Николай Максимов - Поиски счастья

• Название: Поиски счастья
• Автор: Николай Максимов
• Издательство: Дальневосточное книжное издательство
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1965

Роман о судьбе русских поселенцев Аляски и коренных жителей Чукотки. Действие происходит в начале XX века. Герои романа каждый по-своему понимают, что такое счастье. Для потомка русских поселенцев Андрея Устюгова, понимающего, что скоро на Аляске не станет русского уклада жизни, — это возвращение на родину своих предков, в Россию. Для молодого чукчи Тымкара — это винчестер и шкуры, другие подарки для задабривания своего будущего тестя, отца любимой девушки. Для революционера Кочнева — это всеобщее счастье. Он не может быть счастлив, если несчастны окружающие его люди.

Роман был закончен в 1952 году и выдвигался на Сталинскую премию. Но Сталин умер, и премия не состоялась.

---

Внеся пометки в раздел «Чукотская торговля», Владимир Германович раскрыл записную книжку, где были другие записи: «Стойбище и поселок. Хозяин стойбища. Помощники. Бедняки. «Праздные скитальцы». Байдарная артель. Распределение продуктов промысла. Гостеприимство». В один из таких разделов Богораз добавил наблюдения последних дней: «Существование вдов и сирот всецело зависит от соседей. Семья, не заслужившая ничьей благосклонности и всем чужая, осиротев, попадает в безвыходное положение. Она не имеет места, где жить».

— Когда мой муж умер, — на днях рассказывала ему тетя Кайпэ, оставшаяся вдовой с пятилетним ребенком, — пришел его брат и отобрал оленей. Он хотел взять и меня, но я отказалась. У него было страшное лицо: разрушившийся нос и дыры на щеках. Я сказала: «Я хочу жить сама по себе». Он очень разгневался и сказал: «Я не дам тебе ни одного оленя, ты не сможешь ехать». Тогда я ушла пешком со своим мальчиком. После этого вся наша жизнь была в голоде и холоде…

«…Есть среди чукоч люди, вся жизнь которых проходит в постоянных скитаниях. «Зря ходящие» называют таких чукчи. Голод — постоянный их спутник. Их не пускают спать в опальный полог. Их спальное место в наружном шатре, под санями, там, где спят собаки… Чукчи вообще едят только один раз в день, тем более трудно угадать таким людям на чье-либо стойбище как раз во время еды…»

«Быть может и этот юноша «зря ходящий?» — подумал Богораз и внимательно посмотрел на спящего у костра Тымкара. По его усталому лицу и по тому, как он жадно ел и тут же заснул, этнограф догадался о его нелегкой жизни. Правда, одежда на чукче была цела; он даже что-то нес в мешке. Богораз отметил, что чукча высок и строен. Длинные ресницы и прямой нос придавали красивому лицу суровость и решительность. Однако ученый не спешил делать какие-либо выводы, хотя ему не терпелось узнать подробности жизни юного путника.

Будущим летом Владимир Германович намеревался закончить второе путешествие по Чукотке, и сейчас он использовал каждую минуту для того, чтобы зафиксировать свои наблюдения. Он записывал: «Приморские жители гораздо гостеприимнее, чем оленеводы. Каждый путник, остановившись в приморском поселке, может смело рассчитывать на то, что он получит корм для себя и своих собак на один или несколько дней. Платы с него не потребуют. Морские охотники гордятся своим превосходством в приеме гостей. Это тем более замечательно, что они считаются гораздо смелее и предприимчивее оленных, и действительно, их образ жизни требует мужества, присутствия духа и постоянной предприимчивости».

Время от времени он невольно поглядывал на спящего. Его все больше располагал к себе этот юноша. Один, без ружья и пищи, он смело встретился с неизвестным таньгом и вот теперь так доверчиво заснул здесь. Куда шел он в этот ранний час?

Богораз и сам стал позевывать. Однако он бодрился. Могло случиться, что, выспавшись, этот юноша уйдет, не разбудив его. Разве ученый простил бы себе это? Ведь он — последние годы среди этого чудесного народа, который в страшных условиях существования сумел сохранить цельность и чистоту характера, душевную отзывчивость. А какая воля к жизни! Коллективизм, доверчивость, свободолюбие, одаренность, мудрость стариков. Но… Суеверия, религия, жертвоприношения, кровопомазание. И вот сюда врывается цивилизация, врывается всем худшим, что у нее есть: спиртом, болезнями, вымогательством, разбоем! Этнограф уверен, что все это погубит даже такой жизнестойкий народ, сумевший освоить столь суровые широты. Богораз вспомнил рецензию на его книгу рассказов о чукчах: какой-то барин был недоволен, что русская изящная словесность осквернялась словами диких туземцев… Что же мог сделать для этого народа он один, да хотя бы еще десяток таких же подвижников? Больно защемило сердце.

Он задумчиво листал свои записи: «Чукотский язык богат словами и гибок в формах…» Ученый собрал уже около пяти тысяч чукотских слов и мечтал создать для чукчей письменность. Изучил все звуки их языка, гармонию гласных, мужское и женское произношение ряда слов, различные говоры, структуру языка, морфологические принципы.

