Феликс Аксельруд - Испанский сон

• Название: Испанский сон
• Автор: Феликс Аксельруд
• Жанр: Эротика

Роман не относится к какому-то определенному жанру. В нем примерно в равной степени присутствуют приключения, эротика и философия. Действие происходит в разных странах и временах, в городе и деревне, в офисах, катакомбах и высоких слоях атмосферы. Развитие сюжетных линий происходит по тем же законам, что и в любом другом романе. Задачей автора было, чтобы почти каждый читатель, в меру своего вкуса и интеллекта, нашел в нем что-то интересное для себя.

---

— В чем дело опять? — буркнул он вместо приветствия. — Ты знаешь, как я отношусь к таким визитам.

— Да? — лукаво спросила Марина. — А если произошло нечто экстраординарное?

— Судя по твоему благополучному виду, — проворчал князь, — ничего такого не могло произойти; должно быть, для тебя это слишком мудреное слово.

— Ваше сиятельство, — сказала Марина, — вы вправе меня отругать; только как бы вам не было совестно ровно через пять минут… впрочем, — заметила она как бы про себя, — поскольку мне полагается премия, то чем больше вы будете меня ругать, тем премия будет ценнее.

— Какая еще премия? — рявкнул князь. — За что?

— За то, что я решила одну из двух стоявших передо мною задач, — торжественно и с расстановкой произнесла Марина, — таким образом, половина моей миссии выполнена. Запомните этот день, ваше сиятельство, и возрадуйтесь! ибо я привела вам царя.

Глава XXXIX Сравнение Норвегии и Нью-Мексико. — Другие географические факты. — О расширении границ. — О климате средней полосы России. — Энциклопедии объемлют не всё. — Таинственный пакет. — Халява для олигарха. — Зачем нужен Чиппендейл

— Сьёкье, милая Сьёкье.

— Милый Вальд!

— Я — просто.

— Вижу… то есть слышу.

— Сьёкье… кстати, какое у норвежцев уменьшительное от твоего имени?

— Ты забыл. Это не норвежское имя.

— Ах, да. А как тебя называли в детстве?

— Тебе будет трудновато произнести.

— Ну… для идиота.

— Для идиота — говори «Сьё».

— О’кей. А норвежский язык трудный?

— Для меня почему-то нет… а вообще ты хорошо подумай, Вальд! Ведь у нас целых два языка.

— Я знаю, что в Швеции еще говорят по-фински… а у вас? по-шведски, что ли?

— Ты не понял: норвежских языка два. Ну, как тебе объяснить… две разные формы.

— М-да. И ты на обоих говоришь?

— Приходится…

— Расскажи мне про свою страну.

Сьёкье задумалась.

— Что тебе сказать? Норвегия — это государство на севере Европы.

— Ага!

— По территории… по территории примерно как штат Нью-Мексико.

— Вот оно что.

— Притом 70% этой площади не заселено… как, впрочем, и в штате Нью-Мексико.

— Ты смотри, какие похожие! А численность населения — тоже одна и та же?

— Ну да, еще чего! В Норвегии гораздо больше. Правда, я не знаю точно, сколько в Нью-Мексико, но вряд ли тут живет хотя бы два миллиона.

— А в Норвегии?

— Целых четыре; даже немного больше.

— Ух ты. Как в половине Москвы.

— Что ты хочешь этим сказать? — оскорбленно осведомилась Сьёкье.

— Только то, — испугался Вальд, — что мне досталось редкое, бесценное сокровище.

Сьёкье хмыкнула.

— Досталось, — передразнила она.

— А что… мы же жених и невеста, нет?

— Мы… да.

— Почему бы, кстати, не назначить день свадьбы?

Сьёкье помолчала.

— Вальд!

— А?

— По-моему, ты плохо представляешь себе фьорд.

— Так ты расскажи.

— Я рассказала бы… но это невозможно.

— Ну, хотя бы пару слов.

— Не знаю. Я просто хотела сказать… как бы тебе после Москвы не стало там скучно.

— Хм. А если будет скучно, поедем жить в город?

— В какой?

— В любой.

— Да. Только недалеко, чтобы часто возвращаться.

— А что, там так много городов?

— Если недалеко, то не меньше двух.

— А как называются?

— Хаммерфест и Тромсё.

— Вот видишь, сколько вариантов.

— Да… я вижу, нужно поговорить обо многом.

— Мы и говорим.

— Лучше бы не по телефону. Лучше бы в воде, а на худой конец в уютной мягкой постели.

— Не провоцируй меня.

— А что ты сделаешь? А ты самоудовлетворяешься без меня? Ты же сейчас вроде без женщин.

— Прекрати.

— Но это необходимо! Мне не нужен муж-импотент.

— Сьё… расскажи лучше еще про Норвегию.

— Хм… Тебя интересует длина береговой полосы?

— Конечно! Еще спрашиваешь.

— Двадцать тысяч километров.

— Сколько?

— Двадцать тысяч.

— Сьёкье, — сказал Вальд, хихикая, — я понимаю, что ты истинная патриотка, но у патриотизма тоже должны быть пределы. Двадцать тысяч километров — это больше радиуса Земли; собственно, это половина земного экватора.

