Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить

• Название: Гадюки в сиропе или Научи меня любить
• Автор: Тильда Лоренс
• Жанр: Современные любовные романы

Жизнь прекрасное и неповторимое явление. Видеть окружающий мир, чувствовать прикосновение ветра, слышать шум дождя по крыше... Все эти, казалось бы, незначительные моменты жизни, при ближайшем рассмотрении оказываются мазками на великолепных полотнах под названием "повседневная жизнь". Возможно, кто-то считает, что она скучна, но это не так. Нужно просто уметь видеть, а не просто смотреть. Чувствовать, проникаться моментами, получать удовольствие от жизни.

И любить. Во всяком случае, учиться этому.

---

 Возможно, неумение развлекаться было слабой стороной Аманды, но она не считала себя ущербной. Это – часть её характера. Её убеждения, практически собственный моральный кодекс. Она вольна распоряжаться своей жизнью так, как ей в голову придет. И сейчас она хочет прожить жизнь так, чтобы в будущем, оглядываясь назад, за голову не хвататься и не пытаться скрыть от новых знакомых позорные страницы своей биографии. Достаточно было вспомнить приключения некоторых своих знакомых, как Аманда четко осознавала: такой она даже в страшном сне быть не желает. У нее совсем иной взгляд на окружающий мир. Она будет идти вперед, а не с радостью делать шаги назад, считая это своего рода подвигом и умением вносить в жизнь разнообразие.

 Жизнь и так быстротечна, чтобы растрачивать её попусту.

 Этот слоган давно стал девизом Аманды. Она старалась ему соответствовать. Получалось. По крайней мере, сейчас.

 Аманда могла гордиться собой. Она независима от общественного мнения. Знает себе цену, и может при желании за себя постоять, не прячась за спину своего «принца».

 Современные принцы у девушки неизменно вызывали улыбку. Они были ещё более изнеженными, чем девушки. Не все, конечно. Но встречались и такие экземпляры. Аманда не могла ими восхищаться при всем желании. Таким хотелось только протянуть платочек и вытереть сопли, раз уж они сами не могут о себе позаботиться. Но на людях они все играли свои роли, старались соответствовать, бравировали своими достижениями. Хвастались, хвастались, хвастались... И больше ничего не делали.

 Были люди, которые считали Аманду циничной сукой. Она не отвергала этого заявления, но и не подтверждала. Чужое мнение не было для девушки ориентиром по жизни. Она доверяла только себе. Ещё Эштону.

 Сейчас, когда Эштона не стало, у Аманды не осталось ни одного доверенного лица. Она чувствовала себя невероятно одинокой в этом мире, потому и расплакалась. Боль утраты, воспоминания, нервы, переживания – соединились в единое целое. Сдавили сердце, вывернули наизнанку, словно прооперировали, не применив анестезию. Итогом стали слезы. Бурные рыдания. Не последнюю роль, видимо, и алкоголь сыграл.

 Девушка пила редко. Мало. А сегодня в одиночку приговорила бутылку горячительного напитка, не задумываясь о том, какой вред он наносит организму. Ей нужно было принять какой-то допинг, простимулировать себя для того, чтобы разреветься в итоге. Иначе комплекс вины запросто свел бы её с ума, а невыплаканные слезы так и стояли бы комом у самой глотки, не находя выхода наружу.

 – Редкостная гадость, – проворчала Аманда, вытирая рот тыльной стороной ладони. – Больше никогда не притронусь.

 Прихватив с собой пустую бутылку, Грант направилась на кухню. Нужно было выбросить бутылку, да и рот прополоскать не мешало. Пах напиток отвратительно. Аманда с трудом перебарывала себя, заливая внутрь жидкость. У него было лишь одно неоспоримое достоинство: мерзкий запах перебивал воспоминания о запахе крови, помогал избавиться от наваждения. Алкоголь, ударявший в голову, немного расслаблял.

 Аманда не сомневалась, что в любой другой день родители отобрали бы у нее водку, и даже разговаривать не стали, но сегодня они пребывали в прострации, так что не обратили внимания не поведение дочери, проводившей ревизию в баре. Девушка долго думала, что выбрать, и все же остановила выбор на самом отвратительном напитке из всех возможных. Только таким ядом нужно было вытравлять другой яд из души.

 К ним домой приезжала «Скорая». Саре, матери близнецов, кололи успокоительное. У женщины была истерика. Она плакала и никак не могла остановиться. Отец, как всегда, остался безучастным. Смерть ребенка его совсем не тронула. Быть может, самую малость, но он этого не демонстрировал. Аманде хотелось наорать на него, подлететь и влепить пощечину, чтобы он выпал из своего коматозного состояния и понял, что Эштона больше нет. Но девушка осознавала: результат будет нулевым. Её никто не услышит, никто не заметит. Скорее всего, отец скажет, что он старается быть сильным, чтобы поддержать жену. К тому же, у них есть Аманда, и теперь все надежды, что прежде возлагались на Эштона, будут торжественно возложены на нее. Аманда могла язвительно заметить, что это для нее огромная честь. Понимая, в каком ключе будет проходить разговор, она и не стала приближаться к отцу. Материнские слезы тоже раздражали. В них было много наигранности. Слишком много.

