Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

• Название: ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT
• Автор: Кальман Миксат
• Жанр: Классическая проза

---

На сей раз выбор тоже пал на популярное изображение «владычества на час». Наметили подходящих лиц, в основном из представителей высшего света, — исключение представляла лишь Мари Тоот, которой предназначалась роль молодой придворной дамы.

Председательство взяла на себя губернаторша, лично приглашавшая отдельных участников; поэтому она вместе с госпожой Хомлоди нанесла визит в Рекеттеш и просила барышню Мари принять участие в празднике, сказав, что она будет изображать самую прекрасную даму трансильванского двора. Увы, бедная Мари, пожалуй, не очень-то подходила теперь для этой роли. Шейка у нее стала тоненькой, лицо бледненьким, под глазами залегли синие круги. («От слез, наверное», — подумала губернаторша и почувствовала вдруг, что способствует богоугодному делу.)

Госпожа Тоот очень благодарила, почитая за великое счастье, что о ее дочери не забыли и ее высокопревосходительство баронесса снизошла до их скромного дома; Мари и вправду следовало бы немножко рассеяться, это ей что роса траве в сильную засуху, она, мать, и слова против не сказала бы, да вот господ. наказал (госпожу Тоот совсем замучила подагра, она даже c кресла привстать не могла), Мари не с кем ездить на репетиции Михай надолго в Тренчен уезжает, дела по наследству все ещё не приведены в порядок: упокой господи душу шурина Велковича, в управлении городом он, конечно, разбирался, может и на века вперед предвидел, а вот в свой карман не заглядывал.

— Пусть все это вас не тревожит, милая госпожа Тоот — вмешалась татарская княгиня. — Мы всего разок-другой соберемся о туалетах потолковать и две-три репетиции устроим когда костюмы будут готовы. Я каждый раз буду заезжать за милой моей Мари, отвозить ее и привозить обратно к мамочке если, конечно, к тому времени мама сама не встанет на ноги.

Поскольку и господин Тоот не имел никаких возражений напротив, даже одобрил благотворительную цель, Мари была окончательно завербована для живых картин. Михай Тоот пошел еще дальше и, когда дамы прощались, вынул из кармана банкнот в тысячу форинтов: на тот случай, если его не будет дома он хочет уже теперь приобрести входной билет.

Щедро переплачивая, он словно хотел выразить свою благодарность. То обстоятельство, что губернатор перевел Ности в другой уезд, он принял за деликатный жест по отношению к себе, и это было ему весьма приятно.

Сочувствие к шахтерам стало модой, в комитате было о чем побеседовать. Да, хорошо живется господам: бедняки им служат, а случись у них беда, она тоже дает господам повод для развлечения. Когда горе и нужда выжимают жемчуг из глаз бедняков, благородные дамы вынимают свои жемчуга — из шкатулок.

Шли лихорадочные приготовления, портные, горничные, модистки днем и ночью шили туалеты и маскарадные костюмы. Возни с этим было невпроворот. Лишь в декабре, после множества совещаний, собраний, переговоров в различных гостиных, генеральную репетицию назначили, наконец, на двадцатое: она должна была идти в костюмах и при вечернем освещении. На репетицию в салон губернаторши уже можно было пригласить и нескольких гостей, разбиравшихся в искусстве.

Разумеется, госпожа Хомлоди была самой проворной, она не только сопровождала Мари Тоот, привозила ее на собрания, увозила домой, но и усердствовала еще кое над чем. Они часто шептались с Вильмой, потом вовлекли в тайный заговор и малявку — Фери Ности приезжал в город редко и останавливался теперь у Раганьошей. Госпожа Хомлоди навещала его там, и они погружались в совещания, о которых ни слова никому не говорили.

Однако в последние дни все же пришлось кое о чем сообщить Коперецкому, — Фери понадобились деньги, чтобы продержаться еще некоторое время под яростными атаками кредиторов. Коперецкий даже выслушать их не захотел, он испуганно заткнул уши пальцами.

— Знать ничего не желаю. Я умываю руки. Делайте, что угодно. Сердце мое с вами, но денег у меня не просите.

— Это только заем, — уговаривала его госпожа Хомлоди. — Фери все тебе вернет.

— Но ведь я не отказываюсь! Одолжу ему, правда, не деньги, но то, что дороже и золота и бриллиантов…

— Что же это? — удивился Фери Ности.

— Я одолжу тебе на несколько дней Бубеника. Когда пускаешься во все тяжкие, Бубеник неоценимое сокровище.

— Мы с благодарностью принимаем его, но не пожалей нам и денег, хоть самую малость.

— Он редкостно хитер, — восторгался губернатор. — И потом интеллигент. Когда-то был актером, у этого плута полно идей. За что он возьмется, то обязательно удастся.

