Александр Павлов - Божья воля

• Название: Божья воля
• Автор: Александр Павлов
• Издательство: Армада
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-87994-113-2

Роман повествует о годах правления российского императора Петра II.

В бескомпромиссной борьбе придворных группировок решается вопрос, куда пойдет дальше Россия: по пути, начатому Петром I, «революционером на троне», или назад, во времена Московской Руси. Пётр II предпочитает линию отца, казнённого дедом. Судьба реформ Петра I под вопросом, поражение за поражением терпят его сподвижники и только неожиданная смерть юного Государя ставит точку в этой борьбе.

---

Милезимо вздрогнул, как от удара хлыстом по лицу, глаза его налились кровью, и, не помня себя, он бросился на Алексея Григорьевича. Ещё мгновенье — и его шпага, серебряной полоской сверкнувшая в воздухе, вонзилась бы в грудь Долгорукого, но в это время молодая княжна, сама едва держась на ногах, с диким криком бросилась к Милезимо и схватила его за руку.

— Фридрих, ради Бога, опомнись! Что ты делаешь! — простонала она. — Ведь это мой отец.

Граф тяжело вздохнул, выронил из рук шпагу и, поддерживая почти бесчувственную молодую девушку, сказал Долгорукому:

— Счастлив ваш Бог, князь, что она удержала мою руку. Иначе я стал бы преступником, а вы — бездыханным трупом! Но всё же такие оскорбления, какие нанесли вы мне, не прощаются. Мои секунданты будут у вас завтра.

И, бережно опустив Катю на скамейку, он поцеловал её в губы и быстрым шагом направился по берегу озера к заповедной калитке, в которую уже не суждено было ему, наверное, войти ещё раз.

Долгорукий был так ошеломлён неожиданным нападением на него графа, что долгое время не мог прийти в себя. В его ушах всё ещё звучал резкий свист этой стальной полоски, холодным блеском сверкнувшей в лучах лунного света и чуть не вонзившейся в его грудь. Он точно видел ещё загоревшиеся диким огнём глаза Милезимо, когда тот кинулся на него. Вмешательство дочери, её слова, прощальный поцелуй, который запечатлел на её губах, уходя, Милезимо, — всё это, казалось, он точно видел во сне, и только тогда, когда шаги австрийца замерли в отдалении, Долгорукий наконец очнулся и вспомнил слова Милезимо, сказанные им на прощанье.

— Мальчишка! — заревел он, — щенок! Грозить мне, князю Долгорукому?! Да я тебя в порошок сотру! Я тебя ушлю туда, куда Макар телят не гонял.

Но, конечно, граф Милезимо не слышал этих грозных слов, обращённых к нему разгневанным князем. Зато их слышала Екатерина Алексеевна, и, зная злобное сердце отца, зная его силу при молодом царе, она испугалась за милого сердцу человека.

— Батюшка! — воскликнула она, бросаясь пред ним на колени, — прости Фридриху, что он поднял на тебя руку: ты сам его вызвал на это.

Князь сначала с удивлением поглядел на дочь, точно не понимая, как она попала сюда, но потом всё вспомнил, и новый припадок злости и гнева вновь охватил его.

— А ты, подлая, — заорал он, — ещё просишь за этого мерзавца! Он чуть не убил меня, а ты ещё просишь ему пощады! Нет, матушка, не князю Долгорукому унижаться перед этим побродягой! Пусть он будет хоть и шурин австрийского посла, а быть ему в Пелыме, и я от своего слова не отступлюсь!..

— Батюшка, прости его! — повторила княжна, схватывая руку отца и прижимая её к своим похолодевшим губам.

Алексей Григорьевич резко вырвал руку и воскликнул:

— Да ты никак с ума сошла, Катерина! Ты сначала себе-то выпроси прощение, чем распинаться за этого схизматика! Аль ты думаешь, что я за твои дела по головке погладить тебя должен?

— Батюшка, прости его! — повторила княжна всё ещё дрожащим, но как-то металлически звеневшим голосом.

Долгорукий побагровел и гневно топнул ногой.

— Дура! — заревел он. — Да что ты, смеёшься надо мной?! Аль ты не слыхала, что я тебе сказал?!

Молодая княжна медленно поднялась с колен и, отерев заплаканные глаза, повернулась и таким же медленным, неспешным шагом пошла по направлению к дому. Долгорукий сначала изумился, затем бросился вслед за нею и резко схватил её за руку:

— Ты куда?

Катя молча высвободила руку и пошла дальше.

— Куда ты? — заревел опять Алексей Григорьевич, догоняя дочь.

Катя приостановилась и взглянула на отца холодным, точно стальным взглядом, совершенно преобразившим её милое личико.

— Я иду домой! — спокойно, но каким-то глухим голосом ответила она.

— Так ты что же это, — заорал опять Алексей Григорьевич, — отца и слушать не хочешь?

— Мне нечего больше вас слушать, батюшка, — холодно отрезала Екатерина.

— То есть как это нечего? — опешил Долгорукий, не понимая, что происходит с дочерью.

