Том Годвин - Научно-фантастические рассказы американских писателей

• Название: Научно-фантастические рассказы американских писателей
• Автор: Том Годвин
• Издательство: Издательство иностранной литературы
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1960

Содержание:

Предисловие

Том Годвин. Неумолимое уравнение. (перевод А.Стависской)

Роберт Хайнлайн. Долгая вахта. (перевод М.Ермашевой)

Роберт Хайнлайн. Логика империи. (перевод М.Ермашевой)

Теодор Томас. Двое с Луны. (перевод М.Ермашевой)

Алан Иннес. Путешествие будет долгим. (перевод Н.Рахмановой)

Мюррей Лейнстер. Отряд исследователей. (перевод А.Стависской)

Генри Бим Пайпер. Универсальный язык. (перевод А.Стависской)

Джозеф Шеллит. Чудо-ребенок. (перевод Л.Старокадомского)

Рэй Бредбери. Детская площадка. (перевод Т.Шинкарь)

Рэй Бредбери. И камни заговорили… (перевод Т.Шинкарь)

Предисловие: Александра Казанцева

Редактор: А.Асаркан

Художник: В.Медведев

---

Сдаваться больше не было никакого смысла, да ему и не хотелось доставлять Тауэрсу такое удовольствие — он закончит свою вахту именно здесь. Кроме того, пусть они думают, будто одна бомба готова к взрыву, это помешает им захватить сырье, из которого изготовляются бомбы. Это может, в конце концов, сыграть большую роль.

Без удивления он принял тот факт, что не чувствует себя несчастным. Ему было приятно, что он не испытывает более никакой тревоги. Он не ощущал боли и даже не испытывал голода. Физически он чувствовал себя все еще хорошо. В душе его был покой. Он был мертв — он знал, что он уже мертв, но еще некоторое время был в состоянии ходить и дышать, видеть и чувствовать.

Джонни не испытывал тоски. Он не был одинок, его окружали вызванные воображением друзья: полковник Боун, слишком больной, чтобы двигаться, но требующий, чтобы его перевезли через линию фронта; умирающий капитан “Чезапика” все с тем же бессмертным вызовом на устах; Роджер Юнг, всматривающийся в мрак. Они собрались вокруг него в темном бомбовом погребе.

И, разумеется, тут была Эдит. Она была единственная, чье присутствие он ощущал всегда. Джонни хотелось бы более ясно видеть ее лицо. Она сердится? Или она гордится им и довольна?

Она гордится, хотя и несчастна, — теперь он видит ее лучше и даже чувствует прикосновение ее руки.

Он сидел очень тихо. Сигарета догорела, обжигая кончики его пальцев. Он сделал последнюю затяжку, снова выпустив дым прямо на счетчик, и смял окурок. Это была его последняя сигарета. Он собрал несколько окурков, скрутил еще одну из бумажки, найденной в кармане, осторожно закурил ее и уселся поудобнее, ожидая, когда снова покажется Эдит. Он был счастлив.

Он все еще сидел, прижимаясь к корпусу бомбы; последняя его сигарета лежала погасшая возле него, когда вновь ожил громкоговоритель.

— Джонни? Эй, Джонни! Вы меня слышит? Это Келли. Все кончено. Прибыл “Лафайетт”, и Тауэрс пустил себе пулю в лоб. Джонни! Ответьте мне!

…Когда они отворили наружную дверь, первый из вошедших держал впереди себя на длинном шесте гейгеровский счетчик. Он остановился на пороге и быстро попятился назад.

— Эй, начальник, — позвал он. — Лучше достаньте носилки, а заодно уж — и свинцовый гроб…

“…Четыре дня понадобилось маленькому кораблю и его эскорту, чтобы достигнуть Земли. Четыре дня, в продолжение которых все люди на Земле ожидали его прибытия. В течение девяноста шести часов были отменены все обычные телевизионные программы: вместо них передавалась бесконечная панихида: похоронный марш, песня “Возвращаемся на родину”, песни Лунного Дозора.

Девять кораблей приземлились в ракетном порту Чикаго. Гроб с маленького корабля был перенесен на самолет; после этого корабль снова заполнили горючим и взорвали, выбросив его в космос, чтобы он никогда не мог послужить менее возвышенной цели.

Панихида продолжалась, пока самолет направлялся в городок в штате Иллинойс, где родился лейтенант Далквист. Там гроб был поставлен на пьедестал, окруженный барьером, переступать который было небезопасно. В карауле стояла космическая гвардия, винтовки к ноге, с опущенными головами; толпа людей стояла вокруг. А панихида все продолжалась.

Бесчисленные цветы увяли, и прошло много-много времени до того, пока свинцовый гроб заделали в белый мрамор. Такой вы и видите эту могилу сегодня”.

Роберт Хайнлайн ЛОГИКА ИМПЕРИИ

— Не будь таким сентиментальным болваном, Сэм!

— Сентиментальный я или кет, — упорствовал Сэм, — но, когда я вижу рабство, я понимаю, что это — рабство. А на Венере царит самое настоящее рабство!

Хэмпфри Уингейт фыркнул.

— Просто смешно! Клиенты Компании — служащие, работающие по законным, добровольно заключенным контрактам.

