Станислав Зарницкий - Чичерин

• Название: Чичерин
• Автор: Станислав Зарницкий
• Издательство: Издательство "Молодая гвардия"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

Имя Георгия Васильевича Чичерина, возглавлявшего советскую дипломатию в трудные годы становления Советской власти, известно и за пределами нашей страны. Принадлежа к старинной дворянской семье, Чичерин еще в молодости порвал со своим классом и с 1904 года встал на путь профессионального революционера. Вынужденный эмигрировать, он активно участвовал в международном социалистическом движении. После победы Великой Октябрьской социалистической революции партия поставила Чичерина во главе Наркомата иностранных дел. С его именем связаны первые крупные победы советской дипломатии.

---

Да, Советская республика находилась в тяжелейших условиях. Как и ожидалось, ультиматумы снова посыпались один за другим.

Хотя 11 июля канцлер фон Гертлинг и заявил на заседании рейхстага, что Германия стоит на точке зрения Брест-Литовского договора и хочет тесных отношений с русским правительством, во всяком случае, не хочет новой войны с Россией и будет поддерживать русское правительство, которое желает мира со всеми странами, но предъявленные к Москве требования говорили об обратном. Прежде всего в ультимативной форме было заявлено о намерении германского правительства ввести в Москву войска якобы для охраны посольства.

Берлин хотел также добиться открытия черноморских портов для свободной торговли, включения колонистов германской национальности в число германских граждан и прочее и прочее.

Немецкие требования нужно было отклонить решительно и безоговорочно. Чичерин, как всегда в трудную минуту, обращается к Ленину. В Кремле тщательно обговариваются аргументы каждого ответа немцам. Поток нот и заявлений не уменьшается. Этому значительно способствовал поверенный в делах Германии Рицлер, который, по определению Чичерина, был «безобразно труслив». После убийства Мирбаха ему повсюду мерещились заговоры, направленные против него. Рицлер приходил и НКИД словно на службу. Вновь и вновь Чичерину приходилось разъяснять ему советскую позицию. Времени не хватало. А тут еще обиды Иоффе: то не может дождаться из Москвы ответов на свои запросы, то не успевает выполнять распоряжения НКИД, хотя и работает по 20 часов в сутки.

В конце концов Чичерин, обычно умевший сдерживать свои чувства, вспылил: «Работать по 20 часов в сутки мне также приходится, разрываясь на части. При крайнем недостатке подсобных сил Карахану и мне приходится делать самим всякую техническую работу, в нормальных условиях возлагаемую на чиновников. Приходится положительно все ловить на лету. Нет времени сосредоточиться ни на одном вопросе».

В одно из очередных посещений Рицлера Чичерин, руководствуясь указанием Ленина, твердо заявил:

— Советское правительство решительно отклоняет требование о вводе войск в Москву, потому что ни один народ не может добровольно опуститься на уровень колониальной страны.

Рицлер ушел обескураженный. Ожидали новых ультиматумов. Запросили Иоффе, тот ответил, что в Германии «борются различные тенденции, но большинство за мир с нами и за начатие мирных торговых сношений». Видимо, больше шансов за то, что победит группа, выступающая за мир с Россией. Иоффе просил ни в коем случае не уступать германским требованиям.

И переговоры с Рицлером продолжались. Чичерин забыл, когда спал нормально. Голова пухла от бесконечных обсуждений, бесед, телефонных звонков и перестука юзовского аппарата. Трудность усугублялась всей сложностью обстановки. 16 июля нарком отмечал: «Кругом вихрь, рвут на части, безлюдье, не из кого слепить аппарат… Рицлер шантажирует… А вихрь бешено несется…»

19 июля 1918 года Ленин принял Рицлера. Снова терпеливо была изложена позиция относительно требования Германии о вводе войск в Москву. Владимир Ильич, заканчивая разговор, подчеркнул, что правительство РСФСР окончательно отклоняет унизительное требование. Немецкий дипломат в замешательстве не нашелся что сказать.

Прошла неделя. Германское правительство больше не поднимало вопроса о вводе войск, явно выжидая, не откажется ли Советское правительство от своей позиции, не испугается ли оно многозначительного молчания Берлина. «В этот момент, — писал Чичерин, — у меня было несколько продолжительных разговоров с Владимиром Ильичем. Он совершенно правильно оценил трудности, какие представило бы для Германии наступление на Москву. Считая необходимым отклонить требование германского правительства о вводе в Москву германского вооруженного отряда, Владимир Ильич с полнейшим спокойствием ожидал результатов нашего ответа». Нервы сдали и Берлине: 25 июля специальной нотой германское правительство объявило, что оно не настаивает на вводе войск в советскую столицу.

