Роланд Харингтон - Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских

• Название: Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских
• Автор: Роланд Харингтон
• Издательство: Новое литературное обозрения
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86793-326-1

Захватывающий авантюрный роман с элементами игры, фантастики и эротики, повествующий о политических и любовных приключениях американского слависта в России. Действие происходит в многомерном художественном пространстве на протяжении пяти веков русской и мировой истории. Среди персонажей романа — реальные сегодняшние политические деятели, олигархи, киллеры, некроманты, прекрасные женщины и порочные дети, а также знаменитые завоеватели и правители от Ивана Грозного до Билла Клинтона.

Роланд Харингтон — американский славист русского происхождения, профессор Мадисонского университета, автор восемнадцати книг и более трехсот статей. В 1990 году удостоен приза Густава Фехнера за книгу «Венерические болезни в русском романе». Работал консультантом в трех администрациях, сопровождал Б. Клинтона и Дж. У. Буша на встречах в верхах с президентами России Б. Ельциным и В. Путиным. Р. Харингтон — член дирекции научного центра им. Президента Эндрью Джонсона, председатель американского общества почитателей Ивана Грозного, член Академии изящных искусств штата Иллинойс.

---

Ошеломленный химик благолепно поцеловал орден, неведомым образом очутившийся в его дрожащей ладони, озарился посторонним светом и впал в транс.

— Иди в попы, — тихо сказало лицо и исчезло на все времена.

Наутро транс-Весталкин пришел в себя, метнул холодильник на спину и вышел на улицу, где принялся голосовать за народно-патриотический блок. Попутный грузовик довез его до местной столицы, Пельшеграда. По дороге туда он вспомнил, что студентом на лекции по русской истории уже видел портрет человека на дверце.

То был обер-прокурор Святейшего синода Константин Петрович Победоносцев.

Весталкин успешно сдал вступительные экзамены в Пельшеградскую духовную семинарию и засел за богословские науки. Как когда-то в институте, он опять был отличником. Зная, что семинаристы народ язвительный, он никому не рассказывал про мистическую голову, гостившую у него на кухне. Да и некогда ему было языком болтать: лекции, практикумы, монастырские стажировки занимали все его время.

Несмотря на постоянную трезвость, Весталкин пользовался уважением однокашников. Они инстинктивно тянулись к нему, чувствуя какую-то особенную благостность, исходившую из его высокой волосатой фигуры. А когда экс-химик тряхнул стариной и организовал волейбольную команду «Крылья Соборов», он вообще стал большим мужчиной кампуса. И неудивительно! В 1999 году бородатые и рясастые спортсмены выиграли межвузовское первенство Пельшеграда. Участвовали они и в играх высшей студенческой лиги, но грязная игра соперников, которым безбожно подсуживали арбитры, лишила их возможности стать чемпионами.

А так будущий поп держался себе на уме, жил сам по себе. Комната, которую он снимал у пожилой, но порядочной вдовы, была обставлена скромно. Только чудо-холодильник, со времен кухонного сеанса работавший без электричества, и сам Победоносцев, фотографией на белой стене (Весталкин вырезал ее из книги «Мракобесы царизма»), говорили о том, что здесь обитает незаурядная личность. Семинарист спал на голом паркете, используя полено вместо подушки, ел одни макароны и мылся раз в год. Он вонял, но сиял.

Однако Сатана не забыл о химике, когда-то полном грехов и амбиций, и решил хорошенько его искусить. На третьем курсе Весталкина начали мучить скверные страсти, связанные с пропащей женой. На занятиях по истории РПЦ блудливая рука его, вместо того чтобы записывать слова лектора, все норовила рисовать до смраги знакомые контуры супруги, а после занятий ноги, казалось, сами несли его на Пельшеградский почтамт, откуда он вопреки-согласно собственной воле высылал письма порнографического содержания по адресу «Остров Кипр, шлюхе Весталкиной». Почти вся его стипендия теперь уходила на марки. Особенно страшными были ночи, когда искушаемый не чувствовал рядом с собой поддержки религиозно настроенных однокашников и его либидо, раззадоренное злым духом, забывало всякую меру похоти. Только брошенный муж смежал очи, как глумливый Гименей переносил его в номенклатурную носоносную квартиру. Весталкин бреется опасной бритвой, кощунственно лишая себя бороды, а рядом госпожа Весталки на вылезает из душа, вся розовая, как новорожденная мышь, и подмигивает ему с развратным умыслом. Гадко выбритый Весталкин вздрагивает от предварительного восторга, нечаянно перерезает себе горло и, грешный, грохается о пол. Там он сначала истекает кровью, а потом ползет к прелестнице по импортным кафельным плиткам (производство Польши) и из последних сил протягивает руку к некогда столь близким ему сферам, но супруга растворяется в клубах пара, заливаясь звонким смехом, и на прощание издевательски шепчет ему вражеским американским голосом: «You can look, but you can’t touch».[145]

Каждый раз, когда Весталкин просыпался после такого кошмара, он шарил рукой по щекам, страшась обнаружить, что стал лицом мягок и бос, будто Майкл Джексон. Затем, все еще встревоженный, щупал горло, на предмет смертельного пореза. Но райское дребезжание, исходившее из угла, разгоняло ночные ужасы и напоминало семинаристу о долге перед церковью и государством. Чтобы очистить себя от сексуальной, хотя и супружеской, скверны, он, как был в ночной власянице, втискивался в холодильник (по габаритам тот скорее подходил маленькому японцу, чем атлетическому русаку) и, скорчившись, сидел там до утра. В тесном белом ковчеге плоть его покрывалась слоем временной мерзлоты, мятежные страсти сходили на нет, и утром покрытый инеем Весталкин бодро спешил на лекции, где, увы, снова черкал неприличные картинки на полях конспекта, и весь цикл начинался опять.

