Эрика Таубе - Сказки и предания алтайских тувинцев

• Название: Сказки и предания алтайских тувинцев
• Автор: Эрика Таубе
• Издательство: Издательская фирма «Восточная литература» РАН
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 1994
• ISBN: 5-02-017236-7

Книга представляет собой публикацию сказок и преданий тувинцев, живущих на Алтае, — одной из народностей МНР, собранных известной исследовательницей из ГДР Э. Таубе. Часть из них была издана ею в ГДР, другие переведены по ее рукописи. Авторизованный перевод выполнен Б. Е. Чистовой. Сказки сопровождаются вступительной статьей и примечаниями.

Рассчитана на взрослого читателя.

---

О мотиве источника ср. также: СНК М, с. 112. См. также: Liungman, с. 42.

29. Дептеген — черная старуха с мешком из верблюжьей кожи

(Тевег ежи элдиктиг Дептеген хара хоочун)

Записано от А. Баайаа 24 августа 1967 г. в центре аймака Баян Улэгэй.

Нем.: Taube, 1977, с. 82; Taube, 1978, с. 298, № 64.

Ср. АТ 130. Ср. ММТ 106; ср. TTV 89, 90; КНМ 11, 13, 27, BP I 79, 99, 237; Liungman 210, 403В, 450 (?).

Распространение: желтые уйгуры: (1) Малов, № 101; монг.: (2) Schroder, с. 81 (монгорск.); (3) Тодаева, 1975, с. 239 (монгорск.)

В связи с мотивом о произвольно собранных вещах вспомним сказку «Сам с пядь с бородой в аршин» (Chodsa, с. 109): бедняк собирает зайца, лису и волка, чтобы отвлечь этим внимание хана и его слуг, пока он крадет ханскую юрту. В сказке лужаев «Нуххими» (Esche, с. 257) отец спасает свою дочь от ведьмы, собрав и спрятав в доме ведьмы различные предметы, которыми она изгоняется. В двух монгорских вариантах (2, 3) мангудзу, которая собирается съесть старуху, убивают предметы, спрятанные в разных местах в ее доме (они выступают здесь как помощники); в бурятских вариантах, включенных Лёринцем в ММТ, различные предметы или животные также помогают победить мангыса или медведя. Вполне может быть, что эта сказка имеет отношение к близкому одной из монгорских сказок типу о заглатывателе, распространенному у всех восточноазиатских народов (ср.: Schroder, с. 71–81); по крайней мере и там и здесь имеется общий для этого комплекса мотив спрятанных предметов (ср. сказочный тип: «Путешествие — зверей», АТ 210). Но своеобразна совершенно иная концепция: в то время как обычно предметы используются против чудищ, в тувинской сказке с Алтая они употребляются «черной старухой» во зло молодой женщине. В нашей сказке этот мотив спрятанных предметов, связанный с мотивами подмененной невесты (который встречается в этом регионе в вариантах нашей сказки № 21), появления женщины в оолике лебедя, заботы о ее ребенке и выбора наказания самой ложной женой напоминают, несмотря н^ совершенно иную структуру содержания, конец сказок Гриммов «Братец и сестрица» и «Три маленьких лесовика» (КНМ 13). Версия у Малова [вар. (1)] только часть такой-'сказки. Укажу по крайней мере на ассоциацию, которая возникла у меня в связи с образом «черной старухи» Дептеген: в тибетской мифологии одна из «владетельниц земли», богиня «Черная куча взрыхленной земли», имеет облик черной женщины с серпом в правой руке и мешком, полным болезней, — в левой (Мифы народов мира, II, с. 394, Сабдаг). Возможно, этот мифологический образ относится к очень раннему общему культурному слою народов Центральной Азии (ср.: Taube. Auffallige kulturelle Parallelen).

