Эльмира Нетесова - Забытые смертью

• Название: Забытые смертью
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: ACT
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-023334-5

...Ссыльнопоселенцы. «Пестрая компания» блатных всех видов и «мастей» - от прожженных «воров в законе» до молоденьких парнишек, по глупости получивших «первую ходку». ... Страшный мир. Мир, в чем-то отчаянно жестокий, а в чем-то, возможно, и более честный и справедливый, чем мир ЗА КОЛЮЧЕЙ ПРОВОЛОКОЙ. По крайней мере ЗДЕСЬ «фартовый народ» обитает по СОБСТВЕННОМУ «закону» - и НЕ НАРУШАЕТ его. Слишком уж страшная кара ждет того, кто хоть в чем-то погрешил против всемогущего «закона» зоны...

---

Никитин подъехал к берегу. Причалил лодку понадежнее. Взвалил на плечи рюкзак, мешок с хлебом, пошел наверх к теплушке.

— Приехал, Федя! Как хорошо, что вовремя. Тут ребята медведя с испугу убили. Мяса — прорва! На целый месяц хватит. Этот лохмач из берлоги вылезти хотел. Шум ему помешал. Не понравилось. А ребята в это время ель свалили. Придавили насмерть, — встретила Фелисада бригадира. И добавила тихо: — Тут тебя Кокорин ищет. С час назад приехал. На катере. Как вы с ним разминулись, ума не приложу. Вон идет. Чего-то он злой сегодня. По лицу видно.

— Здорово, Федя! — протянул руку и предложил: — Зайдем в палатку, поговорить мне нужно с тобой.

Едва присели, управляющий голову опустил:

— Возьми к себе моего Мишку. После института. Пусть у тебя года два, если выдержит, повкалывает. Сделай из него мужика. Да спесь сбей. Не выделяй его ни в чем.

— Тут не от меня. Как бригада. Дело в том, Евгений Иванович, что он придет в тайгу не по своему, а по вашему желанию. С ним сложно будет. Я никого к себе силой не тащил. Мишка вроде как принудиловку отбывать будет. Ведь не в дом свой, в бригаду взять предлагаете. А тут не я один решаю. Все…

— Тогда поговори с людьми. Я ведь неспроста. Через пару лет — на пенсию. А сына мне в заместители направляют. Так пусть он у вас практику пройдет. Ведь вам с ним работать дальше, — попросил или посоветовал, вздохнув, Кокорин и остался ждать решения бригады в палатке.

Лесорубы оставили работу на несколько минут, обступили Федьку.

— Кого? Мишку Кокорина? Да он тайги в глаза не видел! Пеленки, что ль, за ним стирать будем? Он к комфорту привык. А мы что ему взамен? Он же себе хлеб отрезать не сумеет. А у нас лес валить надо. Кому охота вкалывать на него? Нет! Я не дурной! — отказался одноглазый Леха.

— Дурак ты, Алешка! Иль сам в тайгу к нам спецом пришел? Сколько с тобой цацкались? Научили! А Мишку — сама судьба дает в руки! Что из него сделаем, то и получим, когда он отца заменит. Времени нам маловато отпущено для него. Успеть бы уложиться. Конечно, взять надо! Без сомнений. Чтоб стоял над нами тот, кто работу и жизнь таежную своей шкурой познал. Чтоб понимал все без лишних слов. И не таких к тайге сердцем поворачивали. Этот ей — не чужой. И нам его бояться нечего! Пусть везет Мишку! — ответил за всю бригаду Петрович. И с ним никто не стал спорить. Согласились молча.

Когда Федор вернулся в палатку, Кокорин глянул вопросительно.

— Везите сына! Петрович за него слово сказал. Значит, и опекать станет. Этот — мозг бригады! С ним все считаются. Давайте сына. Ведь всем когда-то придется уходить….

Глава 4. ПЕТРОВИЧ

Петрович в бригаде пользовался неоспоримым авторитетом и уважением. Если нужно было прервать спор или загоравшуюся ссору, не пуская в ход кулаки, умел это сделать он один. Петрович был старше всех. Никто не называл его по имени. Но это не обижало человека. Главное — в отношении. А на него он не мог сетовать.

Ованес Петрович был армянином. Но из Армении уехал давно. Вместе со своими ровесниками-мальчишками. В тот год ему не исполнилось семнадцати лет.

Получила семья на отца запоздалую похоронку. Погиб под Сталинградом. «Пал геройски в бою с фашистами», — написал командир в коротком полевом треугольнике и хвалил бойца за мужество и отвагу, проявленные при защите Отечества.

Ованес всю ночь не спал, успокаивая рыдающую мать. Семеро детей остались на ее руках. Семеро сирот. Их не накормишь звонкими словами. А на пенсию не только одеть и обуть — прокормиться невозможно.

Мать из сил выбивалась, пока была надежда, что вернется муж с войны и заживут как прежде.

Отец Овика был известным в городе сапожником. А тут война… Все испортила, оборвала и отняла.

Когда уже Ованеса увозили на фронт, мать долго бежала за машиной, глотая пыль.

Босая, черный вдовий платок сбился с головы, обнажив совсем седые волосы.

— Пусть твоя боль на меня падет! Айствац-джан! — обращалась мать к Господу, моля защиты для сына, и, упав на дорогу, встала на колени в пыль, крестя уезжающих на войну мальчишек, прося для них спасение и жизнь.

