Михаил Дайнека - Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки

• Название: Супермены в белых халатах, или Лучшие медицинские байки
• Автор: Михаил Дайнека
• Издательство: Литагент «Аудиокнига»0dc9cb1e-1e51-102b-9d2a-1f07c3bd69d8
• Жанр: Юмористическая проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-41511-1, 978-5-9725-2249-1

В этой книге собраны самые яркие, искрометные, удивительные и трагикомичные истории из врачебной практики, которые уже успели полюбиться тысячам читателей.

Здесь и феерические рассказы Дениса Цепова о его работе акушером в Лондоне. И сумасшедшие будни отечественной психиатрии в изложении Максима Малявина. И курьезные случаи из жизни бригады скорой помощи, описанные Дианой Вежиной и Михаилом Дайнекой. И невероятные истории о студентах-медиках от Дарьи Форель. В общем, может, и хотелось бы нарочно придумать что-нибудь такое, а не получится. Потому что нет ничего более причудливого и неправдоподобного, чем жизнь.

Итак, всё, что вы хотели и боялись узнать о больницах, врачах и о себе.

---

– Ну что вы, доктор, что вы, – мягко возразила Вежина, рассматривая пленку с таким вниманием и любовью, будто сама вычерчивала эту ломаную линию, стараясь сделать ее как можно выразительнее, и в итоге даже сумела себя превзойти. – Что вы! Видим зубчик Р? Видим, как тут не увидеть, яснее ясного видим! Вот он, голубчик. Он везде есть? Везде есть. Значит, что?..

– З-з-з-значит… – Голос внучатой кардиологини начал жужжать, или даже зюззать, как насекомая фамилия некой дамочки Зюзенки с улицы Галерной: – З-з-з-з…

– Значит, ритм синусовый, коллега. Смотрим дальше? Смотрим. Вот это что у нас? – Вежина вдохновенно показывала класс, отыгрываясь за не поддавшуюся расшифровке пленку Петрушки-Козиковой, то есть Козиковой с Петрушки, как фигуристка, спасающая произвольным катанием подкачавшую обязательную программу; доктор Вежина отыгрывалась, а несчастная заведующая кардиологическим отделением потела:

– Эт-то-то… – страдала внучка, а ее древняя-древняя бабушка, сверкая с кровати живыми глазами, довольно посмеивалась.

– Это и в самом деле почти то! – подбодрила внучку доктор Вежина. – Но еще не совсем. Это, коллега, замечательно красивая предсердная экстрасистола с блокадой проведения. Просто прелесть! – восхитилась она. – А давайте мы теперь старую пленку посмотрим, да? Что мы видим?

– Что мы видим? – эхом отозвалась замученная кардиологиня.

– А видим мы, доктор, что с тех пор произошел поворот электрической оси. Видим?

– Видим? Э-э… видим?

– Конечно, видим! И всё, что нам нужно, увидели! – Диана убедительно, как та фигуристка прыжком в четыре оборота, завершила программу. – Мерцательной у нас, стало быть, нет, а если была, но быстро кончилась, так, значит, ее и не было, так? Так. А что у нас есть? Есть у нас с вами тот самый синдром тахи-бради, который, как известно, главное – не лечить! Брадикардия у вашей бабушки бывает, верно? – Внучка механически, как китайский болванчик, закивала. – И тоже сама проходит, правда? – ласковее прежнего спросила доктор Вежина, выделываясь, как муха на стекле, но на скрежещущего всеми зубьями фельдшера Киракозова глянула со строгой укоризной. Давясь смехом, Родион Романыч уставился в солнечное окно с видом на канал, где между рамами весело жужжала еще одна весенняя муха, а внизу успокаивающе плыли узорчатые фигурные льдины.

– Правда, сама проходит, – после некоторой паузы покорно аукнулась кардиологиня, робко глядя в рот феноменальной Вежиной. – А скажите, пожалуйста, коллега, это ведь вас на каких-то особых курсах так хорошо научили? Может быть, у самого К-ского?

– Ну что вы, коллега, – вкрадчиво возразила доктор Вежина, – какой там К-ский! Это всего-навсего наш заведующий Вадим Мироныч Фишман нас всех так вышколил! Он, знаете ли, как только видит диагноз «пароксизмальная форма аритмии» лет эдак в девяносто, так сразу думает, как бы ему такого замечательного диагноста на всю оставшуюся жизнь без зарплаты оставить, – объяснила она, задорно подмигнув старушке, которая смеялась уже во весь голос.

– Ох, доктор, – по-старушечьи дребезжаще, но жизнерадостно веселилась бабушка, – ох, ну наконец-то хоть кто-то мою дуреху вразумил! Я ей говорю-говорю, что всё это у меня только от старости, говорю, что от старости пока не лечат, а она… От старости это только, правда ведь?

– От старости, бабуля, от нее только, – подтвердила Диана. – Вы, надеюсь, хоть брадикардию-то лечить не пытались? – спросила она у внучки, потихоньку приходящей в себя.

– Да как же, лечила, сульфокамфокаин давала. А что? – Кардиологиня несколько оправилась и теперь никак не могла определиться – то ли ей пойти гневными пятнами, то ли тоже рассмеяться. – Разве не так? Так наш ведущий кардиолог посоветовал…

– А вы-то сами как думаете, коллега? – ласковее некуда заговорила Диана. – Вот что, скажите на милость, будет с лошадью, если ее всё время хлестать? Сдохнет лошадка? – подсказала она. – Правильно, подергается-подергается, потом полягается, а затем сдохнет. А вы даете препарат камфоры, который, сами знаете, для сердца – самый натуральный бич! Вы у себя на отделении больных по той же методике пользуете? – Кардиологиня обреченно кивнула. – То-то я никак не могла понять, почему мы к вам в больницу бабушек отвозим, а они к нам больше никогда не возвращаются! – скорбно сказала Вежина, но тут же оживилась: – Но дело хорошее, правильное дело! И родственникам облегчение, и похоронному бюро постоянный доход. Вы бы договорчик, что ли, на комплексное обслуживание населения заключили, – посоветовала она под восторженное всхлипывание старушки, принявшей сидячее положение; с внучкой случился компромисс: она пошла пятнышками и захихикала.