Джонс удивленно поднял брови:

— В самом деле? Что же это за контракт, на основании которого человека бросают в тюрьму, если он уходит с работы?

— Неверно! Каждый рабочий имеет право уволиться после обычного двухнедельного предупреждения, — уж мне ли не знать! Я…

— Да, да, — устало согласился Джонс. — Ты юрист. Тебе все известно насчет контрактов. Но дело в том, глупый ты человек, что все это — только юридическая видимость. Свободный контракт — великолепно! А то, о чем говорю я, — факты, а не казуистика. Мне безразлично, что написано в контракте, но фактически люди там — рабы!

Уингейт осушил свой бокал и поставил его на стол.

— Так что я, по-твоему, круглый дурак? Ну что ж, я скажу тебе, Сэм Хоустон Джонс, кто ты такой: обыкновенный салонный болтун! Тебе никогда в жизни не приходилось зарабатывать на хлеб, и ты находишь просто ужасным, что другому приходится это делать. Нет, погоди минутку, — продолжал он, увидев, что Джонс порывается что-то сказать, — послушай меня. Клиенты Компании на Венере гораздо лучше устроены, чем большинство людей их класса здесь, на Земле. Им обеспечены работа, питание, жилье. Если они заболевают, им оказывается медицинская помощь. Но беда в том, что эти люди не хотят работать…

— А кто хочет работать?

— Не будь смешным. Если бы они не были связаны довольно жестким контрактом, ничто не помешало бы им бросить хорошую работу, как только она им надоест, и потребовать от Компании бесплатного проезда обратно на Землю. Так вот, хоть это и не приходит тебе в голову, в твою благородную, свободолюбивую, милосердную голову, но Компания имеет обязательства по отношению к своим акционерам — к тебе, в частности! — и не может позволить себе гонять туда и обратно межпланетный транспорт для людей, считающих, что мир обязан их содержать.

— Ты убил меня своим сарказмом, дружище, — проговорил Джонс, сделав гримасу. — Я стыжусь того, что я акционер.

— Тогда почему же ты не продашь свои акции?

На лице Джонса отразилось негодование.

— Какое же это разрешение вопроса? Ты думаешь, что, спустив свои акции, я могу снять с себя ответственность за то, что мне известно о Венере?

— Да ну их к черту! — воскликнул Уингейт. — Пей!

— Ладно, — согласился Джонс. Это был его первый вечер после возвращения из учебного полета в качестве офицера запаса; теперь надо было наверстывать упущенное. Скверно, подумал Уингейт, что этот полет привел его именно на Венеру…

“Вставайте! Вставайте! Поднимайтесь! Поднимайтесь, бездельники! Выкатывайтесь отсюда! Пошевеливайтесь!”

Уингейту показалось, что этот хриплый голос пропиливает насквозь его больную голову. Едва он открыл глаза, как его ослепил резкий свет, и он тут же зажмурился. Но голос не собирался оставлять его в покое: “Десять минут до завтрака, — дребезжал он. — Идите, получайте свой завтрак, не то мы его выкинем!”

Уингейт опять открыл глаза и, напрягая всю силу воли, заставил себя поглядеть вокруг. На уровне его глаз двигались ноги, большей частью в обмотках, хотя некоторые были босые — то была отталкивающая, обросшая волосами нагота. Неразбериха мужских голосов, в которой он мог уловить отдельные слова, но не фразы, сопровождалась неотвязным аккомпанементом металлических звуков, приглушенных, но проникающих повсюду: шррг, шррг, бомм! Шррг, шррг, бомм! Каждое такое “бомм” ударяло по его трещавшей от боли голове. Но еще сильнее бил по нервам другой шум — беззвучное жужжание и шипение; он не мог определить, откуда идет этот шум.

Воздух был насыщен запахом человеческих тел, скученных на слишком тесном пространстве. Запах не был настолько отчетлив, чтобы назвать его зловонием, и в воздухе было достаточно кислорода; в помещении ощущался теплый, слегка отдающий мускусом запах тел, все еще согретых постелью, — не грязных, но и не свежевымытых. Это было угнетающе и неаппетитно, а в его нынешнем состоянии почти тошнотворно.

Уингейт мало-помалу начал осматриваться: он находился в каком-то помещении, тесно уставленном койками. Оно было полно народу — мужчин, которые вставали, шлепали ногами по полу, одевались. Уингейт лежал на нижней, первой из четырех узких коек, громоздившихся у стены. Сквозь просветы между ног, двигавшихся мимо его лица, он мог видеть такие же этажи коек вдоль стен, от пола до потолка. Кто-то присел на край койки и, натягивая носки, прижался широкой спиной к его ногам. Уингейт подтянул ноги. Незнакомец повернул к нему лицо.

— Я толкнул вас, голубок? Извините. — Затем добродушно добавил: — Лучше выматывайтесь отсюда. Жандарм будет орать, чтобы все койки были подняты. — Он широко зевнул и встал, уже позабыв об Уингейте и его делах.

— Погодите минутку! — быстро окликнул его Уингейт.

— А?

— Где я? В тюрьме?

Незнакомец с беззлобным интересом пристально посмотрел на залитые кровью глаза Уингейта, на его отекшее, неумытое лицо.