 Она просто хотела поддержать образ заботливой матери семейства, искренне скорбящей о потере сына. Сравнивая мать и отца, Аманда неизбежно приходила к выходу, что лучше быть мать вела себя так, как ведет отец. Смотрелось бы куда интеллигентнее. Сейчас её слезы были пошлыми, кликушескими.

 Спустившись вниз, Аманда первым делом засунула в пакет пустую бутылку, а потом уже направилась в ванную. Посмотрев на себя в зеркало, отметила излишнюю бледность, которая в контрасте с темными волосами смотрелась еще ужаснее. Видимо, Эштон был прав, и ей не следовало краситься в радикальный черный. Нужно было повременить или превратиться не в брюнетку, а в шатенку.

 – Прелестна, – фыркнула Аманда, потянувшись к упаковке с ополаскивателем для полости рта.

 В смеси с запахом спирта ментоловый настой создавал отвратительное впечатление. Теперь казалось, будто девушка пила водку, заедая её мятой. Особых успехов в маскировке запаха достичь не удалось.

 А, впрочем, какая теперь разница? У нее не каждый день подобные трагедии в жизни случаются. Пусть родители входят в положение, пытаются представить себя на её месте. В каком-то плане им было даже легче, чем ей. Они не видели, как умер Эштон. Они не были свидетелями его смерти. А она все это видела своими глазами. Стояла рядом, держала его за руку, смотрела в глаза, в которых несколько минут назад была жизнь, а теперь ничего не осталось. После такого удара по психике можно было ожидать чего угодно. Не только распития алкогольных напитков, но и истерических припадков с катаниями по полу и заламыванием рук. Правда, этим почему-то занималась Сара, вызывая не жалость, а отторжение своими нелепыми выходками.

 На обратном пути в свою комнату Аманда не удержалась и всё-таки заглянула в гостиную. Мать лежала на диване, глядя в потолок, да время от времени промакивала глаза кружевным платком. Эта сцена вновь вызвала у Аманды бурю протеста и недовольства. Снова казалось, что все лицемерие и притворство, а реальным сожалением даже не пахнет.

 Сара посмотрела на нее немного растерянно, высморкалась и произнесла:

 – Подойди сюда, детка.

 Она даже ладонью похлопала рядом с собой, показывая, куда Аманде нужно сесть.

 Девушка послушно направилась к матери, хотя разговаривать ей совсем не хотелось. У них с матерью редко получалось находить общий язык. Чаще, задумывая конструктивный диалог, в итоге они ссорились, расходясь по комнатам едва ли не злейшими врагами. Потом мирились, но баталии их были чрезвычайно эмоциональными.

 – Да, мам, – равнодушно выдала Аманда. – Ты хотела о чем-то поговорить?

 – Я просто хочу побыть рядом со своим ребенком. Разве это ненормально? – немного обиженно протянула Сара.

 Аманда мученически воздела глаза к небу. Только бы не сорваться и не наговорить матери гадостей. Кто же виноват в том, что она свою жизнь целиком превратила в театральную сцену, когда невозможно отличить: играет она или же, на самом деле, проявляет себя, как заботливая мать? Сама Мэнди предпочитала играть на сцене, в жизни оставаясь самой собой, у Сары не было границы между вымышленным миром и миром настоящим. Она все мела под одну гребенку, в речах её было слишком много восторженности и пафоса. Не слабое напыление, а серьезный слой, который не с одного раза получится счистить. Потому-то Аманда и старалась избегать общения с матерью. Так было спокойнее обеим. И свои нервы в порядке сохраняла, и мать на скандал не выводила. Впрочем, иногда у Сары случались припадки материнской любви и нежности. Сейчас, видимо, намечалось очередное представление из серии: «Давай поговорим о твоих проблемах, доченька, и попробуем решить их вместе».

 – Все отлично, – бесстрастно выдала Аманда, присаживаясь на край дивана, но не улыбаясь.

 Улыбка в такой день казалась ей кощунством и издевательством над памятью Эштона.

 Произнеся фразу, Аманда задумалась над тем, как глупо та прозвучала, но ей почему-то было все равно. Мать спросила, она ответила. Так получилось.

 – Скажи, дорогая, как все произошло? Эти газетчики... Они же всегда все перевирают, – Сара вновь схватилась за платок, стараясь изобразить на лице вселенскую скорбь.

 Аманду перекашивало от одного взгляда на мать.

 А ещё от того, что в комнате пахло чем-то съестным. Аромат доносился из кухни. Запах был, конечно, слабее, чем, непосредственно, на пищеблоке, а все равно раздражал. Аманда готова была сейчас на стену залезть, только бы ничего не чувствовать. Кажется, пахло жареным мясом. Вновь вспомнился запах гари в школе и кровь. Мясо... Кровь... В голове вновь выстроилась цепочка ассоциаций. Стало противно вдвойне. Мерзко, отвратительно. Ужасно.