Генри Мортон - Англия и Уэльс. Прогулки по Британии

• Название: Англия и Уэльс. Прогулки по Британии
• Автор: Генри Мортон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-37177-8

Если хочешь по-настоящему узнать страну, ни в коем случае нельзя ограничиваться столицей и ее ближайшими окрестностями. Чем дальше от столицы, тем менее парадным и чопорным становится пейзаж, тем меньше столичного блеска и городской суеты, тем искреннее местные жители и неподдельнее эмоции.

Генри Мортон, певец Лондона и классик travel writing, предпринял путешествие, которое по аналогии с его знаменитой книгой об английской столице можно назвать путешествием в поисках Великобритании. Он объехал всю Англию — от Лондона до Адрианова вала и пограничною городка Гретна-Грин, он побывал в Уэльсе, посетил могучие валлийские заики, поднимался на гору Сноудон и спускался в шахту в окрестностях Кардиффа. Итогом путешествия Генри Мортона в поисках Великобритании стали книги, каждая из которых повествует не столько об истории той или иной местности, сколько о людях, ее населяющих, людях из глубинки, исконных обитателях этих мест, об их повседневной жизни, лишенной лоска крупных городов.

Приятных прогулок по Британии!

---

Вот так, сидя на стене в Англси, я задумался о правдивой истории, которая могла бы стать сюжетом романа. Ни Екатерина, ни Оуэн не знали, что их опасная любовная связь когда-нибудь попадет на страницы книг. Интересно, что бы сказал Оуэн Тюдор, знай он, что настанет день, и на голову его внука возложат снятую с тернового куста корону?

Пять веков назад Тюдоры занимались фермерством на Англси, и в любой день вы сможете увидеть дым, поднимающийся из труб Плас-Пенминийд, а вечером услышать мычание возвращающегося домой стада.

4

Ранним вечером я въехал в крепость Арвон, иначе Карнарвон. В этом городе более восьми тысяч жителей, и все они, как мне показалось, говорят по-валлийски. Сначала я подумал, что это место ничем не примечательно, но постепенно его особая атмосфера увлекла меня. Городок обладает собственным характером, отличающимся от всего, что я видел в Уэльсе. Несколько лет назад у меня были точно такие ощущения, когда я приехал в Галвей на западном побережье Ирландии. В тот раз я подумал: «Странный ветер дует в этом городе, ирландский ветер. В Дублине я был иностранцем наполовину; в Галвее я — абсолютный иностранец».

Карнарвон в этот вечер был абсолютно валлийским городом. По каменным улицам дул валлийский ветер, как тогда, в Галвее, — ирландский. Я чувствовал себя чужим и одиноким.

Приехал я в базарный день, и на площади в ожидании автобусов собралась большая толпа. Люди выглядели усталыми, но были по-прежнему разговорчивы. Я постоял рядом, послушал живую и быструю речь. Судя по взрывам смеха, тут раздавались шутки, а также передавались шепотком сплетни. Забавно звучали тонкие детские голоса. Женщины говорили резко и властно, мужчины отличались низкими голосами. Я бы все отдал за то, чтобы их понять. Интересно, сколько времени мне понадобится, чтобы научиться хотя бы нескольким валлийским фразам, достаточным для того, чтобы проникнуть в местные секреты? Я снова прислушался к быстрой и певучей речи и понял, что никогда не смогу научиться этому языку. Даже Джордж Борроу, похвалявшийся своим знанием валлийского, выставил себя глупцом, когда поехал по Уэльсу, изумляя людей тем, что он считал их родным языком. Как странно было стоять в толпе, слушать людей, которые в ожидании автобуса покупали пластинки или новую лампочку для приемника, и сознавать, что они говорят на языке древних бриттов! Валлийский, как и все живые языки, должно быть, прошел многие стадии в своей долгой истории, и мне было интересно, много ли сохранилось в нем от древнего наречия. Понял бы этих людей тот самый бритт? Возможно, одно или два слова.

Странное чувство нахлынуло на меня в этой толпе. Когда стоишь на испанской или итальянской площади, то всегда сознаешь, что у тебя в кармане паспорт, а за этим паспортом — выдавшее его министерство иностранных дел. Но валлийская толпа порождала чувство незащищенности. Я прекрасно знал, что, стоит мне повернуться к стоящему рядом со мной человеку и задать ему вопрос по-английски, он весьма любезно ответит мне на моем языке, — и все же какое-то смутное беспокойство тревожило мою душу. Потомки древних бриттов были для меня большими иностранцами и казались более опасными, чем французы или итальянцы. Как будто я был римским шпионом в британском городе первого века, засланным сюда императором Клавдием.

Из-за утла выехали автобусы с написанными на бортах по-английски маршрутами, однако пассажирам кондукторы отвечали на валлийском языке…

Смеркалось, я пошел по направлению к замку. От открывшегося вида перехватило дыхание. На фоне заката четко рисовались темные стены, бойницы, башни и ворота, запертые на замки и засовы. Там спали весь ужас и все великолепие Средневековья. Что за место!

