Наталья Решетовская - В споре со временем

• Название: В споре со временем
• Автор: Наталья Решетовская
• Издательство: Издательство Агентства печати Новости
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1975

ЗАПИСКА ПРАВЛЕНИЯ АГЕНТСТВА ПЕЧАТИ НОВОСТИ ОБ ИЗДАНИИ РУКОПИСИ Н.РЕШЕТОВСКОЙ «В СПОРЕ СО ВРЕМЕНЕМ»

17 апреля 1974 г.

Секретно

ЦК КПСС

Агентство печати Новости вносит предложение об издании через зарубежные издательства на коммерческой основе рукописи Н.Решетовской «В споре со временем» (объем — до 15 печатных листов).

Написанная в форме воспоминаний, книга бывшей жены Солженицына содержит письма, дневники, заявления бывших друзей и другие документы, свидетельствующие о том, что в «Архипелаге Гулаг» использованы лагерные легенды и домыслы. Кроме того, приводится ряд фактов неблаговидного, аморального поведения Солженицына. В рукописи Н.Решетовской можно проследить эволюцию взглядов Солженицына от троцкизма до монархизма.

В 1973–1974 годах через АПН были переданы интервью Н.Решетовской. Они были опубликованы в газетах «Нью-Йорк таймc» (США), «Фигаро» (Франция) и других органах. В своих интервью Решетовская заявила о намерении опубликовать свои воспоминания для разоблачения различных версий буржуазной печати по биографии Солженицыны и его отношений к Н.Решетовской.

Крупные буржуазные издательства  «Нью-Йорк таймс», «Пресс де ля Силе» (Франция), «Аллен Даво» (Швейцария) обратились в АПН с просьбой предоставить им права на издание воспоминаний Н.Решетовской.

Рукопись воспоминаний Н.Решетовской подготовлена к печати издательством АПН совместно с КГБ при СМ СССР.

Представляется, что выход на Западе воспоминаний Н.Решетовской может послужить определенной контрмерой, направленной против антисоветской шумихи вокруг Солженицына.

Просим согласия.

Приложение: Упомянутое на 288 листах (несекретно).

Председатель Правления

Агентства печати Новости И.Удальцов

Резолюция: Согласиться. М.Суслов

ЦХСД. ФА. Оп.22. Д. 1774. Л.1. Подлинник.

---

Да и сама Надя Нержина, родившаяся из моих дневников и воспоминаний о том, какой я бывала на свиданиях, довольно далека от Наташи Решетовской. Мытарства с диссертацией отнюдь не приводили её в отчаяние, как это описано в романе. Надя — нытик. Наташа Решетовская там, где можно было действовать, не приходила в уныние даже от самого плохого! Чтоб ускорить завершение диссертации, она делала всё, что могла, знала, что рано или поздно всем мытарствам придёт конец, и относилась к ним даже с некоторым юмором…

Девушки были и душевно лучше, не только богаче интеллектом, чем это описано в «Круге». Они, если и не одобряли меня в чём-то (например, в чрезмерном увлечении музыкой или шахматами), то это не было и не могло быть предметом злословия за моей спиной. Об этом говорилось только открыто. Если бы они и догадались, что муж у меня жив, но не всё благополучно, то не злословили бы, а посочувствовали…

* * *

Подошёл Новый год. Снова втроём, как и год назад. При свете фотоламп, принесённых для этого случая мужем из школы, где у него была уже вполне налаженная фотолаборатория, было сделано много снимков. Среди них очень удачна фотография моей мамы, сидящей в кресле и разбирающей новогоднюю почту.

Провожая старый год, муж любил подводить его итоги и строить планы.

Зреют планы и на лето. В первую очередь мой муж мечтает о поездке в Ленинград, который влечёт его с давних пор.

Из библиотеки приносится довольно старый путеводитель по Ленинграду. Александр будет составлять по нему целую большую историко-художественную картотеку.

Меня очень заинтересовала архитектура Ленинграда ещё в поездку туда с художественной самодеятельностью Московского университета в 49-м году. А потому решено, что я тоже буду составлять картотеку — архитектурную.

Первым гостем в новом году был Дмитрий Панин.

К этому времени он фактически расстался с женой и сыном, ушёл жить к сестре.

Нам это уже было известно. Таков был эпилог многолетнего ожидания мужа красивой, самоотверженной женщиной!

Грешный муж вернулся к безгрешной жене. Но он зато стал верующим. И она и сын тоже должны теперь ими стать! Уговоры, убеждения, требования, ультиматумы… Официально брак их не возобновлялся. Зачем? Вдруг с ним опять что-нибудь случится? И ей снова отвечать?..

Тогда Дмитрий Михайлович был православным. Потом он стал католиком. Потом женился на еврейке, чтобы уехать в Израиль, а оказался в Париже. Своей истинной жене, которая чаяла разделить с ним старость и с которой он в летние месяцы жил вместе на дачном своём участке, он оставил «успокоительное письмо», что любил её больше всех прочих бывших у него женщин и что он хочет закончить свою жизнь в монастыре…

Дмитрий Михайлович читал «Шарашку». В основном он принимал её безоговорочно. И муж советовался с ним особенно в связи со спорами Сологдина с Рубиным (тогда Левиным). Вместе изобретали темы этих споров. Обсуждали написанное.

Весной я побывала в Москве на научной конференции по катализу. Проводили её «кобозевцы» в Московском университете.

Доклады вызвали весьма оживлённые, с взаимным задиранием, прения. Один из докладов делал сам Кобозев. Как всегда (только редко приходилось его слушать!) — логично, чётко, иногда остро и остроумно, находя удивительно точные слова.

