Журнал «Если» - «Если», 2012 № 09

• Название: «Если», 2012 № 09
• Автор: Журнал «Если»
• Издательство: Издательский дом «Любимая книга»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: ISSN 1680-645X

Елена ВОРОН. ПОВЕЛИТЕЛЬ ОГНЕННЫХ ПСОВ

Любопытно, почему современных фантастов так и тянет в лабиринт?

Фред ЧАППЕЛЛ. ЛАБИРИНТ ТЕНЕЙ

На этот раз троица наших давних знакомых дошла до номинации на Всемирную премию фэнтези. При том, что впервые мастер теней рискует своей репутацией.

Дебора РОСС. ЧУЖОЕ СЕРДЦЕ

А что делать, когда нет своего? Остается одно — похитить чужое.

Майкл АЛЕКСАНДЕР. В ОКОПАХ

В Первую мировую, при артналете, солдат мог встретиться не только со смертью…

Катерина БАЧИЛО. ПАН КРОЗЕЛЬЧИКЮС

Попробуйте представить себе «параллельный» мир, где сам цвет является тайным знанием, а умение видеть его — редкой способностью.

Альберт КОУДРИ. МОЗГОКРУТ

Когда дичь читает мысли охотника, то он становится дичью.

Мэтью ХЬЮЗ. РАДОСТНОЕ ИЗНУРЕНИЕ И НИСХОДЯЩЕЕ ФЛАМБЁ

Известный писатель при всей своей изобретательности явно находится под впечатлением «Сказок дядюшки Римуса». Особенно про терновый куст.

Дмитрий БАЙКАЛОВ. ОТТОПТАЛИСЬ ПО ПОЛНОЙ!

Новомодный литературный жанр проник на экран стараниями российского режиссера.

Аркадий ШУШПАНОВ. ДРУЗЬЯ ВООБРАЖЕНИЯ

Все киногерои нереальны, но некоторые из них — нереальнее.

ВИДЕОРЕЦЕНЗИИ

Кто страшнее для мира — нацисты с Луны или американцы в поисках природных ресурсов?

Сергей ШИКАРЕВ. БЕЗ СТРАХА ПЕРЕД БУДУЩИМ

…или Завещание Мастера. Спустя несколько лет после смерти знаменитого писателя наконец вышел его последний роман.

РЕЦЕНЗИИ

Нравится это или нет, но проекты сегодня — важная часть жанрового книжного рынка.

КУРСОР

Повлияют ли пришельцы на итоги выборов? Сумеет ли сын Стивена Кинга посоперничать с отцом? Обретет ли Терри Пратчетт достойного соавтора?

Вл. ГАКОВ. КОРОЛЬ, ВЕЛИКИЙ И УЖАСНЫЙ

На самом деле он, конечно же, «не так страшен, как его малюют». Он просто очень разноплановый писатель.

ПЕРСОНАЛИИ

Заглянем в досье профессиональных конструкторов иных реальностей. В жизни они мало чем отличаются от нас.

---

Было совсем уже темно, когда Агата приостановилась у запертых ворот «Дома Нисефора». Крозельчикюс же решительно прошел мимо, прошипев только:

— Не сюда.

Он двинулся вдоль чугунной ограды, заросшей плющом, и повернул за угол. Здесь Крозельчикюса нагнал Виташ, ухватил за плечо.

— Без фокусов, дружище. Вы куда собрались?

— Пан Бодани, — сказал Крозельчикюс, оглядываясь, — оставимте панну Агату здесь. Незачем впутывать ее в грязное дело.

Неслышно подошла Агата.

— Я иду с вами, и это не обсуждается, — в ее голосе прозвучали металлические нотки. Виташ и Крозельчикюс переглянулись.

— Крозельчикюс, вы не правы насчет грязного дела, — горячо зашептал Виташ. — Я не все могу вам рассказать, но поверьте, вы оказываете «Спектруму» неоценимую услугу.

— Думаете, меня впечатляют ваши детские игры в политику? — Крозельчикюс скептически поднял бровь. Отодвинул рукой заросли плюща и сказал: — Прошу.