— Очень просто… Мы обо всём уже переговорили. Вам не угодно исполнить моей просьбы, вам угодно насытить свою месть и преследовать Фридриха, — ну, а мне не угодно согласиться на то, о чём вы так страстно мечтаете…

Если бы в это мгновение с безоблачного, усеянного бесчисленными огоньками звёзд неба сверкнула молния, сопровождаемая громовым раскатом, Алексей Григорьевич не был бы так поражён, как этими немногими словами дочери, сказанными ею таким металлическим голосом и с такой энергией, каких он и не подозревал в ней.

В первую минуту он даже растерялся и подумал, что Катя сошла с ума, но потом прилив гневного волнения охватил его, и он чуть не с кулаками набросился на дочь.

— Да знаешь ли ты, — заорал он, — знаешь ли ты, что я за такие твои слова, за такие твои помыслы живой тебя в гроб вколочу! Как ты смеешь так разговаривать с отцом!.. Да нетто ты не понимаешь, что ты в моей воле и что я захочу, то с тобой и сделаю!.. Много воли дал я тебе, Катерина, да эту дурь я из тебя выбить сумею! Скажите на милость, какую она препону ставит!.. Ей не угодно! Да я сумею сделать так, чтобы тебе было угодно, искалечу, измором изведу… Аль ты думаешь, что я из-за одного твоего нехотенья разобью прахом все свои замыслы… Нет, Катерина, видно, ты меня не знаешь! Берегись доводить меня до гнева, а коли доведёшь — пеняй на себя!

Молодая княжна молча выслушала гневную тираду рассвирепевшего отца. Ни один мускул не дрогнул на её бледном лице, озарённом трепетным светом луны, и только глаза её, казалось, ещё больше потемнели и ещё больше ушли в орбиты.

— Батюшка, — также холодно сказала она, — вы вольны в моей жизни и смерти — это правда, вы можете меня убить, но не заставите изменить данному слову. Говорю вам, и говорю совершенно серьёзно, что никогда не покорюсь, если вы в свою очередь не согласитесь на те условия, которые я предложу.

Алексей Григорьевич сделал резкое движение рукой, точно собираясь ударить дочь, но потом передумал, медленно опустил руку и голосом, полным насмешливой иронии, сказал:

— Ну-с, посмотрим, какие такие условия желаешь ты предложить мне? Сказывай.

Княжна провела рукой по лицу, словно отгоняя какую-то докучливую мысль, и заговорила:

— Прежде всего я требую…

— Требуешь! — насмешливо перебил Долгорукий.

— Да, именно требую, — повторила Катя, — требую, а не прошу, — чтобы вы даже и не думали преследовать Фридриха.

— Всё? — спросил Долгорукий.

— Нет, ещё не всё. Кроме того, я хочу, чтобы вы предоставили мне полную свободу и не шпионили так за мной, как шпионили до сих пор…

Алексей Григорьевич хотел что-то сказать, но задохнулся от гнева, и только какой-то хриплый звук вылетел из его горла. Минуту казалось, что его хватит удар, — так побагровело его лицо. Он быстрым движением разорвал ворот кружевного жабо и полной грудью глотнул несколько раз свежий воздух. Это облегчило его, и тогда он опять накинулся на дочь.

— Да как ты смеешь, девчонка?! — хрипло крикнул он.

— Погодите, батюшка, — резко остановила его княжна, — вы, должно быть, плохо поняли мои слова. С вами говорит уже не робкая покорная девочка, какою я была до сих пор: сегодняшняя ночь переродила меня… Что бы вы ни делали со мною, как бы меня ни истязали, я никогда не пойду под венец против своей воли, и если вы даже насильно, связавши меня по рукам и ногам, потащите в церковь, так я убегу от престола Божия! Не забывайте, что во мне течёт ваша кровь и что я княжна Долгорукая!..

И в её тоне было столько властной самоуверенности, что Алексей Григорьевич понял, что борьба с Катей немыслима и что если б он вздумал её начать, так победа останется на её стороне. И эти размышления разом утишили его гнев, разом изменили его обращение с дочерью, и он, улыбнувшись самой весёлой, самой приветливой улыбкой, промолвил, взяв её за руку:

— Ай да огонь девка! Не знал я, что ты, Катюша, такова. Ну, давай помиримся!

И он притянул к себе дочь и хотел её поцеловать, но Катя резко увернулась и прежним враждебным тоном спросила:

— Ну так что же, согласны вы, батюшка, на мои условия?

— Вполне согласен!

— И графу мстить не будете?

— Бог с ним! Так и быть, прощаю его для тебя! Ну а ты-то на попятный не вздумаешь?

— Нет. Делайте что хотите, — пробормотала она сразу упавшим голосом, повернулась и медленно направилась по тропинке к дому.

Глава X Подвиг Антропыча

Василий Матвеевич Барятинский был наверху блаженства. Свадьбу решили сыграть после Петровок, — и теперь, пока в доме Рудницких шли приготовления к свадьбе, пока дворовые портнихи, швеи и кружевницы заготовляли приданое — он чуть не каждый день бывал у Мясницких ворот, целыми часами просиживая с своей невестой в саду, любовно глядя в её ясные, как безоблачное небо, и такие же голубые, как прозрачная лазурь небесного свода, глаза и болтая обычный вздор, который только и идёт в голову влюблённым и которому только влюблённые и придают значение.