Иоганн Висс - Новый швейцарский Робинзон

• Название: Новый швейцарский Робинзон
• Автор: Иоганн Висс
• Издательство: Т-во М. О. Вольф
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1909

«Новый швейцарский Робинзон» отличается от своего знаменитого образца «Робинзон Крузо» тем, что в нем занимательная судьба человека, потерпевшего крушение и предоставленного исключительно только своим силам, переживается целой семьей: отцом, матерью и четырьмя детьми.

---

Размеры причиненного вреда доказывали многочисленность опустошителей. Однако ни одного из них не было видно, и я уже отчаивался открыть их, чтобы наказать, когда неистовый лай собак и ответившее ему вскоре хрюканье утешили мое нетерпение. Я побежал на лай и увидел, защищающеюся от собак, нашу старую свинью, почти одичавшую, в сообществе восьми поросят, приблизительно двухмесячных, и годовалого кабана первых родов, которого мы пустили на волю для расположения и который отлично вырос и выровнялся. Отуманенный злобой за виденные мною опустошения, я выстрелил из обоих стволов моего ружья по находившемуся передо мной стаду, которое хрюкало и скалило зубы на собак. Три поросенка пали, а остальные кинулись в кусты, преследуемые собаками, которых я, однако, тотчас же позвал. Дотащив туши до саней, я продолжал искать пригодного дерева. Я нашел его в нескольких шагах от ямы, из которой мы брали глину. Ствол его, футов двух в диаметре, был прям и гладок. Отметив его по обычаю дровосеков, я возвратился к пещере.

Наши охотники за крысами еще не приходили. В пещере я застал только жену и Эрнеста, который провел часть дня в библиотеке.

Под вечер, когда мы уже начали беспокоиться об отсутствующих детях, они явились. Впереди других ехал Жак на своем страусе. Фриц и Франсуа шли по бокам Мычка, нагруженного двумя большими мешками, в которых оказались: четыре утконоса, двадцать ондатр, одна кенгуру, одна обезьяна, два животных из породы зайцев и с полдюжины крыс, вида, отличного от ондатр. Кроме того, Фриц нес пригоршню больших головок ворсянки, на которые мы не обратили сначала внимания, привлеченные содержанием двух мешков.

— Ах, папа, какой чудный бегун мой страус! — воскликнул Жак. — Он несется как ветер. Раз двадцать мне захватывало дыхание, и я думал, что упаду в обморок. Быстрота его бега, можно сказать, ослепительна. Для будущих поездок, папа, ты должен мне сделать маску с очками.

— Как ты разгорячился! Маски я не стану делать!

— Отчего?

— Во-первых, оттого, что не дозволю тебе сообщать нам свои желания в виде приказаний, а во-вторых, потому, что для общей пользы должен заняться вещами более важными, чем изготовление маски с очками для молодца, который отлично может изготовить ее сам, хоть бы для того, чтобы привыкнуть обходиться без чужой помощи.

Жак замолк.

— Папа, — сказал Фриц, — сегодня нам было очень весело; мы питались от собственной охоты, добыли много дичи и, однако, охотно променяли бы ее всю на небольшое количество вина, если только цена его не слишком высока для нас.

— Охотно разрешаю каждому из вас выпить по рюмке вина: вы их вполне заслужили. Только, друзья мои, прошу вас, в другой раз не выезжайте из дому, не предупредив маму и меня. А теперь расседлайте животных: добрый всадник заботится о себе не раньше, как позаботившись о своем коне.

Когда вся семья собралась к ужину, жена подала одно за другим несколько кушаний, шутя провозглашая их с комической важностью:

— Вот, господа, европейский поросенок, который прикидывается американским. Вот, — продолжала она, — свежий и вкусный европейский салат, посаженный и выросший в моем саду, который, как вы знаете, находится на стороне земли, противоположной Европе; следовательно, в моем саду салат этот пускает корни в ту сторону, в которую обыкновенный европейский салат пускает листья. Наконец, — провозгласила она, открывая тыквенное блюдо с желе, — вот прекрасное готтентотское желе, добытое на огороде в море.

Шутки хозяйки были покрыты рукоплесканиями. Такие же рукоплескания раздались, когда жена вынесла к десерту лепешки из кассавы и бутылку нашего меда. Никогда ужин не казался нам столь вкусным и веселым.

Во время его Фриц рассказал нам похождения детей в течение того дня, как его братья и он весь день пробыли в окрестностях фермы, ставя силки и ловушки; как они изловили ондатр при помощи моркови, а других мускусных крыс на рыбок; как на ту же приманку попались и утконосы; как, наконец, братья пообедали несколькими свежими рыбами, жареным гинзенгом и корнями аниса.

— А о моем шакале ты и не рассказал! — заметил Жак. — Он поднял передо мной двух зайцев, а перед Фрицем кенгуру, который в первый и последний раз в жизни понюхал пороху.

