рядах сражаются и мои сестры.

— Если бы так. Да живы ли они? — печально сказал профессор. — Когда я думаю об их судьбе, я стремлюсь работать еще лучше. Правда, не всегда получается, как хочется.

— Отец, — Хо Гванчжэ решил не упускать удобного случая для откровенного разговора, — мне хочется с вами поговорить об одном деле. Можно?

— О чем? Говори, пожалуйста. — Профессор отложил рукопись и повернулся к сыну.

— Мне не легко говорить с вами об этом. Прошу вас понять и извинить меня. Я невольно вторгаюсь в ваши дела, — осторожно начал Хо Гванчжэ — он до сих пор немного побаивался строгого отца.

— О чем это ты? Говори.

— Мне до сих пор казалось, что вы отказались от жизненных принципов, которыми руководствовались в Сеуле, что вы существенно изменились к лучшему. Но, кажется, это не так.

— Что ты хочешь этим сказать? — насторожился профессор.

— Врач Дин Юсон, насколько мне известно, проделал очень важные опыты. Почему же вы не поддержали его и выступили против?

— Разве ты стал разбираться в хирургии? Советую тебе не вмешиваться в дела, в которых ты ничего толком не смыслишь. А мне позволь в этом вопросе иметь собственное мнение. Оно продиктовано моей научной совестью. — Профессор сердито посмотрел на сына.

— Я не о том, отец. Мне кажется, что вы отстали от жизни, живете старыми понятиями, — твердо сказал Хо Гванчжэ.

— Что ты имеешь в виду? Говори конкретнее.

— Разве не заслуживает одобрения желание врача Дин Юсона найти более эффективный метод лечения инвалидов войны?

— Допустим, заслуживает. Что же из этого следует? — с трудом сдерживая негодование, спросил профессор.

Взглянув на изменившееся лицо отца, Хо Гванчжэ пришел в некоторое замешательство, но все же решил довести до конца трудный разговор.

— Да, я не разбираюсь в хирургии. Но знаю одно: Дин Юсон хочет вернуть инвалидов к нормальной трудовой жизни. Он предлагает новую методику лечения. Разве это не прекрасно? Думаю, вы, отец, обязаны оказать ему любую помощь, чтобы на практике осуществить его идеи.

— Помочь? Ты же не знаешь, что пока нет даже технических средств для воплощения идей Юсона в медицинскую практику!

— Добрым и заботливым отношением вы помогли бы ему утвердиться в самой правомочности его идеи. Это было бы единственно правильной позицией по отношению к Дин Юсону. А сейчас вы стали, по существу, противниками.

— Я все понимаю не хуже тебя. И внимательно слежу за его работой. Что касается доброты, то вряд ли найдется в нашей клинике другой человек, который так благожелательно относился бы к Дин Юсону, как я. Да и помогал я ему достаточно много, больше, чем другие.

— Помогали? Но теперь получается, что вы ему мешаете, а не помогаете.

— Не говори глупостей. Пойми, оперировать животных — одно, а людей — совсем другое! Это вещи разные. А показную доброту я в принципе не одобряю.

— И все-таки мне кажется, что в вас мало настоящей человеческой доброты. Если вы придерживаетесь такой позиции…

— Позиции? Оставим этот разговор, надоело. До сих пор никто не сомневался в моей доброте! — Делая ударение на слове «доброта», не на шутку рассерженный профессор прервал сына.

Профессор злился, но злился он не столько на сына, сколько на самого себя. Просто сын напомнил ему о жизни в Сеуле, а он не хотел вспоминать о том времени, не хотел согласиться, что он руководствуется в жизни старыми принципами. Однако сын укорял его именно за это, безжалостно бил по самому больному месту.

— Вы просто не замечаете своих недостатков, отец. Вот в чем беда. — Хо Гванчжэ упорно не хотел сдаваться.

— Хватит меня поучать! И кто только наболтал тебе эти глупости обо мне? — вспылил Хо Герим.

Хо Гванчжэ не ответил.

— Это, наверное, Бонхи! Несерьезный она человек. — Профессор почему-то сразу назвал Гу Бонхи.

