Александр Зорич - Очень мужская работа

• Название: Очень мужская работа
• Автор: Александр Зорич
• Издательство: Ленинград
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-906017-03-1

Сталкиллер из тех, кто не пасует перед трудностями. Он знает повадки живых и не боится мертвых. Он любит оставаться один, но в то же время не для виду ценит настоящий мужской коллектив. Он — ветеран войны, он — настоящий герой. Он — оперативник. Расследование обстоятельств жизни и смерти знаменитых охотников за хабаром заставляет Сталкиллера ввязаться в головокружительную и крайне опасную авантюру, где пригодятся все его умения и бесстрашие…

---

Ведомые бывают разные. Матушка — учитель суровый, но даже и суровый учитель не всегда способен вбить быстро даже основные правила поведения среди аномальных интенсивностей неизвестной природы ученику-идиоту. Разве что сразу преподать знания в смертельной дозе и не мучиться. И чтобы ученик тоже не мучился.

Но, слава богу, идиотов всё-таки многажды меньше, чем остальных.

За всю карьеру рыцаря печальной хари Комбату довелось всего дважды столкнуться с проявлениями крайнего идиотизма у ведомых. Один из этих случаев даже кончился сравнительно благополучно, «ночным параличом» всего-то лишь. Конечно, неплохо было бы организовать курсы подготовки ведомых, вроде как для орбитальных туристов, «участников космического полёта» в Звёздном, Хьюстоне или Менге, но как? Это невозможно — по причинам предельной нелегальности туристическо-познавательного маршрута. И, разумеется, по причине невозможности создания тренажеров, хоть сколько-нибудь воспроизводящих реальную обстановку. Хуже, чем невесомость.

Зона — это вам не планета Пирр из помянутой выше популярной книжки.

Любопытно, что ведомые-первоходки держатся более-менее пристойно все. Страх, джентльмены-леди-товарищи-обоих-полов. Проблемы с идиотизмом начинаются… точнее сказать, исчезают у ведомых именно «бывалых», уже из Зоны возвращавшихся. Точнее сказать, выведенных из неё согласно прейскуранту.

Самым частым признаком неполной адекватности ведомого являются слова: «Я порядок знаю».

Они подошли к юго-западному выходу из Комбатовой лёжки, и Комбат жестом остановил Влада. Чтобы прочитать выходное наставление.

— Идём так… — начал он.

— Я порядок знаю, — перебил его Влад.

Второй признак — нетерпимость к замечаниям и порывы бежать впереди батьки без команды.

— Снова наши взяли Киев. Тебе следует меня внимательно выслушать, Влад… Стоять!

— Не надо меня хватать руками, Владимир Сергеевич.

Так. Вот такого с первоходками ещё не бывало у Комбата.

Комбат ненавидел объяснения с ведомыми на повышенных тонах в поле. А ведь от «сундука», где Влад вёл себя, в принципе, спокойно и адекватно, они отошли всего на двадцать шагов! И первоходка ведь он, мать его неизвестную. Или нет всё-таки? Не первоходка?

— Слышь, ведомый, — сказал Комбат, не снимая руки с наплечника Влада и даже надавив. — Ну-ка, стоять молча, не шевелясь, ведомый, слушать меня и гривой махать согласно. Или мы тут же расстаёмся. Автомат тебе не нужен, ладно, я проглотил, твоя жизнь — твоё дело, а за себя я и в один ствол постою, но водить по Матушке неуправляемого первоходку я не буду. Поскольку моя жизнь — моё дело, и очень важное. А неуправляемость ведомого для меня лично опасна.

Влад отчётливо скрипнул зубами, Комбата несказанно изумив. Да, что-то за двадцать крайних шагов произошло с Владом. Что? Комбат лихорадочно искал аналогии. Утлые голые акации лесополосы в подмороженном стоячем воздухе тихо и отчётливо потрескивали не в такт мыслям. Сбивали с толку своим дурацким предательским треском.

— Ты недоволен чем-то? — прямо спросил Комбат, так ничего не сообразив.

— Я недоволен вашим прикосновением ко мне. Уберите руку, Владимир. Я недоволен необходимостью выслушивать выходное наставление. Я могу его прочитать вам наизусть, как «Отче наш» или формулу Миранды. Или стихотворение про «хотят ли русские войны». Владимир Сергеевич, давайте мне направление, и будем двигать. Формальности и заклинания нужны вам, а не мне.

Комбат помедлил и сказал:

— Возможно. Они нужны мне. Почему же ты считаешь, что это неважно?

Влад повернул к Комбату лицо. За ободом забрала виднелись его левый глаз и щека, подсвеченная индикаторной панелью зелёненьким и ореховым, а в глазу сидел ореховый блик. Влад поморщился, мотнул головой, как бы стряхивая наваждение, и Комбат с невероятной отчётливостью понял, что странный мальчик тратит неимоверные усилия, удерживаясь с ним, Комбатом, в одной тональности мировосприятия.

Когда ты всю жизнь делаешь один шаг там, где всем остальным нужно десять, самое утомительное — и унылое — подстраиваться под копуш. И трудно играть фугу, когда рядом голосит бессмертная зомби Пугачёва из неотключаемой радиоточки.

