Григорий Терещенко - За любовь не судят

• Название: За любовь не судят
• Автор: Григорий Терещенко
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1977

Первую свою книгу на родном языке кременчугский инженер Григорий Терещенко опубликовал в 1968 году. Молодой автор писал о людях, работающих на новостройках, на монтаже высоковольтных линий, о бурильщиках, о тех, кто добывает гранит, о каменотесах.

В дилогию «Гранит» входят романы «За любовь не судят» и «Счастье само не приходит». В ней писатель остается верен теме рабочего класса. Он показывает жизнь большого предприятия, его людей, полностью отдающих себя любимому делу.

За дилогию “Гранит”, как за лучшее произведение о рабочем классе, в 1978 году получил республиканскую премию.

---

— Так, так. Скажите, а вы не могли бы оставить мне на некоторое время это письмо?

— Пожалуйста. Мне оно совершенно не нужно. Я к ним никогда не вернусь.

Григоренко машинально попрощался с Зоей и медленно пошел по улицам города.

Стоял теплый осенний день. Ярко светило солнце. Но Сергей Сергеевич ничего не замечал вокруг.

«Так вот кто, оказывается, поливал меня грязью! Все теперь становится ясным — анонимки писала под диктовку Комашко его мать. Что ж, пришло время делать выводы...»

4

Максим Капля лежит с открытыми глазами. Время давно за полночь перевалило, а сон никак к нему не идет. Жена рядом ровно и глубоко дышит, что-то бормочет во сне, а он смотрит застывшим взглядом в потолок, и страх все сильней и сильней охватывает его.

Носятся слухи, что Сажа где-то влип... Лисяка словно подменили. После того как спас ему жизнь этот Белошапка, Лисяк заявил ребятам, что с прошлым покончил, «завязывает» навсегда. Будет теперь жить по-новому, так, как Остап.

Что будет, если Лисяк пойдет и обо всем заявит? Если расскажет о пожаре, об украденном двигателе?.. Да что двигатель! Мелочь, нашелся же... Даже пожар не так уж страшен. Отговорился бы. Мол, спьяну окурок бросил, и все...

Не дает покоя Максиму Капле другое. Давняя история, что произошла зимой сорок третьего... Подполье, антифашистские листовки, потом диверсии, в которых он не участвовал, но знал о них. Потом... потом... Нет, лучше и не вспоминать! Его схватили, бросили в тюрьму, били... И он не выдержал. Рассказал все... Начались аресты, расстрелы... Затем ему устроили фиктивный побег, чтобы выявить тех, кто еще остался на воле...

Правда, ему больше не пришлось предавать других — Днепровск освободили... Потом фронт. Чудом выжил, хотя мог и погибнуть. Вернулся домой без опаски, потому что из подпольщиков, кроме Шевченко и еще двух-трех молодых пареньков, которые никак не могли знать о его измене, никого не осталось. Даже героем иной раз себя чувствовал и в праздники вешал медали на лацкан пиджака. Однако страх продолжал точить его сердце... А что, если старик Шевченко кое-что припомнит да начнет сопоставлять факты? Или найдутся новые документы, где будет его имя... Взять хотя бы эту проклятую ложку!.. Хорошо, что надпись полностью не сохранилась, помогло время... А ведь он уверен, что там стояла его фамилия...

Да, покоя теперь не будет. Возможно, уже началось даже расследование... Надеялся, что во время пожара погибнет Шевченко. Так нет же — его спасли. А от него многое могут узнать. Начнут копаться, расспрашивать, сопоставлять... Так ниточка и доведет до клубочка!..

Он вздрогнул.

— Бежать! — прошептал Капля. — Бросить все к чертям и бежать. Хорошо, что есть еще один, запасной, паспорт... Страна велика. Можно махнуть в Сибирь, на Дальний Восток или на Урал... Ищи ветра в поле!.. Поживу полгода, год — и дальше... Золотишко есть. Если с умом, то можно и сбыть... Да-а, завтра же подам заявление об увольнении и — айда!..

Он растолкал жену.

— Что тебе? Снова печень болит? — спросила она зевая.

— Нет. Да проснись ты!

— Ну, чего тебе?

— Давай уедем отсюда! Немедленно!

— Да ты что? В самом деле заболел?

— Да не болен я! Надо уезжать. Понимаешь?.. Одну махинацию провернул, неудачную... Откроется — тюрьма!

— А как же дом?

— Дом продадим.

Пораженная услышанным, жена молчала.

— Я выеду дня через два-три. Но ты никому — ни гугу! Тем временем ты продашь дом. А когда устроюсь, приеду за тобой. Поняла?.. Деньги на житье я тебе оставлю...

Капля встал с кровати, взял топор и приподнял одну из половиц. Нащупал металлический сундучок — вытащил, открыл. Там лежали пачки денег. В отдельной банке звякнуло золото: кольца, коронки, сережки...

5

Яков Самохвал, покачиваясь, как-то бочком вошел в кабинет Комашко, уселся на стул возле двери и с издевкой спросил:

— Ну что — ушла и от тебя? Дурак ты, Арнольд, вот что я тебе скажу!

Комашко вытаращил глаза.

— Как вы смеете! — подскочил он с кресла. — Вы пьяны!.. Вы...