Казалось, только что прогремел туш в исполнении многочисленных труб. Прислушайся и услышишь, как эхом откликнутся горы. Жизнь здесь словно остановилась. Она великолепна и ужасна: великолепна в своей силе, ужасна — в мрачных амбициях, похожих на треснувший раствор между камнями. Замок Карнарвон — самые великолепные руины в Великобритании — тянется мертвыми стенами к небу. Удивительно, как столь завершенное и суровое по своему назначению здание уцелело до наших дней. Оно — словно замороженное в камне.

Я шел по уже стемневшим улицам и думал, что неизменным источником общения и информации в Англии является паб. Сейчас мне тоже необходима компания, но что я буду делать в здешнем пабе, где все говорят на валлийском языке, который восхищает меня и в то же время приводит в отчаяние? К тому же на меня там посмотрят с подозрением, как на чужака. И все-таки я решил рискнуть.

Пабы Карнарвона не слишком привлекательны. Мне не нравятся викторианские питейные заведения с их подлыми маленькими занавешенными окнами. Это ханжеский прием — спрятаться от осуждения. Вот и бары Карнарвона показались мне из того же разряда. Насмотревшись на них критическим взглядом, я, естественно, ощутил жажду и вернулся в тот, что вызвал у меня особенное отвращение.

Меня встретил теплый запах пива и опилок. К стенам были прикреплены листы бумаги с ассортиментом пива и виски; под вывесками за круглыми столиками сидели мужчины. Некоторые говорили по-валлийски, другие — по-английски. Я решил, что это — работники с ферм и рабочие с каменоломни Лланбериса.

Отворилась дверь, и в паб вошел мужчина в железнодорожной форме. Похоже, он был популярным человеком, потому что его встретили дружными приветствиями, и все разговоры прекратились. Он уселся рядом со мной. Мужчина ответил на заданные ему шутливые вопросы и уткнул жизнерадостное лицо в кружку с элем. Я решил, что он — социалист и атеист, поскольку громко прошелся насчет валлийцев, ходящих в церковь, и валлийских священников. Половина собравшихся почувствовала себя крайне неловко, а другая половина радостно засмеялась. Он немилосердно подшутил над сидевшим в углу чистеньким молодым человеком — как выяснилось, известным волокитой. Шутки железнодорожника того заметно смутили, и на мгновение мне показалось, что он выйдет из себя. В характере кельтов есть что-то почти садистское. Мне доводилось видеть ирландцев, вот так же издевавшихся над своими друзьями. Ничто не может быть столь оскорбительным, как злая насмешка. Древние барды пользовались этим в полной мере.

Затем произошел неожиданный исход, вызванный прибытием автобуса. Все мужчины, которых я принял за рабочих из каменоломни, покинули помещение. Фермеры остались. Я заговорил с молодым железнодорожником. Мы затронули тему войны. Он сказал, что служил в валлийском полку и у него сохранились живые воспоминания о битве за Ипр.

Когда он сказал, что родился на юге, я понял, чем он отличался от северных фермеров. Свою жизнь он начал в шахте под Кардиффом.

Вторая пинта на него подействовала. Он вдруг поднялся и превратился в актера: скорчился и сложил руки, словно держал кайло. Он рассказывал чрезвычайно красноречиво, как нужно действовать, чтобы отрубить большой кусок угля. Изобразил пронзительный треск, который издает порода. Кульминацией рассказа стал крик «Берегись!» — и звук обрушивающегося в темноте угля.

Он рассказал о работе в ночную смену. Из темноты шахты клеть поднимается в темноту неба. Шахтеры настолько устают, что не могут сказать «доброй ночи». Это просто тела, бредущие домой…

Драматический пыл молодого человека привел всех в немое удивление. Фермеры Карнарвоншира и Англси застыли с кружками эля в коричневых руках, слушали историю жизни, такой от них далекой.

Так Северный Уэльс встретился с Южным.

Я попрощался и вышел на улицы Карнарвона. Увидел замок под звездами — холодный, одинокий… Соленая вода стучала в его стены.

5

Он стоял у входа в замок. Первым моим впечатлением было, что мистер Ллойд Джордж подвергся обработке в итонском инкубаторе: тот же рост, примерно тот же возраст, то же выражение лица, такой же голос, такой же дар рассказчика, как у других выпускников Итонского колледжа. На нем была синяя униформа служащего из управления надзора за королевскими замками. Он представился: мистер Рис Хью, начальник смены. Обычные заблудшие овцы, бегающие по историческим руинам, робко собрались возле него. Он взял трость и повел нас за собой.

Замок Карнарвон — одно из самых величественных сооружений на Британских островах. Мы с детства знаем о нем по фотографиям в железнодорожных вагонах, но редко кто в состоянии вообразить себе его истинные размеры и величие.

Снаружи огромный средневековый замок кажется совершенно не пострадавшим, но внутри — руины. Приблизьтесь к нему с моря, встаньте под могучими стенами — он выглядит точно таким, каким его видели средневековые валлийцы. Только когда пройдете в ворота на подстриженные газоны, увидите, что неизвестно где начинающиеся стены и арки заканчиваются в воздухе. Это один из краеугольных камней Уэльса, «самый величественный символ нашего завоевания» — сказал о нем валлиец Пеннант.