Сергий Булгаков - Малая трилогия

• Название: Малая трилогия
• Автор: Сергий Булгаков
• Издательство: Общедоступный Православный Университет, основанный протоиереем Александром Менем
• Жанр: Религия
• Год: 2008

Малая трилогия протоиерея Сергия Булгакова включает в себя три части: «Купина неопалимая»(1927), «Друг Жениха» (1928), «Лествица Иаковля»(1929). Это опыт догматического истолкования некоторых черт в православном почитании Богоматери, Предтечи и богословское истолкование учения об Ангелах. Также в этом издании впервые публикуются записи о. Сергия Булгакова из записной книжки 1939–1942 годов.

---

Пророчественный дух Предтечи был столь могуч, что он распространился от него и на его отца Захарию, который также сделался пророком. Таково было изобилие благодатных даров в безвестном граде Пудовом (Ютте или, по другим, Хевроне), нагорной стране, где родился наибольший из человеков. «И Захария, отец его, исполнился Духа Свята, и пророчествова глаголя» (1,67). Нужно вникнуть в содержание этого пророчества. Все оно, ст. 68–79, за исключением стихов 76–77, непосредственно относящихся к родившемуся Предтече, представляет собой мессианский гимн: «Благословен Господь Бог Израилев, что посетил народ Свой и сотворил избавление ему и воздвиг рог спасения нам ведому Давида, отрока Своего, как возвестил устами бывших от века святых пророков Своих» (ст.68–9). Здесь говорится явным образом не о рождении Предтечи, происшедшего, как мы знаем, из колена Левиина, от рода священнического, но о «роге спасения» из дома Давидова, т. е. о Христе, о «святом завете», о «клятве Аврааму» (ст. 72–73). Весь этот гимн, изложенный в ветхозаветном стиле, в выражениях, заимствованных из пророчеств о Мессии, представляет собой аналогию с тою частью песни Богородицы, которая также имеет мессианский характер (см. выше). Почему же Захария по поводу рождения сына свидетельствует о пришествии Мессии? Очевидно, потому, что одно рождество — Предтечи—предначи–нает уже другое, пришествие Христа, свидетельствует о приближении Царствия Божия.

Участие Предтечи в свершении нашего спасения, нераздельность его дела от дела Христова молчаливо свидетельствуется в этой пророчественной речи: рождение Предтечи является уже началом вступления Христа в мир, ибо Жениху предшествует друг Женихов. О спасении и избавлении народа Своего, т. е. о богово–площении со всеми спасительными плодами его, здесь говорится как об деле уже совершившемся, причем совершением, очевидно, почитается самое начатие, а этим начатием и является рождество Предтечи. Последнее тем самым поставляется в столь тесную и неразрывную связь с боговоплощением, как это разъяснено выше. Эта мысль выражается и самым построением речи, которая вся, и в начале, и в конце, является ветхозаветным гимном воплощающемуся Христу и в этом смысле представляет собою прямую параллель ветхозаветному же гимну Симеона Богоприимца (2,29–52), с той лишь разницей, что первый внушен был Духом Святым при сретении Предтечи в день его обрезания (1,59), второй же воспет при сретении самого Господа также в день Его обрезания, тоже по вдохновению от Духа Святаго (2,2). К этому можно еще прибавить, что первый воспет был праведным священником, или даже первосвященником, второй же праведным мужем. В середине же своей песнь Захарии содержит прямое обращение к младенцу, рождение которого явилось знамением пришедшего спасения, как к Предтече Господню: «и ты, младенец, наречешься пророком Всевышняго, ибо предидешь пред лицом Господа — приготовить пути Ему, дать уразуметь народу Его спасение в прощении грехов их» (1, 76–77). (В контексте изложения Евангелия от Луки это обращение аналогично прямому обращению старца Симеона к Марии о Младенце: 2, 34–5). В этих словах выражается приятие Захарией того пророчества архангела, коего не уразумел еще он у алтаря кадильного, почему и закрылись уста его, ныне открывшиеся для исповедания веры. Он говорит словами тех древних пророчеств о Предтече (Исайи и Малахии), которыя содержатся и в слове архангела (1, 17). Это есть сретение Предтечи Ветхозаветною Церковью в лице ее священства.

Итак, основная мысль пророчества Захарии может быть сведена к следующему умозаключению: совершилось спасение Израиля, и воздвигнут рог спасения в дому Давида, ибо родился Предтеча. И это понимание ставит рождение Предтечи в живую и существенную связь с Рождеством Христовым, о котором повествуется далее, во 2–й главе Евангелия от Луки. Но в 1–й же главе прибавлено еще несколько слов о детстве Предтечи (1, 80), сведения о котором совершенно отсутствуют у всех других евангелистов. Вот эти слова: «младенец же возрастал и укреплялся духом, и был в пустынях (έν ταΐς ш μοις) до дня явления своего Израилю». Первая, подчеркнутая, половина этого стиха имеет себе неслучайную параллель в 2,40: «младенец Иисус же возрастал и укреплялся духом, исполняясь премудрости, и благодать Божия была на Нем». Итак, о возрастании и укреплении духом двух младенцев: Иоанна и Иисуса, содержится в Евангелии от Луки одинаковое сказание. Это, очевидно, преднамеренное даже и чисто словесное сближение младенческого возрастания Предтечи и Христа содержит в себе также косвенное подтверждение общей мысли об единственной и исключительной близости Предтечи к Господу и к совершенному Им делу спасения. (Но вместе с тем, конечно, характерно и различие— прибавка в 2,40 сравнительно с 1, 80).