— Сегодня я все смею! Пьяному — море по колено! Впрочем, не это главное. Ты не знаешь, что Зойка сначала ушла от меня к тебе, а теперь от тебя к Остапу... Ха-ха-ха!..

— Вон отсюда! Я не желаю выслушивать пьяную болтовню!

— Присядь, не горячись, инженер. Будь я трезвый, не сказал бы тебе правды. Сперва я любил ее. И Белошапка. Ну, как ты знаешь, Белошапка в тюрягу угодил. Я хотел жениться на ней. И женился бы, если бы не появилась твоя морда! Ушла она от меня, на твои деньги позарилась. Теперь мы с тобой равны — и к тебе она тоже не вернется...

Комашко сел за стол и обхватил голову руками. Не драться же ему с пьяным!.. Больше всего встревожило то, что Самохвал может разболтать об этом кому угодно. Наконец собрался с духом и сказал:

— Ладно, понял. Теперь иди. Завтра будет приказ. Ты пришел на работу пьяным.

— Приказа не будет. На вот, заявление. Увольняй!.. Не хочу видеть довольную морду Белошапки!.. Он мне поперек горла стал. А тебе? Ты будешь терпеть? Отвечай! Будешь?

— Ну, знаешь, это уже слишком! — Комашко взял заявление, прочитал его и положил на край стола.

— Я пошел. Да только ты не задирай нос, инженер. Теперь мы с тобой равны!

Самохвал ушел, а Комашко долго смотрел пустыми глазами в окно.

6

Остап получил костыли, но начать ходить с их помощью все не решался. Стеснялся Зои.

— Да ты попробуй, Остап, — улыбнулась она ему.— А я тебе помогу.

Остап засмеялся и ответил:

— Не надо. Не хочу, чтобы ты меня, как ребенка, учила ходить. Ты должна всегда видеть меня сильным, а не беспомощным.

— Таким я и вижу тебя... Ой, Остап, ты ничего не знаешь... Теперь я живу одна. Нашли мне комнату. Когда сажусь завтракать, ставлю два стула. Один — твой! Эх, скорее бы тебя выписали!.. А пока — давай помогу...

Остап сделал два шага к окну и пошатнулся. Перед глазами завертелись зеленые круги. Еле добрался до кровати.

— Тебе плохо, Остап? Отдохни, милый...

Он послушно сел на кровать. И стал смотреть через распахнутое окно на позолоченный осенью сад. Зоя примостилась рядом.

— Сегодня впервые была на работе. Знаешь, кто меня встретил и удивил?.. Лисяк. Подошел и говорит: «Я все про вас знаю. Самохвал рассказал. Пьяный был и рассказал. Теперь мы с вами вдвоем будем оберегать Остапа. Для нас обоих он жизнью своей рисковал...» — Зоя немного помолчала, а потом проговорила: — Мне кажется, что Лисяк становится лучше. Седина ему даже к лицу...

— Я полежу немного, Зоя. Извини, мне что-то тяжко.

— Я помогу тебе... Вот так! — Ее руки осторожно и нежно помогли Остапу лечь.

— Можно спросить тебя? — немного погодя прошептал Остап.

— Тебе все можно...

— Что говорит Комашко?

Зоя наклонила голову. Щеки ее побледнели. Задрожали пальцы.

— Может, лучше не рассказывать об этом?

— Надо. Я должен все знать.

— Приходил ко мне с бутылкой вина. Сел у стола и начал: «Давай выпьем и помиримся. К чему нам эта ссора? Я все забуду, все тебе прощу». Я, как могла спокойно, ответила, чтобы он уходил от меня и никогда больше не появлялся. Сказала, что не люблю его и никогда не любила, потому что сердцем всегда была с тобою, Остап.

Зоя замолчала, стала смотреть, как за окном ветер раскачивает развесистый ясень.

— Он ушел?

— Нет. Выпил сам все вино, а потом сказал такое, от чего я до сих пор не могу прийти в себя. Он признался, что тоже никогда не любил меня и сейчас просит вернуться, чтобы избежать скандала. Меня взял только для того, чтобы иметь красивую жену... Женился, а у самого была любовница...

— Неужели это правда, Зоя?

— Похоже на правду. Я не стала допытываться, кто она. И это, наверно, его обозлило. Он начал ругаться. Тогда я ему сказала, что он может продолжать свои ухаживания и дальше. Что он мне не нужен. Одно потребовала от него — развод. И он согласился. Знаешь, как меня это обрадовало! Так что, Остап, скоро я буду свободной!..

Зоя ушла. На тумбочке у кровати Остапа оставила принесенные ею свежие астры.

Вечером к Белошапке пришел Лисяк. Ему как-то удалось уговорить дежурного врача, чтобы пропустили.

— Привет и лучшие пожелания, — произнес он с порога. — Как самочувствие?

— Все хорошо. А как ты?

— На бюллетене. Рекомендуют легкие прогулки и чтоб во рту не было ни капли божьей росы.

— Выдерживаешь?

— Трудно, но пока держусь.

Помолчали. Разговор не получался. Затянувшуюся паузу нарушил Лисяк.

— Знаешь, — проговорил он, не поднимая глаз на Остапа, — а ведь мы хотели ликвидировать тебя... Только не в этот раз...

— Откуда я мог знать? Скажи хотя бы — за что?

— Мне казалось, что ты всю нашу братву завалить хочешь.

— Разве было за вами что-нибудь серьезное?