Следуя привычке хранить и систематизировать не только музейные экспонаты, но и любую информацию об окружающем мире, Крозельчикюс давно приметил и запомнил место в ограде, где расположенные достаточно широко прутья решетки позволяли забраться на территорию музея в обход ворот и сторожки охраны.

— Вы недооцениваете «Спектрум». Знаете ли вы, какую библиотеку по теме человеческого зрения нам удалось собрать? — в голосе Виташа звучал неподдельный фанатизм. — Я намедни читал научный труд некоего Яна Далтона — это удивительно, что он пишет…

— Я не слышал о таком ученом.

— Уж об этом в Штайнграу побеспокоились. А о Менделе вы слышали? Гениальный ученый, светило. Сгинул в Богнице вслед за Далтоном.

— Ваши ученые были душевнобольными?

— Они позволили себе сомнение.

Крозельчикюс достал часы из жилетного кармашка. Семнадцать пятнадцать.

— У нас не более получаса, — сказал он. — Поторопимся.

Три тени, крадучись, проскользнули через сад к черному входу, каким обыкновенно пользовались только технические сотрудники музея. Пропустив Виташа и Агату вперед, Крозельчикюс задержался. В шелесте деревьев и шуме ветра ему почудилось что-то тревожное. И дверь скрипела как-то не так. Предупреждающе. За изгородью как будто мелькнул свет фонаря.

Крозельчикюс мысленно посчитал до тринадцати и захлопнул за собой дверь.

* * *

Почувствовав знакомый запах щелочи, которым было пропитано все здание музея, Крозельчикюс немного успокоился.

Виташ успел уже зажечь лампу и уйти по коридору далеко вперед, Крозельчикюс двинулся за ним, ориентируясь на пятно света.

— Стойте, пан Крозельчикюс! — тревожно прошептал где-то рядом голос Агаты. — У меня плохое предчувствие. Не пойдем туда.

— То есть как не пойдем? — занервничал Крозельчикюс. Теперь и его накрыло плохим предчувствием, да так, что он счел за лучшее прислониться к стене. Агата взяла его за руку.

Тотчас раздался хлопок выстрела, крик, потом где-то впереди послышалось эхо голосов и шагов.

— Западня, — сдавленно прошептала Агата. — Что делать, пан Крозельчикюс?

Такого поворота событий Крозельчикюс никак не ожидал.

Разве мог он решить, что делать? Впасть в ступор и мелко дрожать, пока голоса и шаги не доберутся сюда? Потерять сознание от избытка чувств? Забиться в угол и не дышать?

Но прохладная маленькая ладонь сжимала его руку, и Крозельчикюс мужественным шепотом сказал:

— Уходите, панна Агата. Я задержу их.

Агата напряглась, впилась в его ладонь ногтями так, что, кажется, пошла кровь.

— Я боюсь, Станислас. Не оставляйте меня.

Это окончательно добило Крозельчикюса. Никто не звал его по имени уже пятнадцать лет, с тех пор как умерла матушка.

Он решительно распахнул дверь и вывел Агату наружу.

Кажется, здесь никто их не ждал.

На полпути к ограде Агата резко остановилась. Крозельчикюс едва не упал от неожиданности.

— А как же вы теперь вернете свой гелиофор? — спросила Агата. — Ведь гелиография осталась в музее…

— Пойдемте, панна Агата, не стойте тут, — зашипел Крозельчикюс.

— Нет! — почти закричала Агата. — Немедленно возвращаемся! Пан Крозельчикюс!

Крозельчикюс затравленно оглянулся. Ни сторожа, ни хвостов он пока не заметил, но был уверен, что с минуты на минуту они явятся сюда.

— Агаточка, миленькая, позвольте вывести вас отсюда. После поговорим.

— Но я не хочу, чтобы вас арестовали серые, — Агата почти плакала. Крозельчикюс растроганно улыбнулся.

— Ну, раз не хотите, значит, не арестуют. Как бы то ни было, возвращаться в музей нам незачем. Первой гелиографии там нет, — Крозельчикюс машинально поправил очки.

— Как так? — Агата привстала на цыпочки, пытаясь разглядеть лицо Крозельчикюса. — Зачем же мы сюда пришли?

