Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить

• Название: Гадюки в сиропе или Научи меня любить
• Автор: Тильда Лоренс
• Жанр: Современные любовные романы

Жизнь прекрасное и неповторимое явление. Видеть окружающий мир, чувствовать прикосновение ветра, слышать шум дождя по крыше... Все эти, казалось бы, незначительные моменты жизни, при ближайшем рассмотрении оказываются мазками на великолепных полотнах под названием "повседневная жизнь". Возможно, кто-то считает, что она скучна, но это не так. Нужно просто уметь видеть, а не просто смотреть. Чувствовать, проникаться моментами, получать удовольствие от жизни.

И любить. Во всяком случае, учиться этому.

---

 Во время большой перемены учеников старшей школы собрали в коридоре. Намечалось какое-то важное мероприятие, о нем предупредили ещё перед выходными. Дитрих, как всегда, пропустил мимо ушей все, что говорил учитель. Отметил только то, что на перемене нужно будет собраться на первом этаже. Обязательно. Классный руководитель даже пару раз подчеркнул важность этого события, так что Ланцу ничего не оставалось, кроме как усвоить: большая перемена пройдет бездарно. Придется слушать очередной бред директрисы, делать вид, что ему это все дико интересно, а в глубине души желать ей провалиться в ад, на самое дно, да так никогда и не выбраться.

 Там ей самое место. Хотя, с её любовью к командованию, она и всех обитателей преисподней на раз-два построит. Оглянуться не успеют, а уже будут у нее под каблуком.

 В своей прошлой школе Дитрих ко всем учителям и директору относился ровно. Они не вызывали никаких эмоций. Были кем-то вроде театра теней, что ходят перед доской или же по кабинету, заунывно объясняя материал, досконально изложенный в учебнике. Среди них почти не было энтузиастов, фанатов своего дела, способных заинтересовать учеников своим предметом. Они просто отрабатывали деньги, а многие, возможно, ходили на работу, как на казнь. Дитрих всегда был уверен, что в работе учителя мало приятного. Постоянные стрессы, орущие ученики, в которых играет дух противоречия и нужно обязательно с кем-то поругаться. Если не получается сделать это дома, то негатив сливается на учителей и других учеников. Работу нужно любить, только тогда она будет приносить удовольствие, а не станет камнем на шее, что тянет вниз.

 В этой школе энтузиастов были считанные единицы. И Кристина – один из них.

 Будучи прекрасным знатоком своего дела, человеком она оказалась отвратительным. Ланц не мог спокойно смотреть на мисс Вильямс. Более надменных женщин он в жизни не встречал и не думал, что когда-нибудь встретит. Она одна на миллион, а, может, больше.

 Анализируя свой разговор с Паркером, Дитрих неоднократно приходил к выводу, что Эшли прав. Есть у него с Кристиной нечто общее, и это открытие совсем его не радовало. Он не хотел со временем превратиться в такую же откровенно циничную, бессердечную дрянь, что не способна принимать близко к сердцу чужие страдания.

 Пройти мимо плачущего ребенка, который потерялся в толпе, пнуть облезлую собаку без особой на то причины... Дитрих был уверен, что Кристина вполне способна на такие поступки. Стоит ли говорить о чужих детях, если от своих она отказывается с такой легкостью, будто просто подпись на очередном указе ставит. Он не случайно сравнил эти два события. Подсознательно в мыслях всплыла догадка, что есть у данных поступков общее начало – связующее звено. Власть. И то, и другое – проявления власти. Способ в очередной раз полюбоваться собой, понять, что многое ей подвластно в этой жизни.

 От линейки в фойе Дитрих ничего особо не ждал. С огромным удовольствием он сбежал бы оттуда. Все равно ничего нового не будет. Скорее всего, снова будут раздавать грамоты за особые достижения. У Дитриха никаких особых достижений не было, потому он мог и не присутствовать.

 В новой школе ему совсем не хотелось учиться.

 Образовательная система в Англии отличалась от системы образования у него на родине. Там все было строже. Все из кожи вон лезли, только бы попасть в гимназию, а не в реальное училище, да и не провести потом жизнь, работая представителем не самой престижной профессии. Здесь все было иначе. Подобного деления не наблюдалось. И при желании можно было попасть куда угодно, были бы только средства, чтобы оплатить учебу в университете мечты.

 Ланц, конечно, за успеваемостью своей следил, но рвения не проявлял. Все шло ровно, азарта и стремления выбиться в лучшие ученики школы – не наблюдалось. Можно было сделать только ради того, чтобы доказать Кристине – он не глупенький мальчик, на уме у которого только развлечения, но Дитрих этого не делал. Вильямс все равно не оценит, да, скорее всего, еще и посмеется над его попытками что-то доказать. В её власти было испортить ему все оценки. Даже, если бы он из кожи вон лез, она оказала бы влияние на своих подчиненных, и из школы он вышел с испорченным аттестатом. Пока он не выделялся на фоне других, она ничего и не предпринимала.