— Бродя около фермы, — продолжал Фриц, — я нашел эти большие головки ворсянки, которые, как мне кажется, своими упругими деревянистыми прицветниками могут служить нам для расчески войлока и наведения на нем ворсы. Кроме того, между тамошними растениями я открыл маленькие коричневые яблони; мы вырыли и привезли их. Наконец, выстрелом из ружья я положил назойливую обезьяну, которая швыряла мне в голову кокосовые орехи.

Мать поблагодарила Фрица за его добычу.

Снимание шкур я принял на себя одного. В корабельном лазаретном ящике я отыскал клистирную трубку; просверлив дыру в поршне и приделав к нему два клапана, я изготовил из трубки сгустительный воздушный насос, который при всем своем несовершенстве мог служить моей цели. Когда я выдвигал поршень из трубки, воздух проникал в нее чрез оба клапана, а когда я вталкивал поршень обратно в трубку, клапаны закрывались, и сгущенный воздух выходил из клистира со значительной силой.

Когда дети, окончив неприятные приготовления к сниманию шкур, увидели меня приближающимся с этим знакомым инструментом, они захохотали и стали спрашивать, что я намерен делать.

Вместо всякого ответа я взял кенгуру, подвесил его задними лапами на дереве, прорезал в шкуре дыру, вставил в нее конец моего инструмента и стал сильно гнать под шкуру воздух. Мало-помалу кенгуру чудовищно вздулся. Я продолжал вгонять воздух и скоро убедился, что, за исключением двух или трех небольших мест, шкура везде отстала от мяса. Потом я предоставил удивленным детям самим снять шкуру, что они и исполнили без всякого труда.

— Чудесно! — воскликнул Жак и Франсуа.

— Папа кудесник.

— Забавная волшебная палочка! — заметил Эрнест.

— Да как же папа отделил шкуры? — спросил Жак.

— Очень просто, дети мои, — ответил я, — и всякий дикий народ знает этот способ снимания шкур, основанный на том, что между шкурой и мясом находится слой клетчатки. Жирная клетчатка эта, будучи наполнена воздухом, раздувается, растягивается и наконец разрывается, так что шкура свободно отделяется от мяса. Вот и вся тайна этого способа.

Я снова взялся за клистирную трубку, и работа быстро продвигалась. Однако, так как добычи было много, то на это занятие ушел весь остаток дня.

На рассвете следующего дня мы отправились срубить отмеченное мною дерево. Необходимые для этого веревки, топоры, клинья мы отвезли на наших санях. По пути я указал детям опустошения, произведенные свиньями, и место, на котором они были наказаны. Достигнув дерева, я попросил Жака влезть на него и обрубить ветви, которые, при падении дерева, могли задеть за соседние деревья. Жак привязал к стволу две веревки, свободные концы которых мы привязали на значительном расстоянии от оголенного ствола, чтобы не подвергаться опасности при его падении. Затем, при помощи пилы, мы сделали в стволе, с противоположных сторон, два глубоких надреза, один повыше другого. Наконец, мы сильно потянули за веревки, в сторону нижнего надреза. Дерево издало треск, заколебалось и рухнуло, не задев ни соседних деревьев, ни нас. Ствол был распилен на чурбаны в четыре фута длиной. Остальные части его мы оставили на месте, чтобы они высохли и впоследствии могли послужить нам топливом.

Для нас, непривычных к работе дровосека, этот труд был очень тяжел, и мы успели окончить его лишь на другой день. Но я приобрел-таки материал, необходимый мне для устройства мельницы с толчеей.

Построив мельницу, мы, для первого опыта, ободрали на ней некоторое количество риса, и провеянный нами на другой день рис мог прямо поступить на кухню. Обдирка продолжалась несколько дольше, чем на мельнице с жерновами, но все-таки удалась, а это-то и было существенной задачей.

Наблюдая за работой мельницы, я заметил, что наша живность особенно часто посещала соседнее поле и всегда возвращалась с него с полными зобами и, по-видимому, очень довольная прогулкой. Посетив поле, я убедился, что посеянный на нем хлеб уже созрел, хотя со времени посева прошло не более четырех или пяти месяцев. Из этого я заключил, что на будущее время мы можем рассчитывать на две жатвы в год.

Эта надежда была очень приятна; однако она поставила нас в некоторое затруднение, потому что представившийся неожиданно труд по второму посеву совпадал с приходом сельдей и тюленей. Это затруднение едва не вызвало жалоб нашей хозяйки, которая, из сострадания к нам, пугалась количества предстоявшего труда и не могла представить себе, как мы справимся со вторичной пахатой, одновременно с первой жатвой и ловом сельдей и тюленей.

— Согласись, друг мой, — сказала она мне, — что судьба даже расточительна к нам. Мы никогда не были так богаты.