Люциус Шепард - Новый американский молитвенник

• Название: Новый американский молитвенник
• Автор: Люциус Шепард
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-395-00201-3

Вардлин Стюарт — американский мессия. Говорят, у него включена постоянная горячая линия с богом. Если это правда, вряд ли вам когда-либо приходилось молиться такому божеству.

А началось все с того, что в пьяной драке Вардлин случайно убил человека. Осужденный на десять лет, в тюрьме он начинает писать стихотворения в прозе, своего рода молитвы, обращенные к некоему абстрактному божеству. Он просит не чудес, а всего лишь маленьких одолжений — для себя и сокамерников. И к его изумлению, молитвы не остаются безответными. Он находит себе подружку по переписке и женится на ней, публикует сборник инструкций о том, как прогнуть мир под себя, озаглавленный «Новый американский молитвенник», и выходит из тюрьмы общенациональной знаменитостью. Книга становится бестселлером, ведущие самых популярных ток-шоу соревнуются за право зазвать Вардлина в прайм-тайм. Однако всякий успех имеет свою изнанку, и вот уже телепроповедник-фундаменталист, в прямом эфире обвинивший Вардлина во всех смертных грехах, готов на самые крайние меры…

Впервые на русском.

---

— Прошу прощения? — переспросил Трит.

Мисс Петуния вытаращилась на меня.

— Не лезь в мою жизнь, мать тебя за ногу, — продолжал я. — Валяй, читай свои тупые проповеди безмозглой пастве. Но в жизнь мою не лезь, на хрен!

Трит повернулся боком, положил одну руку на спинку сиденья, — от него так и несло самоуверенностью.

— Я не знаю, в чем ваша проблема, мистер Стюарт. Но уверен, если вы успокоитесь, мы сможем во всем разобраться.

— Ах ты, козел вонючий, дурачком прикидываешься, да? — сказал я. — Да ты, видно, и впрямь дурак, коли за такое дело взялся. Я ведь преступник, ты что, забыл, что ли? Убийца чертов. Я за себя не отвечаю. Меня лучше не задевать.

Мисс Петуния издала печальный писк, а Трит, по-моему, уже собирался ответить, но я шлепнулся рядом с ним на сиденье и всем своим весом придавил его к стене. Он пытался сопротивляться, но я зажал его по всем правилам: одна его нога болталась в воздухе, колено давило на живот, одна рука в замке за спиной, и все рычага были у меня. От такого тесного физического контакта у меня подпрыгнуло сердце.

— Хочешь войны? — спросил я его. — Так давай прямо здесь и начнем.

Он снова попытался меня стряхнуть, но я навалился на него плечом и еще сильнее вдавил в стенку. Я почти лежал у него на груди, мое плечо утонуло в его подмышке, а мой рот оказался у самого его лица, которое он старательно отворачивал в сторону. Теперь он совсем не мог действовать руками. Я свободной рукой хлопнул его по бедру у самого паха и зарылся пальцами в туго обтянутую тканью плоть.

— Упс! Войне конец, — сказал я. — Как все просто-то оказалось, а?

Верхняя часть его тела извивалась, как змея, попавшаяся в петлю, когда я стиснул его факел.

— Щас оторву, — сказал я.

Он опустил глаза, и я почувствовал, как ему хочется сопротивляться. Я бросил беглый взгляд на Петунию. Та сидела ни жива ни мертва, на глазах выступили слезы.

— Для такого большого парня ты слишком уж податливый, — сказал я ему. — Подумай, может, война все-таки не для тебя?

Никакой реакции. Он смотрел туда, куда против его желания была повернута его голова: вниз и вбок, где к стене прилепился цветочный горшок с крохотным кактусом среди бледных камешков и песка.

— Что бы ты там себе ни выдумал, лучше завязывай с этим, и поскорее, — сказал я. — Я десять лет прожил в таком месте, где ты не протянул бы и десяти дней. Так что не жди, что я стану посылать к тебе адвокатов, ясно?

— Мне ясно одно, — сказал Трит, — вы мне угрожаете.

— Нет. Это ты мне угрожаешь. Это ты пришел и расселся в моем баре. Это ты послал своих подручных испоганить нам окна. Ты вторгаешься в чужую жизнь. А то, что ты называешь угрозой, с точки зрения нашего превосходного американского правосудия есть не что иное, как самозащита. Юридически и морально оправданная. Даже твоя маленькая черная книжица скажет тебе то же самое. Ты объявил мне войну на глазах миллионов зрителей. Это было неумно. Случись что со мной, и подозрение первым делом падет на тебя.

— Ничего с вами не случится, — ответил Трит.

Я его пихал, мял и тискал, как хотел, а он все переносил со спокойствием взрослого, стоически претерпевающего шалости ребенка. Я подумал: может, он и вправду псих, может, у него гормонов вырабатывается больше, чем положено, и потому он такой глупый и не может сообразить, что я и впрямь зол как черт, точнее, как зэк, а значит, способен на что угодно. Спиной я чувствовал, что сзади собрались люди и смотрят на нас, а еще я знал, что среди них Тереза и Нэнси.

— Монроу? — Мисс Петуния добавила к его имени еще один дрожащий слог. — Давай пойдем отсюда, пожалуйста!

— Классный план, Монро, — сказал я. — Думаю, тебе следует его принять.

— Это что, ваш бар? — спросил Трит. — Вы решаете, кто…

— Разговоры? — Я легонько постучал костяшками пальцев по его паху, и он затих. — Разве я просил тебя говорить?