 Ему ничего не стоило сменить школу. Уйти туда, где будет иной коллектив, да и с директором у него никаких недомолвок не возникнет. Подобный ход мог решить все проблемы. Все упиралось в Люси. Её никто из школы не отпустил бы. Формально Кристина от нее не отказывалась, всё ещё играя немалую роль в жизни дочери. Оставить Люси в одиночестве Дитрих не мог. К тому же подобное бегство Кристина могла расценить, как проигрыш. Дитрих сложил оружие и перестал сражаться. Наверняка, её подобная перспектива порадовала бы. Но Ланц не собирался подкидывать женщине поводы для радости.

 Пусть смотрит на него и понимает, что своими интригами ничего не добилась. Рано или поздно до нее дойдет вся бессмысленность её поступков. Должна дойти. Что сомнительно. Такой уж человек Кристина. Никогда и ни за что не признает она права на существование мнения, не тождественного её собственному мнению.

 Будь его воля, век бы он этого голоса не слышал. Но ничего не поделаешь. Святая обязанности директора – толкнуть какую-то незначительную, но крайне пафосную речь, пропитанную насквозь лицемерием и поддельной заботой о школьной семье. Дитрих считал, что в глубине души Кристина терпеть не может всех тех детей, что её окружают. Они шумные, непослушные. Бегают по лестницам, не чураются мата, некоторые зажимаются по углам, будто не понимают, что подобные поступки чести им не делают. Унижают себя своими поступками, только и всего.

 Ланц в своих размышлениях был близок к истине. Приблизительно такого мнения женщина и придерживалась. Она не любила своих подопечных, но ради директорского кресла могла, что угодно, выдержать. Ей нравился сам факт того, что она управляет кем-то, пусть даже это всего-навсего королевство детишек разного возраста, а не солидная компания, в которой есть, где развернуться.

 Она шла по коридору, гордо вскинув голову. У нее, как всегда, была идеальная укладка, строгий костюм, на котором при желании ни единой складочки не удалось бы найти. И самая главная отличительная её черта – надменный взгляд. Она шла, цокая каблуками по паркету, по сторонам почти не смотрела. Дитрих же все время смотрел на нее. Лицо у него было хмурое, недовольное.

 Видимо, женщина почувствовала этот взгляд, потому что обернулась в его сторону. Несколько секунд они смотрели друг на друга с неприкрытой ненавистью, потом Кристина отвернулась и зашагала дальше.

 Дитрих не удержался и показал ей неприличный жест, чего Кристина, конечно, не заметила.

 Это было идиотское решение собрать их в холле. Ланц думал об этом почти все то время, что продолжалось торжественное мероприятие. Намного мудрее было собрать всех в актовом зале, там же и устроить линейку, но Кристина решила новаторствовать, вот и собрала всех здесь, а не в зале.

 Дитрих стоял у окна, время от времени вглядываясь в толпу. Пытался найти взглядом Люси. Их расставили по классам, так что влюбленная парочка оказалась вдали друг от друга.

 Все началось внезапно, когда линейка уже подошла к концу, и ученики начала понемногу расходиться. Дитрих в класс возвращаться не спешил. Все мероприятие, несмотря на то, что тянулось, казалось, вечность, уложилось в полчаса. Свободными остались еще десять минут, так что можно было в класс не торопиться. Он и за пару минут легко подготовился бы к следующему уроку.

 Сначала прогремел один выстрел, за ним еще один.

 Раздался звон битого стекла, которое от пуль треснуло, пошло трещинами. После второго выстрела оно превратилось в мелкое крошево, осколки посыпались на растерявшихся учеников. Как всегда, в трудной ситуации, толпа растерялась.

 А потом он услышал свое имя и увидел, как Лайтвуд бросилась к нему. Уже в следующую минуту прогремел очередной выстрел, а за ним ещё и ещё один. И Дитриха отшвырнуло к стене, а сверху посыпалась стеклянная крошка. Мелкие, противные осколки, впивавшиеся в кожу, прорезавшие на ней тонкую сеть царапин. Кровь из порезов сочилась, впитываясь в манжеты рубашки, и на груди у него тоже расплывалось кровавое пятно.

 Девушка сбила его с ног, и тем самым спасла от смерти, но...

 Только сейчас он понял, что, закрывая его собой, Люси сама спастись не могла. И это её кровь сейчас на его рубашке. Открыв глаза, он на самом деле, увидел, что пиджак Люси пропитан кровью, и пятно становится все больше и больше. Крови ужасно много. Откуда столько в человеке? Говорят, что вроде только пять литров, но...

 Стрельба продолжалась, но он все равно оставался на месте, не думая о том, что его тоже могут застрелить. Пули рикошетили о стену, казалось, что они совсем рядом с ним пролетают, но почему-то ни одна не летит прямо в него. Были две, но обе попали в Люси.