— Откровенно говоря, я рассчитывал отдать Виташу одну из достаточно старых, но самых обыкновенных гелиографии. Что-то из первых тюремных экспериментов Ниепце с обыкновенным раствором, каким мы пользуемся до сих пор. Настоящая первая гелиография давно хранится у меня дома.

* * *

Крозельчикюс любил свой дом. Но только полгода назад, когда Крозельчикюс случайно нашел в архиве музея ту самую гелиографию и через сто с лишним лет сделался новой жертвой меренской чумы, он смог наконец по достоинству оценить красоту и гармонию дома и научился как следует понимать его.

Сейчас дом был встревожен. Стены почти кричали, стекла в окнах держались на грани истерики. Фарфоровые бинтуронги на каминной полке зыркали мрачно и дергали усами.

Крозельчикюс прикрыл за собой дверь. Агата, то ли почувствовав настрой дома, то ли по иной причине, была непривычно молчалива. Даже, как показалось Крозельчикюсу, несколько напряжена.

Крозельчикюс снял со стены гелиографию, висевшую рядом с изображением черного индийского элефанта. Это был простенький кадр: бульвар, дома, деревья, черное небо. Специалист без труда узнал бы вид, открывающийся на Радничку из «Дома Нисефора».

— Неужели это она? — жадно спросила Агата.

— Почти, — усмехнулся Крозельчикюс. Он отогнул крепления и убрал задник рамки. Бережно достал металлическую пластинку, передал ее Агате, перевернув другой стороной. — Не знаю, как Ниепце сберег эту гелиографию во время ареста, но позже он просто воспользовался ею снова. Видите: с одной стороны пластины — вид из окна, а с другой… Я нашел этот снимок в альбоме среди десятка таких же.

— Но она… пустая, — разочарованно сказала Агата.

— Поднесите к свету… Вот так, И чуть поверните, — Крозельчикюс своей рукой помог Агате повернуть гелиографию как следует.

Крозельчикюс в который раз изумился, как красива и настолько же печальна женщина, запечатленная на этом снимке.

— Почему Ниепце все-таки не уничтожил снимок? После всего… — спросила Агата.

— Это портрет его жены. Он любил ее. — Крозельчикюс переставил лампу к краю стола, чтобы Агата могла удобно устроиться на стуле и рассмотреть изображение.

За лампой протянулась едва заметная дорожка пролитого керосина. Крозельчикюс отошел в тень.

Агата всмотрелась в гелиографию. Ахнула, зажмурилась.

— Я… не понимаю, — сказала она. — Что-то не так в этой… Она как будто… громкая? Мне больно смотреть.

— Это называется цвет. Не бойтесь. Больно только в первый раз. Вы будете плохо видеть — недолго. Может быть, полчаса. Зато потом… — Крозельчикюс запнулся, продолжил совсем тихо: — Вы могли просто попросить, панна Агата, — ему очень трудно дались эти слова, спокойствие вновь покинуло Крозельчикюса, голос дрожал.

Агата резко поднялась и, не выпуская гелиографию из рук, сделала несколько неуверенных шагов в сторону двери. Остановилась.

— Что вы имеете в виду, пан Крозельчикюс?

— Я отдал бы вам свою жизнь.

Агата шумно выдохнула, помолчала несколько мгновений (Крозельчикюс успел мысленно сосчитать до девяти), словно обдумывая что-то. За эти мгновения внешность ее изменилась удивительно, как будто Агата с облегчением сняла наконец маску глупой девочки. И стала… кем?

— Вы не отдали бы, — презрительно сказала она. — Эта гелиография у вас уже несколько месяцев, и вам не пришло в голову даже показать ее мне.

— Это опасная вещь, милая Агата. Практически приговор. Впрочем, вам ли я буду это рассказывать, серая вы моя.

Агата дернулась, как от пощечины.

— Давно знаете?

— Узнал только что. Заподозрил в музее.

Бинтуронги с камина смотрели на Агату укоризненно. Крозельчикюс нашел в себе силы приблизиться к Агате, чтобы еще раз — на прощанье — заглянуть в ее глаза.

— Я только не понимаю, зачем вы подставили Виташа, — сказал он. — Ведь это вы — та самая птичка, которую он упомянул. Вы рассказали ему и про мой гелиофор, и про эту гелиографию.