Александр Павлов - Божья воля

• Название: Божья воля
• Автор: Александр Павлов
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-87994-113-2

Роман повествует о годах правления российского императора Петра II.

В бескомпромиссной борьбе придворных группировок решается вопрос, куда пойдет дальше Россия: по пути, начатому Петром I, «революционером на троне», или назад, во времена Московской Руси. Пётр II предпочитает линию отца, казнённого дедом. Судьба реформ Петра I под вопросом, поражение за поражением терпят его сподвижники и только неожиданная смерть юного Государя ставит точку в этой борьбе.

---

— Нужно будет его отыскать! — после небольшого раздумья сказал Барятинский. — Чай, не иголка, совсем запропасть не может.

— Да где же мы его искать-то будем? — спросил Вельяминов.

— А вот подождём денька два; коли не объявится сам, так и почнём по Москве шарить.

— А в Сыскной приказ заявлять не хочешь?

— Заявить-то можно, да толк-то какой в том будет? Аль ты не знаешь, как у нас в сыскном розыске делают? Коли деньги у тебя пропали, — ещё, может, отыщут, потому половину из них себе возьмут. Ну, а человека искать не станут. Нет, Мишук, мы уж лучше с тобой сами распорядимся.

И приятели покончили на этом разговор о пропавшем друге, решив переждать два дня, а затем приняться за его розыски.

Вельяминов посидел ещё немного и затем отправился в казармы, а Василий Матвеевич поехал к своей невесте.

Всё время, пока он сидел с нею, он почти не думал об исчезновении Сенявина, но стоило только ему проститься с молодой девушкой и отправиться домой, как тревожившие его утром мысли появились снова.

«И куда он мог только деваться? — думал Барятинский, медленно подёргивая вожжами и даже не замечая того, что лошадь, бежавшая лёгкой рысцой, постепенно перешла на шаг, — вот уж не чаял я такой напасти. Нешто и впрямь он только на охоту куда отправился? Да нет, быть того не может! — быстро возразил он сам себе, — без нас он допрежь шагу не делал, да и теперь не сделает. Нет, тут что-то не то! Должно, и впрямь попался Сашуха в разбойничьи руки. Только как же это они с таким молодцом управились…»

Подъехал он к дому, когда уже совсем стемнело. Ночь была тёмная, хотя и светила луна, но небо было закутано облаками, которые только изредка прорывались на том месте, где горел её бледный серп, и казалось, что не облака скользят мимо луны, а она сама несётся по небу, прорезывая своим острым серпом волнистую ткань туч.

Барятинский остановил свою лошадь у самых ворот, вылез из одноколки и нетерпеливо постучал кулаком в калитку. Его, очевидно, ждали, потому что за калиткой: тотчас же зашмыгали шаги, а через мгновение загремел засов, но калитка не успела распахнуться, как перед Василием Матвеевичем выросла чья-то сгорбленная фигурка, вынырнувшая из мрака, надвинувшегося со всех сторон и заполнившего собой всё воздушное пространство. Это было так неожиданно, что Барятинский изумлённо отшатнулся и невольно схватился рукой за эфес своей сабли.

Невзрачная фигурка между тем подвинулась ещё ближе и, отвесив почтительный поклон, заговорила:

— Не обессудьте, ваше сиятельство, что в разговор с вами вступаю. Дело до вас есть, и большой важности дело.

— Что такое? Сказывай!

— Чай, ведомо вам, что господин поручик Сенявин изволил из дома отлучиться…

Василий Матвеевич, услышав фамилию Сенявина, положительно обрадовался этому таинственному вестнику, даже испугавшему его своим неожиданным появлением, и быстро спросил:

— Ты от Александра Ивановича? Где он? Куда он провалился?

— Так точно-с, от их милости, — подтвердил старичок. — Случилась с господином поручиком большая неприятность: изволили они в «вертушку» попасть, проигрались, и теперь их без того не отпускают, покелича свой долг не отдадут.

Смутное подозрение шевельнулось в душе Барятинского. Он знал, что Сенявин иногда любит перекинуться в картишки, но в то же время знал его за человека, неспособного увлечься игрой и тем более в «вертушке», как назывались прежде мелкие игорные притоны, кой-где ютившиеся по окраинам Москвы. Но в то же самое время тон старичка был очень искренен, и Барятинский подумал про себя:

«Может, и вправду Сашуха попал в обделку. Затянули малого какие-нибудь благоприятели да и бросили. У нашего брата такая повадка есть».

И он снова спросил старичка:

— А много должен-то он?

— Да порядочно. Червонных двадцать, а то и поболе. Очинно вас господин Сенявин просили из беды вызволить…

Барятинский подумал с минуту, затем крикнул конюху, в это время уже отворившему ворота и вводившему лошадь во двор, чтоб он не распрягал лошадь, и снова обратился к старичку:

— А далеко эта вертушка-то?

— Неблизко-с. Почитай за Сущёвым, близ Напрудного.

Василий Матвеевич не стал больше расспрашивать. Он опять уселся в таратайку и крикнул конюху:

— Скажи, Иван, дядюшке, чтоб он не дожидался меня ужинать… А пусть ко мне в опочивальню кусок холодной дичины поставят. Как вернусь, чтобы пожевать что было. Ну, старина, — сказал он, обращаясь к старичку, — влезай-ка сюда, да и поедем.