— Именно так; теперь тебе, может, немножко больше понятно, что такое фьорд.

— М-да. А сколько всего фьордов?

— Классификации разные; лично я бы не стала считать. Это все равно что считать звезды.

— Сьё, я все больше хочу на фьорд.

— Я тоже.

— В следующий раз назначаем день свадьбы.

— Хорошо.

— Я целую тебя.

— Я тоже. Вальд?

— Ась?

— А как будет уменьшительное от Вальда?

— Тебе не повезло, девочка; это уже уменьшительное.

— А тогда как полное?

— Вальдемар.

— Ух ты!

— Мне тоже нравится. Так я целую тебя еще раз.

— Я тоже, Вальдемар, Вальд. Ведь у тебя вечер?

— И поздний притом.

— Ты дома?

— Я в уютной постельке… вот только без тебя.

— Да. Спокойной ночи.

— Я люблю тебя, Сьё.

— Я тебя тоже. Я буду ждать звонка.

* * *

Любимая! Если бы Вы не начали некоторое время назад столь стремительно расширять границы нашего мира, вряд ли я решился бы написать Вам о своих сегодняшних новостях. Но они для меня удивительны. Так как Вы уже ввели к нам не только наших маленьких, но и некоторых больших, позволю-ка себе и я то же. Надеюсь, Вы отнесетесь к этому со столь же спокойным и полным пониманием, какое проявил и я в отношении Вашей звездочки, девочки Маши; а сейчас речь пойдет о моей жене.

Вы и сами когда-то просили меня рассказать о ней кое-что… однако сегодня — даже не о ней самой, а о ее отражении, о проекции в моем сердце. (Но и девочка Маша была важна Вам — а значит, и мне — не как таковая, а через свое отражение в Вашей душе, ведь верно?) Перечитайте то немногое, что я Вам писал о своей жене; до сего дня я не мог бы ничего к этому добавить.

Но сейчас ситуация выглядит уже не совсем так. Здесь я должен изрядно отвлечься и припомнить еще один ранее изученный нами вопрос. Я говорю о хождении без трусов в джинсах; если помните, я подробно живописал прелести такого хождения и обосновал предпочтительность темных джинсов, на что Вы, с заставившей меня умилиться нежной заботой, но также и со свойственной Вам практичностью, воспретили мне ходить без трусов в холодное время.

Без стыда Вам признаюсь, что зимой я (как, впрочем, и большинство мужчин средней полосы России) надеваю под брюки кальсоны или даже более плотный спортивный трикотаж. Эти вещи — неизбежное зло нашего климата, но тем приятнее последующее освобождение от них. Когда именно? Здесь у каждого правда своя; лично я напялил джинсы на голое, едва миновали морозы — в этом году, если помните, был весьма теплый февраль. Я не стал докладывать Вам об этом, так как мы обсуждали в то время проблемы ничуть не менее значительные. Как и всегда.

Однако в марте сильно похолодало, и я оказался перед сложным выбором. Снова кальсоны или хотя бы трусы? Но я только-только успел вкусить телесной радости; член мой так не хотел снова в матерчатые тиски! Право же, лишить его выстраданной привилегии свободно болтаться внутри штанов было бы слишком жестоко. А не надеть ничего — значило, дорогая, нарушить Ваш благоразумный приказ.

И я нашел выход. Я взял несколько пар своих трусов и аккуратно вырезал ножничками ту часть, которая так мешала моему члену. Я уже писал Вам, что сам по себе член весьма вынослив и температурно неприхотлив; да и Ваш приказ был направлен именно на защиту прилегающей поверхности моего тела. Таким образом мне удалось совместить две, казалось бы, взаимоисключающие функции своей одежды; я стал ходить в этих полутрусах (я недолго думая назвал их полутрусами), заботясь лишь о том, чтобы они не попались на глаза моей жене. Я писал Вам, что она свыклась с моей летней манерой ходить без трусов; но кто знает, что бы могла она подумать при виде столь экзотического изобретения!

Ну как, удалось мне Вас заинтриговать? Теперь, наконец, подхожу к главному. Вчера вечером моя жена вернулась из-за границы; впрочем, «вернулась» — слово не то: она уехала с месяц назад в длительную служебную поездку и теперь приехала лишь на пару дней по делу. Она устала с дороги; она легла спать, не разбирая своих вещей. Я Вам писал, что люблю ее (вероятно, не меньше, чем Вы — Вашу девочку, звездочку); ночью я оберегал ее сон, а утром поднялся первым и пошел приготовить нам кофе.

SEND

Тут я вспомнил, что по дороге из аэропорта она говорила мне о замечательном сорте кофе, который она уже успела полюбить за границей и пачку которого теперь привезла с собой. Я решил сделать ей приятный сюрприз. Я открыл ее чемодан и нашел эту пачку. Одновременно я увидел несколько маленьких пакетов и, грешным делом, заинтересовался. Ведь любопытство свойственно не одним только женщинам, разве нет? Я открыл два-три таких пакета — те, что не были в сувенирной упаковке и, следовательно, не предназначались для кого-то стороннего.