Но положение оставалось тревожным. Ленин 29 июля отмечал:

«…из этого соединенного усилия англо-французского империализма и контрреволюционной русской буржуазии вытекло то, что война гражданская у нас теперь с той стороны, с которой не все ожидали и не все ясно сознавали, и она слилась с войной внешней в одно неразрывное целое. Кулацкое восстание, чехословацкий мятеж, мурманское движение, — это одна война, надвигающаяся на Россию. Мы вырвались из войны с одной стороны, понеся громадный ущерб, заключив невероятно тяжелый мир, мы знали, что заключаем мир насильнический, но говорили, что сумеем продолжать свою пропаганду и свое строительство, и этим разлагаем империалистический мир. Мы сумели его сделать. Германия ведет теперь переговоры о том, сколько миллиардов взять с России на основании Брестского мира, но она признала все те национализации, которые у нас были проведены декретом 28 июня»[17].

А на следующий день Чичерину пришлось принимать представителей держав Антанты, которые были весьма встревожены выступлением Ленина. Слова Ленина о том, что Россия находится по отношению к англо-французам в фактическом состоянии войны, они использовали, чтобы угрожать разрывом с Москвой, возложив на нее вину за этот разрыв.

— Мы, — ответил им Чичерин, — решительно отклоняем этот протест. Вторжение в наши пределы ничем не вызвано с нашей стороны. Трудящиеся массы России желают жить в мире со всеми народами и не объявляют никому войны. Это мы должны протестовать против вторжения к нам без причины, против уничтожения народного достояния трудящихся масс России, захвата и ограбления наших городов и деревень и расстрелов верных Советской власти местных работников. Мы не объявляем войны, но мы отвечаем на эти действия соответствующими мерами обороны…

— Вы несете ответственность перед своим народом за отъезд наших послов из России, — заявили послы. — Вы несете вину за разрыв дипломатических отношений.

— Нет, такой вины мы не несем…

И Чичерин спокойным, внешне бесстрастным тоном напомнил красноречивые факты.

Еще до убийства Мирбаха к Советскому правительству начали поступать сведения о том, что в Вологду, где собрался почти весь дипломатический корпус, стали стекаться контрреволюционные элементы, в частности бывшие царские офицеры. Именно здесь вынашивались планы мятежей и контрреволюционных выступлений. Стало также известно, что англичанами разработан план оккупации треугольника Мурманск — Архангельск — Вологда, одна из вершин которого была направлена в районы, занятые чехословаками.

Антантовские представители устанавливали здесь связи с антисоветскими местными организациями. Они слепо верили в широкое антисоветское подполье. Упорно и тщательно искал «народных вождей» французский посол Нуланс, кстати объявленный Советским правительством к этому времени «persona non grata» за свои антисоветские выступления. Такого «вождя» он обрел в лице Бориса Савинкова, а в ублюдочной организации «Союз защиты родины и свободы» увидел «народное движение».

Савинков требовал от Антанты высадки десанта в ближайшее время. В обмен предлагал развернуть «широкое» движение своего «союза». И все время канючил у Нуланса денег.

«Зловредный спиритус», иначе Чичерин Нуланса и не называл, упорно продолжал плести свои паучьи сети. По совету Ленина Чичерин в телеграммах разъяснял послам, что в Вологде создается опасное положение, что туда стягиваются авантюристически настроенные русские офицеры, возможны столкновения, а «когда бушует сражение — домов не различают». Безопасность послов может быть гарантирована только в Москве.

Френсис одним из первых изъявил желание покинуть Вологду, но вмешался «зловредный спиритус». Ссылаясь на свою осведомленность, Нуланс запугивал послов, уверяя, будто бы Германия добилась от Советского правительства согласия на занятие немецкими войсками Москвы и что она требует переезда антантовских послов в столицу, чтобы захватить их там как «ценную добычу».

Несмотря на просьбу Советского правительства, послы Антанты категорически отказались переезжать в Москву и 22 июля заявили о своем желании выехать в Архангельск. Для этого им были предоставлены возможности. Послы, как писал Чичерин, «подобру-поздорову уехали в Архангельск, где ввиду военного положения в ожидании английской бомбардировки их пребывание было невозможно и откуда они 30 июля уехали в занятую англичанами Кандалакшу». Было приложено немало усилий, чтобы их выезд совершился самым корректным образом и не давал бы повода обвинять Советскую Россию, будто она враждебна к народам стран Антанты. Послу Френсису Чичерин направил такую телеграмму: «Прошу передать в ваших сообщениях через океан великому народу пионеров нового континента и потомкам кромвелевских революционеров, братьям по оружию Вашингтона, наше уважение и восхищение». Френсис в своих мемуарах потом писал, что он не выполнил этой просьбы Чичерина. Однако Чичерин подвергся за отъезд послов критике со стороны некоторых своих сотрудников. Против резких заявлений в адрес Антанты выступил Иоффе, который был склонен рассматривать это как ошибку советской дипломатии. По его мнению, Чичерин должен был приложить больше усилий, чтобы воспрепятствовать отъезду послов. 3 августа Ленин написал ему: