Иеромонах Исаак - Житие старца Паисия Святогорца

• Название: Житие старца Паисия Святогорца
• Автор: Иеромонах Исаак
• Жанр: Религия

Это наиболее полное и авторитетное жизнеописание известного в православном мире греческого афонского монаха, подлинного Святого нашего времени, авторитетнейшего духовного наставника и писателя Старца Паисия, составленное его ближайшими учениками. Вместо того чтобы временно блистать в этом лживом мире, Старец Паисий предпочел, по его собственным словам, стать «крышкой от консервной банки», в которой отражаются лучи Солнца Правды. Он все отдал Богу, претерпев ради Него искушения и скорби, помог бесчисленному множеству людей, вступил в единоборство с дьяволом и вышел победителем из этой схватки.

---

Спустившись по трем-четырем ступенькам ко входу в келью, посетитель сначала оказывался в коридоре, образованном стеной дома и каменной террасой. Двери и с одной, и с другой стороны коридора были закрыты — чтобы не сквозило. Слева располагалась примитивная «кухня» — крохотный пятачок на каменной полке размером как раз для одной кастрюли и внизу — место для огня. Пройдя под небольшим навесом ко входу и войдя внутрь кельи, паломник оказывался в коридорчике шириной в один и длиной в три шага, освещаемом крохотным окошком. Прямо напротив входа была келья (комната) Старца, а слева — маленькая церковь Честного Креста, с несколькими образами в иконостасе, одной стасидией[92] и одним аналоем. Больше в храме не было ничего. Простота была впечатляющей.

В нескольких метрах к западу от входа была еще одна дверь, она вела в мастерскую Старца и в архондарик — крохотную, бедную комнатку с низким, сплетенным из камыша и обмазанным глиной потолком. В архондарике стояли две кровати, пространство между которыми было столь узким, что едва помещался один человек.

В маленькой каливке Честного Креста у Старца не было условий для частого приема гостей. Живя по своему безмолвническому уставу, он с рассуждением оставлял посетителей на ночь, если видел, что в этом была нужда. В письме от 21 декабря 1971 года он писал: «Я имею все благое желание принимать Вас у себя в каливе, оказывать Вам все мое цыганское гостеприимство и отдавать Вам не половину Паисия, а всего себя полностью. Приезжайте без колебаний, когда захотите, потому что если я узнаю, что Вы колеблетесь, то это меня огорчит. Единственное "но" — это то, что сейчас — зимой — калива не может принять больше одного гостя. К сожалению, моя калива имеет разногласия с моим сердцем».

К востоку от каливы была каменная цистерна, в которую по желобам собиралась с крыши дождевая вода. Из этой цистерны Старец брал воду, чтобы пить самому и давать приходящим. Чуть подальше была еще одна, открытая цистерна с водой для полива, которую Старец никогда не использовал, потому что огорода не возделывал.

Внешне жизнь Старца в каливе Честного Креста шла приблизительно так: с вечера он спал два-три часа, поднимался около полуночи и совершал Всенощное бдение. Утром, перед рассветом, немного отдыхал. Днем, если не было посетителей, занимался рукодельем: изготавливал под прессом тисненые иконки и кресты. Оставшиеся часы посвящал внимательному чтению духовных книг, молитве и ответам на многочисленные письма, в которых люди просили его молитв и задавали вопросы. Старец писал по нескольку часов в день, а когда темнело, зажигал свечу. Однако писем становилось все больше и больше, и поэтому где-то с 1977 года Старец решил на них не отвечать, за исключением безотлагательных и серьезных случаев. Он сообщил об этом решении некоторым из своих знакомых, а потом об этом узнали и другие. Старец объяснял свое решение так: «Я — как бы это сказать — собирался быть монахом и жить по-монашески. Но вижу, что эти письма отвлекают меня от моей цели». Однако молиться о людях, славших ему письма, Старец не переставал. Наоборот, он ограничил переписку именно для того, чтобы у него появилось больше времени для молитвы, которую он считал самым главным приношением монахов миру.

Вместе с тем, жизнь, упрощенная до невообразимого предела, давала ему возможность почти все свое время посвящать духовным занятиям и молитве о тех, кто испытывал духовную нужду.

Год от года посетителей становилось все больше и больше. Люди со своими проблемами занимали Старца по многу часов в день. Он писал: «Я был простужен, с высокой температурой. С одной стороны, посетители поднимали мне температуру, но с другой — не давали мне умереть — потому что у меня не оставалось для этого времени».

Старец оказался перед выбором: остаться на Святой Горе либо удалиться ради безмолвия на Синай или куда-то еще. Торопиться с выбором он не стал и, помолившись, — чтобы не принимать решений «от своей головы» — увидел, что воля Божия была в том, чтобы остаться. «По всему видно, что мне придется приспосабливаться к трудностям здесь... Прошедшие дни я занимался тем, что огораживал свой участок металлической сеткой». (Из письма от 9 мая 1975 года.)

Какое-то время на два дня в неделю — в среду и пятницу — Старец стал уходить в затвор. Не открывая в эти дни никому, он постился, молился и занимался тонким духовным деланием. В лесу возле источника у него была еще одна крошечная каливка, сбитая очень просто, как сарайчик, и крытая жестью. Иногда, ради большего безмолвия, он приходил сюда. После затвора или длительного отсутствия, он доставал из «почтового ящика» записки приходивших посетителей и совершал за них сердечную молитву.

На Литургию и Причастие он обычно приходил в монастырь. Но время от времени приглашал иеромонаха и к себе — чтобы отслужить Литургию в своей церковке Честного Креста. Временами ходил на Литургию в знакомые ему кельи.

Собрав маслины, он иногда — на примитивной и оригинальной маслобойке собственного изобретения и изготовления — выжимал немного масла для лампад. Маслинами он делился с бедными подвижниками и старенькими монахами Капсалы, которых посещал, чтобы получить пользу самому и оказать им посильную поддержку.

Приготовлением пищи он не занимался, кроме тех очень редких случаев, когда оставлял кого-то из гостей на ночь у себя в каливе. Однажды, оставив у себя знакомого юношу, он стал готовить обед: положил в кастрюлю немного растолченной в ступе чечевицы, добавил горсть риса, налил воды и, положив под кастрюлю пучок вереска и сусуры, заросли которых окружали его каливу, развел огонь и стал беседовать с гостем. Юноша думал, что, увлекшись беседой, Старец забыл о готовившейся пище. Однако вскоре обед оказался готов — пищу не понадобилось даже перемешивать. Настолько простым было его поварское искусство.

Вечерню они совершили по четкам. Юноша молился в храме, а Старец — у себя в келье, где он прочитал и канон из «Феотокариона»[93]. Затем была трапеза, за которой Старец не переставал с отеческой любовью давать юноше советы и наставлять его. Пища была без масла, но очень вкусной. На юношу произвело впечатление то мирное сокрушение, с которым Старец читал молитву перед трапезой: он сосредоточился в себе так, словно оторвался от всего земного и стоял перед Самим Христом. После трапезы он вышел во двор покормить диких животных, каждое из которых звал по имени.

На закате солнца Старец и юноша один час помолились по четкам во дворе — каждый наедине. Потом, отведя гостя в архондарик, отец Паисий удалился к себе в келью.

Так, в нищенской капсалиотской каливке Честного Креста подвизался Старец Паисий. «В рове преисподнем»[94], но в высоких подвигах, с непрестанной молитвой, наедине с Единым Богом и питаясь Его Благодатью. Совершенно нищий в отношении материальных благ и удобств, но богатый добродетелями и Божественной Благодатью. Изнуряя себя аскезой и доставляя духовный покой каждому просившему его помощи человеку. Страдая от человеческой боли и грехов, он одновременно переливал в сердца людей радость и утешение. Он вел брань с демонами, собеседовал со Святыми, общался с дикими животными и духовно помогал людям. Ниже будут приведены некоторые соответствующие примеры и свидетельства очевидцев.

«Свет стезям моим»

Старец рассказывал: «Я был в монастыре Ставроникита. Наступил вечер. Выходя из монастыря, я встретил за воротами одного мирянина, который хотел со мной поговорить. Идя рядом, он начал рассказывать мне о своих проблемах. Время шло, а я был болен — причем так, что не мог ни присесть отдохнуть, ни неподвижно стоять на ногах. Тем временем сгустились сумерки и наступила ночь. Вспомнив о своей болезни, я хотел прервать беседу, однако подумал: "У человека столько проблем, и неужели я буду думать о себе самом?" Он продолжал говорить, пока ночь полностью не вступила в свои права. Сам он договорился о ночлеге для себя в одной из келий, потому что ворота монастыря к тому времени уже были заперты.

Когда мы закончили беседу, я направился к своей каливе. Свернув на тропу, дошел до очень узкого и крутого спуска. Я ничего не видел (фонарика у меня при себе не было) и упал среди веток и зарослей ежевики. Ничего вокруг не видя, я хватался руками за ветви, а моя торба, перевернувшись, оказалась у меня на голове. Находясь в таком положении, я подумал: "Ну, что будем делать? Э, прочитаю-ка я Повечерие". Я начал читать "Святый Боже..." и другие молитвы. Внезапно все осветилось от сильного света. Вокруг меня сделалось светло, как днем, я понял, где нахожусь, и выкарабкался на тропу. Свет продолжал освещать все вокруг. Сердце мое было переполнено небесным радованием. Добредя до каливы, я достал спрятанный на обычном месте ключ, открыл дверь, вошел в церковь, зажег лампады, и только тогда Свет стал становиться все слабее и слабее».