30. Старики с семью желтыми козами

(Джеди сарыг дшкулуг ашгыйак хоочун ийи)

Услышано в конце августа 1966 г. в Сарыг булаке от исполнительницы по имени Арсыый (последовательность действия, стихи и др. зафиксированы письменно). В середине сентября того же года Ч. Галсан, опираясь на эти свои записи, наговорил эту сказку на магнитную пленку. Эта запись и легла в основу перевода.

Нем.: Taube, i977. с. i02.

Ср. АТ АА ЗГ/С: ср. TTV 161; ММТ 115А + BIII; ср. КНМ 15; BP I 115; Uungman -327 С.

Распространение: тув.: (1) IT VII, с. 219: (2) Яковлев, с. 5; (3) Баскаков Диачерневых татар, с. 147; алт.: (4) Радлов. Образцы, I, с. 28; (5–7) Баскаков. Диалект кумандинцев, с. 129, 148 и 162 (куманл); каз.: (8) Сидельников, II, с. 161; монг.:

(9) МонгААЗД, с. 182, № 54; (10) Halen, II, с. 4, № 24; (11) Санжеев, с. 60/86 (дархат.); монгорск.: (12) Schroder, с. 81; бурятск.: (13) Баранникова, с 117; тибегск (14) Schuh, с. 22, № 38 (со. также N8 39); бенг&пьск.: (15) Mode, с. 389.

Эта сказка, имеющая большое распространение у монгольских и тюркских народов, уходит корнями в их древнейшие верования и может быть, по всей вероятности, отнесена к древнейшим сказочным сюжетам. В отличие от других, стадиально более поздних сказок о глупом черте или великане, в которых с самого начала ясно, что для героя все кончится благополучно, здесь момент угрозы еще очень ощутим; отсутствует также свойственное подобным сказкам противопоставление глупости, сопровождающей телесную мощь, и хитроумия, соединяющегося со слабым телом. Еще не стерта мифологическая основа. Алтайско-тувинские и некоторые другие варианты отчетливо указывают на то, чю эти сказки связаны с опубликованными Шрёдером сказками о мангудзе. О людоедстве джелбеге см. также: Потанин. Очерки, IV, с. 167.

Среди прочих вариантов N9 30 выделяется очень скромной, ограниченной основными мотивами формой: чудище похищает животных, одного за другим, а потом и человека. Последнему удается перехитрить его: в пути он дважды подсовывает вместо себя замену, убивает детей чудища при определенных, типичных обстоятельствах, вынуждает чудище съесть мясо собственных детей и в конце концов убивает само чудище в его юрте

Наряду с этой формой, редуцированной до передачи голой сути, встречаются расширенные варианты этого типа. Для ряда вариантов (2, 9, 13) характерно, что герой сказки (старик/старуха) ищет кого-нибудь, кто помог бы ему съесть быка. Летом обычно не забивают крупный рогатый скот — нарушение этого правила сразу же вызывает дурные последствия, и вот, после того как некоторые животные предлагают себя в качестве едоков-помощников (сорока и ворона, которые, однако, отвергнуты, так как могут съесть очень немного), находится мангас/мангадхай, который управляется с тушей, а под конец хочет съесть и угощающего (юношу, старика, старуху), к этому может уже примкнуть основной тип.