К концу семестра регулярные ночные галлюцинации с бритьем и всем прочим довели Спартака до сучки. В надире отчаяния он написал донос на самого себя епископу Пельшеградскому Герундию, обладавшему репутацией опытного пастыря.

Через несколько дней семинарист получил повестку из обкома епархии на желанную встречу.

Войдя в кабинет епископа, Весталкин бухнулся на колени и с надеждой воззрился на светлолицего мужчину, сидевшего за письменным столом и читавшего толстый журнал. Семинарист вывернул голову наизнанку и разобрал название: «Пращур». «Наверное, это что-то вроде „Огонька“ для архиереев», — подумал он. Из широкого окна, распахнутого настежь по причине прекрасной летней погоды, были видны верхушки зеленых лип и кусок синего неба. Где-то задушевно пел дрозд. Весталкин перевел взгляд на стены, вдоль которых стояли стеллажи дубовой работы. «А книг-то сколько!» — удивился он про себя.

Епископ отложил журнал в сторону и улыбнулся коленопреклоненному семинаристу. Тот начал рассказывать да сетовать. Герундий, немолодой человек с усталыми глазами, внимательно слушал его, время от времени записывая что-то в блокнот.

Весталкин был как на духу и ничего не утаил от церковного лидера — ни советское ядотворчество, ни постсоветское пьянство, ни сладострастные сновидения с раздетой мадам Весталкиной. Он открылся архиерею даже о тайне тайн своей жизни — кухонном явлении обер-прокурора на заветной белой дверце все эти годы назад.

Выслушав семинариста, прелат задумался, ассимилируя факты непростой его биографии.

— Обнаженной, значит, супруга тебе является, — сказал наконец он.

— Да, Ваше Преосвященство.

— И при виде ее ты, так сказать, возбуждаешься?

— К моему великому сожалению.

— Ну и ну.

Герундий пробежал глазами свои записи и задал еще один вопрос, имевший сокровенный смысл.

— Какой марки у тебя холодильник, сын мой?

— «Самурай». Японский.

Епископ одобрительно кивнул.

— Хорошая фирма.

Он извлек из кармана рясы портсигар, искусно сделанный монастырским умельцем из лат немецко-фашистского пса-рыцаря, и протянул его семинаристу.

— Не курю, Ваше Преосвященство, — смущенно сказал Спартак.

— Это хорошо, что не куришь. А я вот никак не брошу. Дурная привычка, знаю, но ничего не могу с собой поделать. Все мы, так сказать, человеки.

Герундий взял папиросу и постучал ею по поверхности стола, разминая слежавшийся табак. «Да он прямо как следователь», — подумал Весталкин и внутренне собрался.

Архиерей закурил и пытливо посмотрел на семинариста.

— Плохо, значит, одному, без молодой жены?

— Плохо, Ваше Преосвященство.

— То-то и оно. — Герундий набрал в легкие дым. — Вот что я тебе скажу, сын мой. Баба — существо ветреное. Во сне ли, наяву, за ней нужен глаз да глаз. Мы как говорим? Мужчина — семье голова. А голова — как ученый, ты это знаешь лучше меня, — голова содержит в себе мозг. А что такое мозг? Мозг — это орган мышления. Поэтому, Спартак, шевели извилинами, так сказать.

Весталкин переминулся с колена на колено.

— Но я стараюсь, Ваше Преосвященство. Постоянно думаю над тем, почему жена ушла от меня, нет ли в том доли моей вины. Регулярно отправляю молитву, учусь на «отлично». Опять же спортом занимаюсь каждодневно.

— Да, слышал про твои успехи по линии волейбола. Молодец, хвалю. В твоем возрасте я тоже гонял мяч после работы. До поры до времени, конечно. Жизнь тогда была другая, рано нам пришлось повзрослеть. — Герундий помолчал, мысленно перенесясь в бурные и жестокие годы своей юности. — Так что, Спартак, продолжай тренироваться, выступать на соревнованиях. Ведь что такое спорт? Спорт — это физкультурная дань уважения Господу Богу, сотворившему нас по Своему образу и подобию. Тело мускулистое, успехи атлетические суть уже плоды благодати.

— Слушаюсь, Ваше Преосвященство.

Епископ привстал и наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть скорчившегося на полу семинариста.

— Скажи мне, дружок, какие пути решения своих личных проблем ты видишь?

Тут Весталкина прямо как прорвало.

— Как бы я хотел, чтоб член мой иссох и отпал, и с ним все мои дурные мысли, все грешные желания. Жена моя преблудная… Что полноценному мужчине возможно, невозможно евнуху или кастрату. Помнится, один из героев вероотступника Толстого в сходной ситуации отрубил себе мизинец. Я хочу быть, как он!