– Так что же, ее совсем лечить не нужно? – всё-таки спросила она. – Может, дефициты какие-нибудь надо? – Диана не без зависти посмотрела на строй лекарств, но осталась непреклонной. – Но хоть рибоксин-то ей можно? – буквально возопила несчастная внучка.

– Можно, – неохотно снизошла доктор Вежина, – это можно. Но только в зад! – Бабушка и внучка всхлипнули на пару. – То есть исключительно внутримышечно. – Внучка сквозь слезы посмотрела на нее вопросительно. – Внутримышечно он не действует, – пояснила Вежина. – Вы можете и АТФ поколоть, если очень хочется, но непременно отечественного производства. Разумеется, из тех же соображений. Но явно и вам будет приятно, что вы при деле, и бабушке вашей хорошо будет заботу чувствовать. Правильно, бабуля? – Бабушка только махнула рукой. – Вот видите! А вы, ежели захотите вдруг свои знания пополнить, – уже в дверях обратилась она к незадачливой кардиологине, подталкивая Киракозова, от сдерживаемого смеха уже не только неприлично, но и опасно красного, – вы к нам на отделение совместителем приходите, у нас интересно. И работы хватает, старушек у нас невпроворот, – добавила она, и тут Родиона Романыча прорвало…

Узорчатые фигурные льдины, ленивые, как утки на некоторых из них, заплывали под мост и неспешно текли дальше в заданном русле, безразличные к бурным эмоциям фельдшера Родиона Романыча Киракозова.

– Да-а-а, – доставая сигарету, протянула Вежина на подходе к машине, припаркованной неподалеку от Львиного мостика почти вплотную к чугунной решетке. – Бывает, – добавила она, когда Киракозов стал всхлипывать, булькать, ухать, сипеть и кряхтеть чуть тише, чем льдины, образовавшие затор, и даже сумел щелкнуть зажигалкой. – А ведь тяжеловес-то наш сегодня как раз в эту славную больничку угодил. Даром что чудом инфаркт выловили, даже Мироныч, зуб даю, сам Мироныч бы моргнул и не заметил! – Диана заглянула в пустую кабину и подергала запертую дверь; «рафик» отреагировал:

– Ага, – отозвался «рафик» голосом Сеича, – ага, всегда так: чуть что, так «даже сам» Мироныч, а как ничего, так только шутки с ним шутите. Шпана! – с удовольствием сказал Сеич, выбираясь из-под передка машины и по-собачьи, всем телом, встряхиваясь. – Точно шпана! Зашпыняли мужика и довольны. А?!

– Бэ! Начальству должно знать свое место, – изрекла, будто выбила на скрижали, Вежина, – особенно мелкому и плешивому!

– О как! Так что же, ему на холодильнике место, куда его Бублик чуть что запихивает?! Вы бы ему еще шнурки при этом связывали, – с ленинским прищуром посоветовал Сеич.

– О! А до шнурков мы как-то не додумались, – восхитилась Диана. – Сеич, лапушка, да у тебя никак чувство юмора прогрессирует?! Прямо как паралич!

– Ага, – радостный Сеич ничуть не обиделся. – Шпана и есть! Диночка, солнышко, ты ноги на пол старайся не ставить, у нас с твоей стороны днище совсем отгнило, – добавил он, просияв всей своей швейковской физиономией.

– Ого! Так что же мне, – поинтересовалась Диана, – мне их вот так прямо задрать и в окно выставить?

– А и задери, – просияв, пуще прежнего возрадовался Сеич, с удовольствием оглядывая доктора Диану с головы с пикантной проседью до длинных ног, обтянутых поблескивающими лайкровыми колготами. – И выстави! Да такие ноги только и нужно выставлять, чтоб людям приятно было! Ты и юбку еще поддерни! – Возликовавший Сеич прицокнул так, что Диана прыснула пуще признанной хохотушки Оленьки.

Вежина засмеялась, Киракозов в карете согласно хмыкнул, машина завелась с полоборота; на секунду налетел солнечный ветер, по-школярски наддал жестянку из-под пива и коротко взрябил воду, смешав отражения. «Рафик», гордо посверкивая сквозь лобовое стекло докторскими коленками, легко скатился с газона на асфальт, расплескав кусочек синего неба, и брызги, веером разлетевшиеся из-под колес, вспыхнули быстрой радугой, яркой, как павлиний хвост, распущенный доктором Дианой.

Они отъехали, ветер стих, как не было, рябь погасла, и вода успокоилась; тихий дощатый мостик, удерживаемый четырьмя заслуженными львами, вновь со всеми подробностями вроде розоватых лишайных пятен на неухоженных львиных боках и выщербин на терпеливых добродушных мордах отражался в спокойной, по-весеннему высокой воде. И под мостом, и поверх него, по небу, отраженному в канале, и поверх неба, поверх сверкающих домов и деревьев с золотистыми, как лайкра, лопающимися почками, поверх решеток и гранитных стен скользил и таял прошлогодний лед, беспорядочно плыли льдины, разнообразные и разрозненные, как случайные фрагменты нескончаемого спектакля по мотивам извечной абсурдности бытия, играемого в отсутствие режиссера.