Хотя дархатский вариант (11) и начинается, как № 30, с внезапного желания чудища съесть юношу, в нем комплекс мотивов — похищение юноши, которого чудище собирается съесть, и подсовывание похитителям вместо себя замены — сменяется трехкратным исчезновением юноши, в результате чего мангыс, разыскивая его, разоряет свое имущество. А к этому уже примыкает мотив убийства детей, но в очень краткой форме — отсутствует мотив убийства детей с помощью хитрости (подвешивание героя на дымоходном кольце над огнем и «слизывание масла»), знакомый и тибетским сказкам (ср. Chophel, с. 119). Более подробное изображение похищения с подсунутыми взамен стволом дерева и обломком скалы (как, например, в № 30 и вар. (9)] в варианте (1) едва намечено, а может и вовсе отсутствовать [например, в вар. (2, 13)]. Мотив убийства джелбеге тут же, на месте, в яме, ведущей из юрты, куда ее заманивают и обливают кипятком, имеет параллели в варианте (2), в дархатской сказке (Потанин Очерки, IV, с. 552, N9 168) и в неполноценном уйгурском варианте (Малов, № 106). Хотя в бурятском варианте (13) действие также разворачивается под открытым небом, но заканчивается не ошпариванием, а, как и во многих других вариантах, уничтожением на льду. Реже смерть наступает оттого, что джелбеге поскользнулась на льду, чаще — оттого, что она, желая слизать кровь своих детей, которой герой наполнил кишку и разлил ее по льду, примерзает языком ко льду, где ее настигают и убивают.

Что касается мотива поедания нечистот v джелбеге и их детей (приверженность нечисти к «антипище»), то С. Ю. Неклюдов любезно указал мне на параллели у депегиров в эвенкийском фольклоре и др.

31. Страшные черные мангысы

(Удугур гара мангыс)

Записано от III. Дэмби 10 июля 1969 г. в Бююрээлиге.

Нем.: Taube, 1978, с. 282, № 58.

Ср. АТ 78, 126; АТ 1049; ср. АТ 1064, 1085; АТ 1149 (мотив К 1715); ср. ММТ 9, 116; ср. TTV 162, КИМ 20, BP I 148.

Распространение: тув.: (I) Радлов. Образцы, IX, с. 169, N9 1352 и с 174, № 1357; (2) Катанов. с. 1014/1018 (= ТНС I, с. 50); (3) ТТ II, с. 34 (=ТНС 1, с. 38; нем.: Taube, 19/s, 1; <4) Мангнай, с. 238, авт… (5) Баскаков. Диалект черневых татар, с. 40: кирг.: (о) Wunderblume, с. 448; (7) КиргНС, с. 45, каз: С8) КазНС 1979, с. 134; каракалп.: (9) КагаЫр. М., с. «М; турив.; (10) Еrhers, с. 76 монг.: (11, 12) Потанин. Очерки, IY, С. 5эi. № 16? (халх.). с 405, № 123 дар- хат); (13) Потанин. Окраина, П, с. 171 (о;>дос.); (14) МонгААЗД, с. 133, № 19; (15 МонгАУ, с 22; <16) MowAV * i*9. с. f51; (17) Halen, с 83 № 41; (18) GanSuur- >'? с. 90; 09) МонгС l¥t>2, с. 17; <20) Heissig. Mongolische Volksmarchen, c. 87, № 17; калм.: (21) КалмС 1962, с. 57; (22) КалмС 1982, с. 43; тибетск.: Schuh, с. 7, № 10; (24) Hoffmann, с. 76.

Предлагаемый вариант представляет собой грубоватую версию весьма распространенной у тюркских и монгольских народов сказки, отдельные варианты которой немногим отличаются друг от друга. Порядок следования основных мотивог., содержащихся и в нашей алтайско-тувинской версии, может меняться; проба сил может происходить в иной форме: выжимание воды из белого и крови из черного камня (из птицы, мыши), поиски сердца и мола земли (сердца мыши, мозга оыка). Часто в виде дополнительного комплекса мотивов добавляется АТ 1115 — проведение ночи в жилище чудища и попытка последнего убить старика во сне, чему тот успевав помешать, подсунув вместо себя твердый предмет (каменную бабу, ствол дерева, посудину), так что утром страх чудища увеличивается [например, вар. (1, 2, 3, 7, 16, 22)]. Концом обычно служит эпизод с волком, который обнаруживает убегающее чудите, но тоже оказывается обманутым стариком и поэтому замучен в конце чуди щем до смерти. Часто вместо волка выступает лиса [пар. (3, 7. 8, 9, 23)].