На следующих страницах блокнота значилось: «Семья и семейная группа. Система родства. Положение стариков. Добровольная смерть». Затем: «Брак. Целомудрие женщин. Отработка за жену. Похищение женщин. Свадебный обряд. Групповой брак».

Все это лишь отдельные заметки, заголовки и подзаголовки будущего исследования о чукчах.

…Тымкар спал, хотя солнце уже высоко поднялось над горизонтом. Припекало. Костер подернулся серым пеплом, головешки поблекли. Этнограф начинал терять терпение. Сколько же будет спать этот богатырь?

Сходил к ручью за пресной водой, подвесил котелок, подбросил в костер плавника. Бледное пламя высунуло из золы острые языки.

Богораз с любопытством рассматривал дорожный мешок Тымкара. Что же несет с собой этот юноша, если у него даже нечем питаться?

Ученый осторожно взял сумку и развязал ремешок.

Два пестрых отреза ситца с американскими этикетками; новенькая курительная трубка; несколько пачек прессованного табаку; новый нож; поллитровая банка со спиртом…

Этнограф-чукотовед сразу все понял. Лицо его стало серьезным. Он тщательно стянул ремешок на сумке и с уважением, осторожно положил ее на место. «Эх, юноша, юноша!..»

Богоразу надоело ждать, когда можно будет поговорить с этим женихом. Да и сколько же времени можно спать!

— Э-гей! — крикнул Владимир Германович, снимая с огня котелок.

Тымкар быстро поднял голову. Дрогнули ресницы, сверкнули черные глаза.

— Этти! — приветствовал его Богораз. — Вставай кушать, чай готов. — И, взяв полотенце, он пошел к лагуне умываться.

Юноша огляделся, вспомнил встречу, посмотрел на свой вещевой мешок. Мешок цел. Таньг такой же, как и был. Только солнце поднялось почти до самого верха. Ничто, как видно, не угрожало Тымкару, и он успокоился, наблюдая, как таньг мыл лицо.

Начали пить чай.

— Откуда ты, юноша? — спросил, наконец, Богораз.

— Дальний человек я, — уклончиво ответил Тымкар, думая: как научился этот таньг чукотскому языку?

Богораз счел уместным помолчать. Пил чай. Тымкар не отставал, не спуская на всякий случай с таньга глаз. За свою небольшую жизнь он видел уже немало разных людей, но этот ему казался совсем странным. Может хорошо говорить по-чукотски. Угощает, как чукча, и кушает вместе с ним, хотя и таньг…

— Как зовут тебя? — вдруг сам спросил Тымкар.

Этнограф назвал себя.

Тымкар слушал, перестав есть.

— Я сам был в другой земле, — как равный собеседник, сказал он. — Меня зовут Тымкар. Теперь я — «одиноко живущий человек».

Богораз быстро достал записную книжку и начал записывать.

Тымкар умолк. Он с любопытством заглядывал в записи таньга. Впрочем, видеть, как таньги и американцы что-то рисуют, ему приходилось не раз. Но Ройс, например, не смог объяснить Тымкару смысл этих рисунков, ибо недостаточно в то время владел чукотским языком. А это очень интересно. Тымкар ведь и сам на моржовых клыках делал рисунки, по которым Сипкалюк могла понимать все, что он ей рассказывал. Сипкалюк… Помнит ли она его? Тымкар глядел на море, как будто мог там увидеть ее или получить ответ на свой вопрос. Потом, задумчивый, перевел взор на таньга.

— Ты что рисуешь?

— Я записал то, что ты сказал мне, — твое имя и где ты был.

Тымкар улыбнулся:

— Отсохни твой язык. Ты говоришь пустое!

Теперь смеялся Богораз. Он записал и это…

— Ты почему смеешься? — обиделся было юноша.

Сразу сделав серьезное лицо, Богораз ответил:

— Разве я обидел тебя?

Юноша заметно успокоился. Этнограф понял, что смех его был неуместен. И он начал рассказывать ему о письменности. Это показалось Тымкару занятным, но, недоверчивый, он решил проверить слова этого большелобого человека с бровями, как крылья у летящей чайки.

— Если язык твой болтает не пустое, дай цену твоим словам.

Богораз сосредоточенно молчал, довольный, что не напрасно полдня оберегал сон этого смелого и дерзкого юноши…

— Я вижу, ты не дух. Возможно, ты даже умный человек… — продолжал молодой чукча.

Примирение состоялось. Теперь Богоразу оставалось только доказать, что он говорил правду, то есть «дать цену своим словам». И он продолжал:

— Согласен. Пусть будет по-твоему. Ты станешь говорить, я буду рисовать. Потом по рисункам я повторю тебе все, что ты расскажешь мне о себе. Если я скажу неправду, тогда, значит, язык мой говорил пустое, я буду лживый человек.

Тымкар довольно улыбнулся. Ему определенно нравился этот таньг.

— Пусть будет так, — согласился он и начал рассказывать.

Присев рядом, юноша всматривался в странные рисунки.

— Наверное усталость одолела тебя, — не без самодовольства заметил молодой чукча, когда Богораз прекратил запись и стал чинить карандаш. После сытного завтрака настроение Тымкара явно поднялось.