— Ох, до чего же ты непоследователен, дорогой Израиль, — подъезжала к нему татарская княгиня. — Говоришь, что с Бубеником все всегда удается, а в денежной поддержке отказываешь. Без нее и Бубеник ничего не стоит. Провались ты со своим Бубеником! У нас у самих головы на плечах есть.

— Но не такие, как у Бубеника!

Госпожа Хомлоди хорошо знала Коперецкого, она начала с ним спорить, дразнить его, высмеивать за пристрастие к Бубенику, уверенная, что раззадорит его и вызовет на героическую жертву.

— Что? Вы его ни во что не цените? А я ваши планы ни во что не ставлю. Гроша ломаного за них не дам! Но вот если Бубеник возьмется, это совсем другое дело, на Бубеника я и небольшой суммы не пожалею.

Таким образом, они и денег приобрели немного, и Бубеника, которого Фери в тот же день обменял на Пимпоши и посвятил в план.

Бубеник слушал очень внимательно, почесывал то правое, то левое ухо; план ему не нравился.

— Это настоящий механизм, в нем и винтов много, и колес, и пружин, — что-то одно заест, и всему конец. Но мы сделаем все.

Он и в самом деле был сильно разветвлен — план, который предполагалось осуществить двадцатого декабря. В этот день был страшный холод, Малинка, вставший рано утром, увидел, что окна замерзли. За завтраком губернаторша с тревогой сказала:

— Боюсь, за ночь Дик замерз так, что все пойдет прахом.

— Этого не стоит бояться, — заметил Малинка. — Не мог он так замерзнуть, чтобы лед коляску выдержал. Впрочем, я по дороге взгляну. Не нервничайте.

— Вы уезжаете? — спросила губернаторша.

— Мне нужно ехать в Воглань. Вы ведь знаете. Я приказал явиться туда дорожному инспектору. Не знаю, надежный ли он человек?

— Безусловно. Он был у моего мужа управляющим имением, а теперь, когда Крапец сдали в аренду, мы устроили его сюда.

Господин Малинка, который временно исполнял обязанности исправника, подымив губернаторским чубуком, закутался в губернаторскую же шубу и погнал на Воглань.

Перед ним расстилался прекрасный, весь белый, мир. Миллионы алмазных игл сверкали на деревьях, и земля спала под ослепительно-белой шубой. Все было одноцветным, и лишь пар, идущий изо рта лошадей, кучера и Пимпоши, имел чуть сероватый оттенок. Дик, от Бонтовара бегущий прямо к Воглани и сворачивающий за ней к Мезерне, перерезая Рекеттеш, Балинг, Хертян и лежащие рядом степи, не замерз, а бурлил вовсю, со свирепым рокотом мчась по руслу и неся на своих гребнях огромные льдины.

Добравшись до конторы исправника в Воглани, Малинка застал в приемной уже прибывшего дорожного инспектора, пожилого господина с удивительно знакомым ему круглым лицом, шеей, закутанной в гарусный платок, красный с зеленым, и в бекеше, подбитой шкурой жеребенка. Малинка сразу узнал его. Да ведь это Клинчок, бывший седерешский управляющий!

— Значит, окончательно расстались с теми тощими волами? — весело спросил Малинка.

— Расстались, — вздохнул старик. — Именьице-то в аренду пошло, арендатор и волов всех забрал, а меня не пожелал.

— Заходите, старина. Знаете, зачем я вас вытребовал?

— Не знаю, ваша честь, господин временный исправник.

— Скажите, в каком состоянии сейчас рекеттешский мост?

— Мост в данное время в приличном состоянии.

— Когда вы его видели?

— Каждый день вижу. — Он совсем цел?

— Красавец мост, лучший во всем уезде.

— Руки у вас еще зябнут?

— Не зябнут. А что свекольного цвета, так это они от скромности.

— Обогрейтесь немножко у печки. А потом сядьте к столу и пишите мне донесение о том, что рекеттешский мост поврежден… Клинчок вытаращил глаза.

— Вы не так меня изволили понять.

— Нечего мудрить! Делайте, как я приказал, это воля его высокопревосходительства господина, губернатора. Что вы понимаете в высокой политике!

Клинчок вытащил очки, сел к письменному столу и стал писать донесение о том, что мост плох. Со лба у него струился пот, он дважды, останавливался чтобы отереть его и отдышаться: «Фу, фу, ну и жарок мех, ох, и тяжко в нем бумагу составлять».

— А что за мех?

— Лошонок.

Малинка задумался. Вероятно, особенный какой-нибудь мех. Никогда о нем не слыхивал. Он и не подозревал, что «лошонок» означает «маленькая лошадка», жеребенок.

Наконец донесение было готово. Малинка прочел его, положил среди других бумаг, затем отдал распоряжение, тоже в письменном виде, да еще устно объяснил: