Одри Салкелд - Лени Рифеншталь

• Название: Лени Рифеншталь
• Автор: Одри Салкелд
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-20396-3

Отважная, решительная, неотразимо красивая, словно королева Нибелунгов из древнегерманского эпоса, Лени Рифеншталь ворвалась в элиту мирового кинематографа как яркая актриса и режиссер-оператор документальных фильмов «Триумф воли» и «Олимпия», снятых с одобрения и под патронатом самого Адольфа Гитлера. В этих лентах ей удалось с талантом и страстью выдающегося художника передать дух эпохи небывалого подъема, могучей сплоченности предвоенной Германии.

Эти фильмы мгновенно принесли Лени всемирную славу, но, как и все лучшее, созданное немецкой нацией, слава Рифеншталь была втоптана в грязь, стерта в пыль под железной поступью легионов Третьего рейха.

Только потрясающее мужество помогло Лени Рифеншталь не сломаться под напором многолетних обвинений в причастности к преступлениям нацистов.

Она выстояла и не потеряла интереса к жизни. Лени вернулась в кинематографию, еще раз доказав всем свой талант и свою исключительность. Ей снова рукоплескал восхищенный мир…

В 2003 году Королева ушла из этого мира, навсегда оставшись в памяти многочисленных поклонников ее творчества Последней из Нибелунгов…

---

К его изумлению, Лени взлетела на вершину играючи. Мало зная о женщинах, он никогда бы в жизни не поверил, что такое «хрупкое с виду создание» было способно на это. Ну что ж! Он стал предлагать ей все более и более сложные маршруты. Особенно удовлетворенным он остался тем, как она, точно птица, вспорхнула на Шлейерканте — ну, что ж, теперь можно и в дальнюю дорогу! Успехи в альпинизме сделали его самонадеянным, и, как он позже признавался в своей книге «Моя альпинистская жизнь», вместо обычной дороги на Джулию он выбрал куда более трудное восхождение по восточному фасаду.

Они пустились в путь втроем — третьим в связке был один из приятелей Лени по лыжным тропам Ксавьер Крайси. Хекмайр знал его как хорошего альпиниста, хотя проводником он не был. Переночевав в хижине Брентаи, троица вышла на старт с некоторым запозданием, затем остановилась для ленча в хижине Тоса, так что, когда они оказались у подножия горы, которую собирались покорять, было уже два часа пополудни. Но все равно, как они считали, впереди достаточно светового времени. По расчетам Хекмайра, требовалось три часа на подъем и один на спуск; но вскоре он понял, что к этому счету требуется добавить солидные «чаевые». Другой ошибкой Хекмайра было то, что он пошел в лобовую атаку, увидев угол, который, как ему показалось, позволил бы сократить общепринятый зигзагообразный путь по выступам. Однако очень быстро выяснилось, что этот угол вовсе не так уж хорош, и между Хекмайром и Лени возникла словесная перепалка по поводу того, какой же путь лучше. Кончилось тем, что они только потратили силы на участок пути, который привел их в никуда. Кляня себя за то, что послушал свою спутницу, Хекмайр, напрягшись, потянул за веревку и без всякой страховки ринулся прямо в злополучный угол. Когда же он позвал других последовать за ним, то одного взгляда на гладкую стену и нависшие выступы было достаточно, чтобы застыть на месте, как вкопанному. Лени отказалась сделать еще хоть шаг.

Вот так так! Патовая ситуация. Что ж, поищи себе другого гида, который поведет тебя более легким маршрутом, сказал он своей спутнице. И тут же веревка со страшной силой натянулась, и Лени полетела в угол, точно маятник; он же напряг все силы, чтобы удержать ее, обливающуюся слезами, рядом с собой на уступе. Крайси последовал за нею, скаля зубы от недовольства. Было уже пять часов пополудни, а между тем предстояло еще одолеть подъем с дерзновенным названием «Прусский»… Осторожность требовала повернуть назад, но Лени была непреклонна. Она более чем прежде была настроена победоносно завершить восхождение.

Когда вся троица наконец оказалась на острие изящной вершины, было уже почти темно, и с востока надвигалась зловещая гряда черных туч, сыплющая вспышками синих молний. В любой момент могла разыграться страшная буря — нельзя же, чтобы она застала их на вершине или открытых уступах! Хекмайр быстро огляделся по сторонам и заметил небольшую нишу, до которой было совсем чуть-чуть спуститься по северному склону.

— Спрячемся там! — приказал он. — Посмотрим, сможем ли пережить это.

— Но не можем же мы провести целую ночь под открытым небом!

Ошалевшую Лени преследовал страх, что, если она промокнет до нитки и продрогнет, то вновь дадут о себе знать старые хвори, которые она приобрела в Гренландии. Ее протесты потонули в ужасающем ударе грома, и тут же на наших героев налетела буря, осыпая тяжелыми градинами. Впрочем, Хакмайр сообразил, что Лени права: они не смогут продержаться в этой нише до утра, и надо поискать, где удобнее спуститься. Было темно, хоть глаз выколи; местность освещали только вспышки молний.

«Мы все ждали и ждали…» Лени вспоминает, как она и Крайси пытались вкричаться в темноту, но голоса их немедленно тонули в реве бури. Хекмайр ушел так далеко, что они испугались, не случилось ли с ним несчастья. Они уже собрались спускаться самостоятельно — даже при том, что единственным источником света будут небесные вспышки.

И вдруг неожиданно он возник перед ними, представ в свете молнии, «точно сияющее привидение», чтобы повести всех вниз.

Спуск был одним долгим кошмаром. Много лет спустя Лени вспоминала, как у нее замерло сердце, когда Хекмайр, потеряв опору под ногами, поволок всю связку в пропасть. Не сумей он схватиться за скалу и остановить падение, всем троим бы точно каюк. (Зато в мемуарах Хекмайра упоминание об этом эпизоде напрочь отсутствует — самые живые его воспоминания связаны с бесконечным забиванием колышков при блеске молний.) Крайси пришлось спускаться в кромешной черноте на двух 130-футовых веревках, а все, чем страховалась Лени, была тонкая 80-футовая веревка — значит, в каждый этап она и могла спуститься на 80 футов, не больше. «Спускались всю ночь, оказавшись точно в том месте у подножия, где оставили свои рюкзаки. Это было либо чистой случайностью, либо чудом, ибо большую часть времени я не имела представления, где мы».

Теперь самое худшее осталось позади, но было по-прежнему очень темно, и найти путь к хижине «Тоса», не имея факелов, не представлялось возможным. Внизу во тьме едва мерцала лощина, выстланная льдом. Настаивая на том, чтобы компания двигалась, Хекмайр вырубил зигзагом ступени вниз по крутому склону. Град утихал, но из долины наползал влажный туман, окутывая все вокруг. Когда миновали голый лед, он велел своим спутникам сесть и скатиться вниз на пятой точке, уверяя, что это совершенно безопасно: сам он столько раз использовал эту технику! Возможно, что и так, но они что-то не очень верили в это. Но при всем при том им менее всего хотелось оставаться здесь на ночлег на последнем этапе пути, и, усевшись на седалища, покатились вниз во тьму. Между тем они умудрились пропустить небольшую тропинку, выводившую вниз из лощины, и вместо этого оказались на огромном поле, усыпанном валунами — «дикая земля, покрытая камнями размером со столы и даже с дома». Налетев на камень, Хекмайр почувствовал, как быстро улетучивается его желание самопожертвования. «Я растянулся и объявил, что собираюсь дрыхнуть до рассвета», — сказал он. Еще мгновение, и он уже храпел.

Лил дождь, и двум спутникам Хекмайра ничего не оставалось, как самим укрыться среди камней. Вскоре они, изнуренные, тоже спали без задних ног. Проснувшись несколько часов спустя под ослепительными лучами солнца, увидели, что ночевали в нескольких ярдах от хижины.

…Отдых был закончен. Лени вспоминала впоследствии, как вернулась в Берлин, зарядившись новой жаждой жизни — даже при том, что ее измученные руки были так покрыты царапинами и синяками, что она целую неделю после этого «не могла удержать даже гребня». Уже в почтенном возрасте, оглядываясь назад, она уверяла, что никогда не чувствовала себя такой здоровой и жизнерадостной, как после того отдыха.

В своей книге Хекмайр рассказывал, как после банкета в Больцано, перед тем как ехать домой, Лени взяла его в Нюрнберг, куда ее пригласил сам фюрер в качестве почетной гостьи очередного партсъезда. Остановились они в доме у гауляйтера, о котором Хекмайр вспоминал так: «Здесь все было дорогостоящим и изысканным, кроме самого гауляйтера». (Хекмайр имеет в виду, конечно, монструозного Юлиуса Штрейхера, закоренелого антисемита и садиста, в конечном итоге угодившего в петлю как военный преступник.) Как по мановению волшебной палочки, ряды фалангистов из личной охраны фюрера расступились — и Лени с Хекмайром доставили в отель «Дойчер Хоф», где фюрер встретил великую кинематографистку с распростертыми объятиями и осыпал множеством комплиментов. Лени и ее спутника пригласили за один стол с фюрером к послеполуденному чаю. Это дало Хекмайру возможность понаблюдать за отдыхающим Гитлером, пока Лени вещала ему о своих недавних горных приключениях. Не претендуя на звание глубокого знатока людей, Хекмайр тем не менее не смог заметить за ним «абсолютно ничего такого экстраординарного». Когда его постепенно втянули в разговор, он поразился вполне уместными вопросами фюрера, хотя было ясно, что тот мало что понимает в альпинизме. Ну хотя бы — что чувствуешь, когда остаешься один на большом и опасном подъеме? Его собственный опыт ограничивался легкими прогулками по горным тропинкам.

Пока они попивали чаек, стемнело — настало время факельного шествия. Хекмайр вспоминает: только он собрался уходить, как фюрер задал ему еще один вопрос, потребовавший долгого времени для ответа. Никто не осмелился его прервать:

«И вышло так, что я сопроводил его на балкон, по-прежнему отвечая на вопрос, и оказался в своем сером костюме среди партийных чинов, всех поголовно одетых в форму. Внизу собралась толпа, непрестанно выкрикивавшая «Хайль!» Факельное шествие остановилось. Гитлер приветствовал его вытянутой, как палка, рукой; взгляд его был застывшим, словно всматривался вдаль. Впервые в жизни я поднял руку в гитлеровском приветствии».