— Нет, отец. Поначалу об этом мне намекнули врачи вашей клиники, которые приезжали на завод, а Бонхи просто рассказала все более подробно. Вообще-то она ничего не хотела говорить, но я вынудил ее быть откровенной. И, представьте, прежде всего она думала о вас, хотела помочь вам, отец!

— Помочь? Мне?

— Отец, я буду откровенен до конца. Ведь поймите, я хочу, чтобы вы не оказались в такой же неприятной ситуации, как тогда, в Сеуле. — В словах Хо Гванчжэ слышались и мольба, и отчаяние.

Дверь тихо приоткрылась, в комнату вошла жена профессора. Тревожным взглядом окинула она мужа и сына.

— Что у вас тут происходит? В кои веки встретились и не нашли лучшей темы для разговора… — тихо сказала она.

Профессор без слов взял настольную лампу и ушел в спальню, громко хлопнув дверью.

Внезапный уход отца огорчил Хо Гванчжэ, он долго стоял неподвижно, словно изваяние, потом стал медленно ходить взад-вперед по кабинету, ему никак не удавалось освободиться от тяжелых мыслей, навеянных разговором с отцом.

Мать не знала, что ей делать. Из спальни доносилось громкое покашливание профессора. В доме повисла тяжелая тишина. Потом скрипнула дверь спальни и в дверях появился профессор.

— Все-таки сын приехал, предлагаю пойти поужинать в ресторан, — неожиданно пригласил Хо Герим.

— Спасибо, отец. Я ужинал.

— Ничего. Недавно неподалеку открыли ресторан «Благодатная туча». Говорят, там неплохо готовят. Жена, ты тоже собирайся.

Через некоторое время все трое вышли на улицу.

6

Мать Дин Юсона уехала, и Сор Окчу постепенно обрела душевный покой. Все у нее стало спориться, то, что вчера ей казалось заурядным, сегодня наполнилось новым содержанием. Не забыла она и соблюдать предписанный ей курс лечения.

В прикрепленной к ней палате Сор Окчу поддерживала идеальный порядок, аккуратно, без единой морщинки заправляла кровати, в процедурном кабинете по нескольку раз протирала насухо все медицинские инструменты. Ежедневно точила иглы для инъекций, чтобы больные меньше ощущали боль. Перед операциями она старалась приободрить больного, развеять у него мрачные мысли, а в послеоперационный период ночи напролет просиживала у его койки, заботливо ухаживая за ним. Если в ее палату поступал больной с увечьем руки, она чинила ему одежду, всячески старалась хоть чем-нибудь облегчить жизнь человека в больничных условиях.

Раньше врачи, учитывая физическое состояние Сор Окчу, освобождали ее от посещения предприятий, где проводился профилактический осмотр рабочих. Теперь эта поблажка казалась ей смешной. В белом халате, делавшем ее еще более привлекательной, с темно-синей санитарной сумкой с красным крестом она, заметно хромая, ходила по цехам, ловко лавируя между станками, и сама оказывала необходимую помощь рабочим. Небольшие травмы, полученные во время работы, она залечивала на месте, разносила рабочим выписанные им лекарства. Она вела и пропагандистскую работу по санитарии и гигиене. В свободные часы она садилась за учебники — ей так хотелось поскорее закончить медицинский институт. Немало времени тратила она на поддержание чистоты и уюта в своем доме, на приготовление пищи. И свободной минуты для отдыха у нее не оставалось.

Так прошло несколько дней. И Сор Окчу, испытывая нехватку времени, уже подумывала: не лучше ли ей жить в заводском общежитии? Конечно, можно жить и в семье бригадира Ди Рёнсока, там ее охотно приняли бы, но у Ди Рёнсока было много детей, и ее присутствие стеснило бы большую семью.

Однажды после долгих размышлений она окончательно решила переехать в общежитие и принялась оформлять документы.

У живописного подножья невысокой сопки, огибавшей бухту с юга, стояло новое двухэтажное здание заводского общежития. В комнате жили три девушки — Сор Окчу, токарь из отделочного цеха и медицинская сестра заводской поликлиники. Комната была светлой и теплой. Белоснежные покрывала на кроватях, красиво вышитые салфетки на тумбочках, аквариум с золотыми рыбками, георгины в красивой вазе на столе, чистые занавески на окнах создавали уют. Из окон открывался заводской пейзаж, а за ним — неоглядная морская гладь.