Старичок не заставил повторять предложение и торопливо влез в таратайку. Барятинский хлестнул лошадь вожжами, она подхватила крупною рысью и понесла таратайку в непроглядную тьму ночи…

Глава XI В разбойничьем гнезде

В тот самый вечер, когда Барятинский отправился выручать Сенявина из «вертушки», часа за три до этого, в знакомом нам домике в селе Напрудном собралась целая «кумпания». Здесь был и дядя Митяй, и Антропыч, и какой-то молодой парень с опухшим от пьянства лицом и всклокоченными волосами, целой шапкой окружавшими его большую котлообразную голову, и две бабы, одна помоложе, другая постарше, но обе достаточно непрезентабельного вида, растрёпанные, грязные и полупьяные.

В низенькой душной комнате, еле освещённой дымившей лучиной, было до того накурено махоркой, что клубы дыма облаками висели в воздухе. Курили все — и мужчины, и бабы, с каким-то остервенением затягиваясь крепчайшим дымом из коротенькой трубочки, то и дело переходившей из рук в руки. Но ещё чаще, чем трубка, в руках собеседников виднелись стаканчики с зеленоватым ерофеичем, целый штоф которого красовался на столе, среди нескольких луковых головок, кусков редьки и соли, грудкой насыпанной прямо на грязную доску стола. Штоф уже опустел наполовину; лица собеседников, и без того багровые от красноватого света лучины, ещё более побагровели; глаза посоловели и налились кровью, а языки развязались окончательно, и отрывочный дотоле говор протратился в какой-то неясный гул, из которого вырывались только отдельные слова, произносимые какими-то вскриками.

Но это продолжалось недолго, и Антропыч, очевидно главенствовавший здесь, резко воскликнул:

— Ну, будет галдеть, черти! Надо теперь и о деле поговорить.

— Сказывай! — отозвался Митяй, слезая с лежанки, на которой сидел, и подходя ближе к Антропычу.

Антропыч, державший в руках трубку, затянулся, сплюнул, передал её Митяю и заговорил:

— Нонича, ребята, будем дело делать.

— Пора, заждались уж, — заметил парень.

— Ну вот и дождался. А то, видно, у тебя руки чешутся.

— Чешутся и есть.

— Ну и чеши их опосля, когда черёд придёт, — сердито буркнул Митяй, — да не мешай нам о деле говорить! Ну так сказывай, Антропыч, как ты его сиятельство-то залучить думаешь?

— А уж это моё дело. Предоставить вам предоставлю, а распоряжаться вы опосля будете. Только, чур, уговор лучше денег; без меня его не раздевать.

— А что, видно, круглячки есть?

— А уже это опять-таки моё дело!

— Да ты толком сказывай! — опять вступился парень. — Мы ведь тоже даром работать не намерены.

— Никто даром и не заставляет! Свою долю получите, а только без меня делёжки не начинать, — сам разделю.

— А когда ж ты его предоставишь? — спросил Митяй.

— А вот завечереет совсем, тогда и пойду.

Одна из баб помоложе вступила в разговор:

— А молодой князёк аль старый? — спросила она.

— Ишь! — загоготал парень. — Ишь, завидущая! Мало тебе нас, что ли?

— Ну да, очень вы нам нужны! — хриплым голосом отозвалась другая баба. — Ваше дело только водку лопать!

Митяй сердито стукнул кулаком по столу.

— Будет галманить-то, черти! Не дадут и о деле столковаться! Так как же, Антропыч, здесь мы князька-то пристукнем аль в иное место сволочь его?

— А это как хочешь! Моё дело — словить птичку в силок, а голову свёртывать вы ей будете. Ты мне его только убери, да так, чтоб им и не попахло…

— Уберём, для ча не убрать! Не впервой, не махонькие! — буркнул Митяй.

Антропыч встал со скамьи, подошёл к окну и, спустив оконницу, запылённую и загрязнённую до того, что через неё почти совсем не пробивались лучи наружного света, выглянул на улицу.

— Одначе совсем уж стемнело, — сказал он. — Можно и в поход идти!

Он отошёл от окна, отыскал свою шапчонку, валявшуюся в углу на ворохе какой-то рухляди, нахлобучил на голову и направился к двери.

— Ну, я пошёл! — крикнул он с порога. — А вы, братцы, готовьтесь, примите гостя как след!

— Ладно! — откликнулся Митяй. — Охулки на руку не положим. А скоро ждать-то?

— Да так с час, а может, и поболе, как управлюсь.

И Антропыч скрылся за дверью. По его уходе в избёнке несколько минут царило мёртвое молчание. Митяй, как бы что-то обдумывая, сосредоточенно посасывал трубочку, окутывая себя облаками дыма и поминутно сплёвывая на пол. Молодой парень, переместившийся теперь к столу, медленно жевал корку хлеба, а бабы, не смея шелохнуться, поглядывали своими опухшими глазами на мужиков и дожидались, пока те нарушат молчание.