О всей жизни Предтечи до выступления на проповедь Евангелие от Луки содержит только одно слово: «и был в пустынях (εν ταις έρήμοις) до дня явления своего Израилю» (1, 30). Какая это была пустыня, не говорится, вероятнее всего, то была каменистая пустыня к востоку от Иордана. Евангелист хочет дать здесь не географическую, но духовную дату, установить пустынножительство Иоанна. В пустыне же настигло его и призвание Божие, к которому он себя готовил: «при первосвященниках Анне и Каиафе был глагол Божий к Иоанну, сыну Захарии, в пустыне» (Лк. 3,2). В пустыне же раздалась и первая его проповедь: «в те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской» (Мф. 3, 1). Здесь же он начал и крещение: «явился Иоанн, крестя в пустыне» (Мк. 2,4). Это обстоятельство является настолько существенным для жизни и деятельности Предтечи, что оно предсказано у пророка Исайи (40): «глас вопиющего в пустыне», и, как мы уже знаем, пророчество это приводится у всех евангелистов (Мф. 3,3; Мк. 1,3; Лк. 4, 4; Ин. 1, 23). В связи с этим евангелисты Матфей (3,4) и Марк (1,6) приводят черты и его постничества и подвижничества: «сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, а пищею его были акриды и дикий мед». Великое постничество Предтечи косвенно свидетельствуется и в речи Господа к народу об Иоанне: «прииде бо Иоанн Креститель: ни хлеба не ест, ни вина не пьет» (Лк.7,33). Церковь с любовью ублажает пустыннолюбие и подвиг пустынножительства Иоанна[128], как и весь его подвиг: «на земли яко ангел жизнь совершил еси всеблаженне» (7 янв. кан. п. 6, тр. 2), «бестелесным подобное наше показав со ангельскими лики веселишися» (п. 9, тр. 3); «тя же на земли равноангельна яв–ляшася премененным житием и всех вышша, Иоанне всеблаженне, радостно почитаем» (п. 8, т. 1).

Заслуживает внимания, что ни в Ветхом, ни в Новом Завете не отмечается подвига пустынножительства и постничества, кроме как относительно Иоанна, который в этом смысле является родоначальником «равноангельского» подвижнического жития.

Подвиг умерщвления плоти всегда отмечается и в иконографии, ибо изображение аскетического облика Иоанна Предтечи стало одной из самых излюбленных тем православной и особенно русской иконописи.

Однако в этом сообщении Евангелия от Луки имеет значение не только подвиг пустынножительства, но и сама пустыня как таковая. «От самых пелен в пустыню вселился еси», свидетельствует св. Церковь, «удалился еси бегаяй, пророче, водворился же еси в пустыню непроходную» (служба Предт. гл. I, канон, п. 8, тр.З). Иоанну Предтече, от чрева матернего осененному Св. Духом и приуготовляющемуся встретить и крестить Господа, надлежало сохраниться от дыхания греха и греховного приражения. Пустыня, как место, где не живет человек и соприсущий ему грех, была тем чистым местом, где естественно было сохраняться от грехопадения тому, кто призван был к свободе от личного греха. Правда, и пустыня не свободна от духов злобы поднебесной. Однако не следует преувеличивать их ведения. Они могли не знать, кто соблюдается в пустынях Израилевых до явления своего народу, ибо они не знали и не постигали тайны боговоплощение, как это явствует из того, что лишь после крещения Господня и богоявления приступает к Нему к пустыне искуситель с неуверенными и испытующими словами: «аще ты еси сын Божий». Поэтому Иоанн мог быть особым промышлением Божиим охранен от злобы сатанинской, и уж, во всяком случае, он не подвергался ей как Предтеча, ибо эта тайна была тогда сатане еще не ведома.

Пустыня в жизни Предтечи напрашивается на сопоставление с храмом в детской и отроческой жизни Приснодевы: Она была введена в храм и здесь соблюдалась от всякого зла в служении ангелов. Предтеча же удалился в пустыню, храм природы. Разумеется, здесь есть существенное различие, естественно вытекающее из различия служений и призваний, но при этом явном различии важно установить и сближение. Заслуживает внимания, что о Предтече ничего не упоминается в отношении к храму: в нем, как стоящем на границе Заветов Ветхого и Нового, уже теряет свое значение храм ветхозаветный, и он предстоит Богу в пустыне, внемля зову нового священства по чину Мельхиседекову. По своему происхождению из священнического рода, Иоанн мог и должен был быть священником, и, однако, в Евангелии, в котором столь выразительно показано это его происхождение, совершенно отсутствует всякое указание об отношении его к храму. Иоанн, будучи священником по крови, уже не священствовал в ветхозаветном храме, и нет прямых указаний, чтобы он в нем появлялся, и даже если предположить это явление, то оно не переходило за пределы обязательных для всякого верующего Иудея посещений[129].