— Это мой бар, — сказала Нэнси, подходя к нам и принимая позу с вывески. — Если вам от этого легче, можете считать, что это я вас выгнала.

Я выскользнул в проход и встал плечом к плечу с ней.

— Монроу, пожалуйста! — повторила мисс Петуния.

Тот сел прямо, одернул пиджак и кивнул.

— И не возвращайтесь, — сказала Нэнси, когда они встали. — И дружкам своим закажите, поняли?

Маска безмятежности ни на миг не соскользнула с лица Трита. У Ларри Кинга он был далеко не так спокоен и уравновешен. Мне было интересно, в чем тут дело: то ли с тех пор с ним произошло что-то серьезное и он так изменился, то ли он вообще такой, когда не взбудоражен телекамерами и светом прожекторов. Опустив голову и прижав сумочку к животу, мисс Петуния заспешила к выходу, а Трит, семеня, чтобы не наступать ей на пятки, двинулся следом. Кто-то из посетителей заулюлюкал, другие захлопали. Стеклянная дверь пропустила их наружу и захлопнулась.

— Господи, Вардлин! — Нэнси изо всех сил хлопнула меня по плечу. — Ты никак назад в тюрьму захотел?

— Я знаю, что делаю. Когда такой придурок к тебе цепляется…

— Мне можешь не рассказывать! Кое-кто другой ждет объяснений!

Я увидел у барной стойки Терезу, она сидела спиной ко мне. Нэнси подпихнула меня к ней:

— Не терпится дать показания — вон твой судья.

Когда я опустился на табурет рядом с Терезой, она глянула на меня искоса — как кнутом огрела — и произнесла:

— Ты таким в тюрьме был?

— Каким?

— «Каким?» — хрипло передразнила она меня. — Таким! Как ты вел себя только что.

— Я разозлился, понятно? — сказал я. — И прошу прощения.

— Это была не злость. Я знаю, как ты злишься. Когда ты злишься, то сразу начинаешь орать, а через тридцать секунд чувствуешь себя придурком.

— Слушай, но надо же было с ним разобраться.

— Нет, не надо!

— Нет, надо! Когда такой тип начинает к тебе цепляться, это надо пресечь в зародыше, иначе он с тебя не слезет до конца…

— До какого конца? Что ты хотел сказать? До конца срока? Или до конца жизни? Ты ведь уже не в тюрьме.

— Хватит мне мозги жбанить, — пробормотал я.

— И что это, по-твоему, значит?

Вертя в пальцах тонкую ножку бокала с мартини, я отвел глаза.

— Извини. Просто ты меня разозлила.

— И что, теперь ты и на меня так же наезжать будешь, раз ты такой злой? Сделаешь морду тяпкой и будешь гонять меня по улицам? — Она взяла бутылку «Куэрво», которую оставила на стойке Нэнси, и налила себе еще. — Ты ведь такой был в тюрьме, да?

— Иногда. Когда думал, что мне сойдет с рук.

— Значит, сегодня ты вел себя не необдуманно?

— Может быть, и нет… Я… Вот черт, да мне-то откуда знать?

— Что это было? Рефлекс? Привычка?

Ее лицо стало как стена, прочесть по нему, что она чувствует, было невозможно.

— Елки-палки, Тереза. Ну что ты привязалась?

— Я просто хочу понять, чего от тебя ждать, когда ты в следующий раз решишь подавить что-нибудь в зародыше. Не было нужды на него так нападать. Даже если это он приказал изгадить нам окно. Но мы и в этом не уверены. Не исключено, что это кто-то из его прихожан действует на свой страх и риск. Но даже если бы это был… — Она покачала головой и допила свою текилу. — Ничего ты в зародыше не уничтожил. Наоборот, ты его только спровоцировал.

— Ну и ладно. Больше не буду.

— И тебе можно верить? — Она налила себе еще.

— Будешь столько пить, завтра похмелье замучает, — сказал я.

— Не волнуйся! Какая бы я ни была пьяная, на людей бросаться не стану. — Но все же отодвинула стакан. Посмотрела сначала на меня, потом в зеркало, снова на меня. — Копы закрывают на тебя глаза из-за твоей книги. Позволяют тебе болтаться по барам и пить сколько душе угодно. Но если ты покалечишь кого-нибудь в драке, то им ничего не останется, кроме как упрятать тебя за решетку снова. И они так и сделают.

— Да не было бы никакой драки. Я знал это.

— Черта с два ты знал! Тоже мне, ясновидящий нашелся, пару минут с человеком у Ларри Кинга посидел и прямо в душу ему заглянул. Ты и теперь не знаешь, что у него в башке творится.

— Я же сказал: больше такое не повторится. Ну что мне, на колени встать?

— Не вредно было бы.

Я сделал вид, будто хочу встать на колени, но она меня остановила:

— Не надо. Ты тут и так уже весь вечер всех развлекаешь.

Я видел, что ее гнев понемногу остывает, но не мог подобрать слов, чтобы помочь ей успокоиться. Я и в самом деле вернулся к стилю поведения зоны; но хотя я сам это прекрасно видел и даже готов был признать, меня не отпускала мысль о том, что я правильно поступил, разобравшись с Тритом.

Нэнси бочком протиснулась за стойку.

— Вы меня разочаровываете, — сказала она. — Я-то надеялась на скандал с тасканием за волосы, для достойного завершения вечера. — И она приняла боксерскую стойку. — Будь я на ее месте, Вардлин, мы бы с тобой помахались как следует, и ты пошел бы спать в ванную.