Конференция длилась несколько дней. Всю её я просидела рядышком с Тамарой Поспеловой, с которой почти не разлучалась те дни, когда мы с ней были единственными женщинами в лаборатории профессора Кобозева.

К удивлению своему убедилась, что я в этом научном мире не забыта. На мои работы, в частности, на открытые мною так называемые «вторичные ансамбли» делались ссылки в докладах. Сослался и сам шеф. А когда посетила новое просторное помещение кобозевской лаборатории в отдельном корпусе на Ленинских горах, то на стенде, среди других таких же, увидела и титульный лист своей диссертации…

Всё могло бы быть по-другому. Но как бы сложилась моя личная жизнь? Разве я имею право быть чем-то недовольной?!

* * *

Болезнь Александра не давала себя знать, но требовала постоянного внимания. Около двух недель в ту весну он пролежал в больнице, где его лечили химиотерапией. Полагалось бы пролежать подольше, но муж настоял на выписке и продолжал лечиться амбулаторно. Чувствовал он при этом себя неплохо, а потому, почти не переставая, работал.

Шло усиленное печатанье «Шарашки».

За время лечения муж прибавил в весе около 3 кг, от чего пришёл в ужас. Зато опухоль как будто рассосалась.

После курса лечения сарколизином муж проникся оптимизмом и решил считать себя здоровым. А чтобы избавиться от излишней полноты, да и почувствовать себя снова молодым, муж идёт навстречу моему желанию купить велосипеды.

С каким опозданием навёрстывалась моя жизнь! Ведь о велосипеде я мечтала ещё со школьной скамьи, но он был в ту пору недоступен.

И вот у меня — прелестный зелёненький дамский велосипед Львовского завода! У мужа — дорожный, тяжеловатый на ходу. Но я от этого выигрываю. Когда натренируюсь, то не буду отставать от него, разве что при встречном ветре, да на крутых подъёмах… Не то что пешком! Тут я всегда пасовала перед своим «скороходом»…

Начались наши первые велосипедные вылазки «на природу»: сначала к Оке, потом до Полян, а потом и в Солотчу, до которой было 20 км и которая кажется мужу «чудным местом».

Большая картотека по улицам и достопримечательностям Ленинграда уже составлена. Карточки рассортированы по определённым маршрутам. Имея в руках отпечатанную картотеку, Александр Исаевич вполне может работать гидом по Ленинграду. В Рязань к нему уже идёт выписанная нами «Ленинградская правда». Читая её, мы как бы входили в жизнь города.

И вот наступает этот счастливый миг, когда, собравшись по предварительно составленному подробнейшему списку необходимой одежды, канцелярских и фотопринадлежностей, дорожных вещей и пр., мы рано утром 29 июня покидаем Рязань…

В Ленинград мы приехали ослепительным утром. Весна там запоздала: на улицах и в скверах — раскидистые кусты цветущей сирени, давно отцветшей у нас.

Вечером, одевшись поторжественнее, вышли гулять. Пройдя по Невскому в сторону, противоположную Дворцовой площади, повернули налево и оказались у здания бывшего Благородного Собрания — ныне Филармонии. «Нет ли у вас лишнего билетика?» — обратились к нам… Оказалось, заключительный концерт американского дирижёра Стоковского. Тогда и мы в свою очередь стали задавать подходящим тот же вопрос и прорвались-таки на верхний ярус, где можно было не только сидеть на своих, не ахти каких местах, но и свободно прогуливаться, не глядя на эстраду, а просто отдаваясь поразительно слитному звучанию оркестра.

После концерта мы вышли на светлые без фонарей улицы. Хотя был уже 12-й час, казалось, вечер только начинался: повсюду продавались ландыши, мороженое, газированная вода…

До четырёх утра бродили мы по набережным Невы, делая снимки и просто любуясь открывшейся перед нашими глазами панорамой.

Но, конечно, Ленинград — это прежде всего театры. «Бег» Булгакова в Александринке, «Летучий голландец», «Жизель».

Любопытно, что самое большое впечатление было от французской пьески Жери «Шестой этаж» — её ставили гастролёры-рижане.

«Сюжет — элементарный, — пишет Саня Зубовым, — „он“ обманул „ее“ и не женился; но тут-то и убеждаешься, что в искусстве не то главное, что сказано, а как».

К этой мысли Александр Исаевич на протяжении своей жизни не раз возвращается. И всё же до конца не убеждён в своей правоте.

«— Но слушайте, искусство — это не что, а как», — говорит сценарист Цезарь Маркович в «Одном дне Ивана Денисовича».

«— Нет уж, к чёртовой матери ваше „как“, если оно добрых чувств во мне не пробудит!» — отвечает ему заключённый Х-123.

Продолжения спора автор не приводит, молчаливо согласившись, тем самым, с Х-123, за которым осталось последнее слово.

Может быть, дело всё в том, что важно и что и как? Ведь «элементарный» сюжет «Шестого этажа» — вечен!.. Как вечен он и в жизни, что Александр Исаевич подтвердит на собственном примере!..

Переполненные впечатлениями от путешествия, от встреч с друзьями, со множеством нащёлканных фотоплёнок, обременённые обновками, 11 августа мы приехали в Рязань, точно уложившись в намеченный график. — Хорошо путешествовать, а доменька ещё лучше! — проговорил мой муж, разбирая вещи и настраиваясь на свои обычные дела.

* * *

В период «тихого житья» мы отсчитывали время не по календарным, а по учебным годам.

Осень, зиму, весну у мужа была школа, у меня — институт. И хотя преподавание не было главным к этому времени даже у меня, школа и институт, наши учебные расписания, подготовка к занятиям — задавали жизни определённый ритм.