— Признаю, важно, — произнёс наконец Влад. — Важно до такой степени, что пропустить нельзя и словечка. Приношу вам извинения, проводник. Постараюсь больше не препятствовать вашим… потребностям. Отправляйте их, Владимир Сергеевич, я потерплю. Но… убедительнейше прошу… не трогайте меня руками. Хотя бы в виде компенсации за мою… покладистость. Вы меня отпустите когда-нибудь или нет?

— Ты ведь точно первый раз выходишь? — спросил Комбат, уверенный, что спрашивает не в первый раз.

— За предыдущие минимум девятнадцать лет я в Зоне не был. Господин Пушкарёв, мы топчемся на месте!

Комбат облизал губы.

— Ты идёшь в указанном мной направлении. Я иду за тобой. Дистанция — пять-семь шагов. Мой приказ — закон. Грязи не бояться. Шлем закрыть, радио включить. Громкость — на троечку. Радио специально очень слабое, уверенный приём — двадцать-тридцать метров. Громкость внешних микрофонов — на семёрку. Овер?

— Roger, — с небольшой усмешкой ответил Влад и отвернулся.

— Не орать, руками не размахивать. Перчатки снять, манжеты на полную затяжку. Идём ночным. Фонарь без команды не включать. Все, кого мы встречаем, — по умолчанию враги. Овер.

— Понял.

— На кислород переходить самостоятельно при малейшем недомогании, при резких колебаниях температуры или по моей команде. Воздушный фильтр в твоей модели спецухи закрывается автоматически…

— Я знаю…

Чем бы тебя подсечь, снова испортить твою самоуверенность хоть немного?

— Выключи подсветку индикаторов в шлеме.

Влад запнулся.

— А как?

Ага, опять вот так просто? Это надо отметить. Ещё раз.

— Всё вам, первоходкам, показывай, — увесисто, с расстановкой сказал Комбат. — Слева на панели индикатор «батарея». Нажми подбородком и держи три секунды. И, Влад, заметь себе: это самое маленькое из того, что ты не знаешь про Матушку.

— Понял, понял. Я сейчас машина. Рычаг ваш.

— Примерно так. Хорошо сказал. Значит…

— Всё ясно, я слушаю вас и повинуюсь командам беспрекословно. Мы так и пойдём в обнимку?

Комбат убрал руку. Он внезапно забыл, о чём только что шла речь. Тут Влад, не шевелясь, произнёс спокойно:

— Собака.

— Что?

— Собака справа, — повторил Влад.

Далее Пушкарёв Владимир Сергеевич как личность, со своими сомнениями и недоумениями, со своим образованием, высшим и законченным много лет назад, со своей любовью к жене, со своими понятиями о чести, дружбе и измене, со своими политическими пристрастиями, которых, как образованный когда-то человек, не был чужд, закончился — и начался Комбат как он есть: многоопытный сталкер, суперходила, герой-адоборец, западный стрелок и мастер-индеец. Суровый, суровый. Быстрый и грубый.

Поздновато для многоопытного героя-адоборца-индейца он повёл себя себя адекватно обстановке…

Но ведь и спутник достался ему нынче нетрадиционный!..

Но когда уж Комбат повёл себя, так уж повёл правильно.

Услышав волшебные слова «собака справа», он не выстрелил трижды сразу навскидку от бедра в прыжке с перекатом через голову, попав в цель точно промеж ушей всеми тремя пулями из пистолета древней советской модели «Макаров» буквально вслепую и даже не на звук, а по наитию, волшебству и авторскому произволу… Аминь, хау.

Он мог поступить так дёшево лет назад как раз пятнадцать. И поступил единожды, случайно. Выбросила Матушка лопуху-«кенгурятнику» Пушкарёву (тогдашняя кличка Теля, от «интеллигент») спасательный джокер. Матушка милосердна вообще, но единожды — спасительна, особенно если сталкер ещё и приложит пистолет Макарова, с патроном в стволе и снятый с предохранителя (существеннейшие, между прочим, детали!). Правда, не собака атаковала тогда «кенгурятника» Телю — юный самец химеры. И не справа, а сзади.

Но пятнадцать чрезвычайно насыщенных событиями лет прошли, Теля качественно перебродил в Комбата, и Комбат не принялся никуда прыгать, стрелять навскидку и прочее подобное из книжек русскоязычных писателей про шпионов.

Он повернул голову направо и посмотрел, сначала вживую, а затем, опустив голосовой (ларингофонной) командой забрало, через ноктовизор. Для верности. Он не торопился. На нейтралке гадов не бывает. А будь они в Зоне за нейтралкой… Чернобыльский пёс не умеет быть тихим — его дыхательный аппарат не приспособлен для скрадывания. Хрип и липкие всхлипы шейных сопел чернобыльский пёс скрыть не в состоянии физически, и Комбат, какого бы он интеллигента разнюнившегося сегодня ни праздновал, в Зоне за нейтралкой услышал бы пса именно оттуда. Издалека.