Слезы падали в пыль. Разве для войны рожают детей бабы? Разве для смерти поют им песни и мечтают об их счастье, навсегда забыв о себе…

Овик стал Петровичем во втором бою. Он был в разведроте, и его чаще всех посылал на задания лысый пожилой майор, знавший: этот парнишка постарается справиться. Потому что ему было что отстаивать, было за что мстить.

Трижды еле выживал в госпиталях. Но, видимо, молитвы матери уберегли от смерти. И едва затягивались раны, Петрович снова возвращался в свою роту.

Война… Она торопилась собирать свой урожай и косила ребят, не щадя, не глядя на возраст. В коротких передышках не успевали хоронить, подсчитывать потери.

Где это случилось? Когда он увидел ее впервые? Ах да, на переправе через Березину. Какое красивое название у белорусской реки. Но переправа была суровой.

Ованес вместе с двумя разведчиками должен был подавить огневые точки врага на левом фланге.

Обвешанные гранатами, они ночью сумели переправиться на противоположный берег и быстро справились с заданием. Теперь надо было прикрывать переправу. Но разведчиков засекли снайперы и вдавили в землю, не давали поднять голову.

И вот тут услышал Ованес несколько автоматных очередей, протарахтевших совсем рядом, и в наступившей тишине кто-то попросил:

— Эй, вы! Братишки! Дайте закурить!

Ованес оторвал кусок от газеты, насыпал в него махорку. Поднялся, чтобы передать. И онемел. Закурить просила девушка в военной форме. Она привстала из окопчика. Протянула руку за куревом.

— Спасибо, брат! — сказала так, будто годы войны прошла рядом.

— Ты кто? Как зовут тебя? Зачем здесь оказалась? — изумился Петрович.

— Ленка! Разведчица я! Как и вы! Ложись! — толкнула Ованеса и сама залегла на минуту. Вовремя: приметили их немцы.

Во второй раз увидел он ее возле полевой кухни. Там разговорились, познакомились. Понравились друг другу. И даже война отступила перед ними. Не решилась разлучать.

Ленка была на год моложе Ованеса. И тоже считалась самой дерзкой и смелой из всех разведчиц-девчат.

Петрович полюбил, не зная о ней ничего. Кто она? Как оказалась на войне? Откуда забросила ее судьба?

Ленка… Он целовал девчонку в сыром блиндаже. Он боялся за нее больше, чем за собственную жизнь. Он не мог жить без нее и постоянно ждал встречи. Он узнавал ее в кромешной ночи. Под бомбежками И обстрелами. Ее шаги, дыхание из тысяч смог бы отличить.

Она ни разу не оттолкнула, не избегала встреч. Он видел: она искала его и боялась за него.

Война украсила грудь Петровича орденами и медалями. За горе и утраты, за отнятого отца и слезы матери. За обожженную юность отметила. И подарила Ленку…

Та майская ночь в Берлине была особой. Непривычно тихой, оглохшей от войны. Пахло пылью и порохом. Город — весь в развалинах, будто не видел наступившей весны. А она не хотела уступать войне и цвела всюду, где только зацепилась, уцелела жизнь.

Она пропела над их головами робким голосом птахи, обрадовавшейся тишине и первой влюбленной паре.

Они шли по Берлину, забыв о дорогах войны, оставшихся за плечами.

Короткое объяснение в любви на чудом уцелевшей скамейке у чужого дома было торопливым.

Ленка слушала, затаив дыхание. Не отнимала горячие ладони. Она согласилась поехать с ним, когда все закончится и победа вернет их к миру. До этого оставались считанные дни.

Петрович решил не предупреждать своих заранее. Знал, что сумеет вернуться домой раньше, чем придет письмо. И приехал вместе с Ленкой поздней ночью.

Мать, открыв дверь, не увидела невестку. Повисла на шее сына, плача от радости. Она даже не поняла, не поверила в услышанное.

— Жена? Какая жена? — ахнула от удивления и, оглядев девчонку в военной форме, даже не поздоровалась. Не пригласила в дом. Ушла, поджав в обиде губы. Не оглянулась на сына, возвращение которого минуту назад назвала подарком Господа.

— Входи! — взял он Ленку за руку, ввел в дом. И, усадив, попросил немного подождать.

— Уведи ее! Прогони!

— Почему?

— Честные девочки не мотались на войну ловить мужей. Хватало забот дома. Или у нее семьи не было? Где ее отец и мать?

— Она детдомовская! Сирота.

— Тем более. Разве сумеет такая стать женой? В своем ли ты уме?

— Она войной проверена. Сумела там мне другом стать.

— Вот так она и воевала за твоей спиной?

— Не смей так говорить. Она моя жена, и я люблю ее.

— Где на ней женился, туда и веди. Мне не нужна невестка-сучка. Я ждала, что ты приведешь в дом чистую девушку. А что получилось? Опозорил дом и семью. Да как мы будем смотреть в лицо людям, родне? Вернулся с войны с потаскухой, — упрекала мать.

— Думал, ты искренне обрадовалась мне. Жаль — ошибся. Что знаешь ты о войне? Там я много раз погибнуть мог. И выжил, потому что Ленка была рядом. Тебе этого не понять. На войне не было потаскух. Я ни одной не видел. Мало кому повезло выжить и найти подругу. Я — один из тысяч. Это тебе подтвердит любой фронтовик. Жаль, что сама ты этого понять не хочешь.