Уистан Оден - Стихи и эссе

• Название: Стихи и эссе
• Автор: Уистан Оден
• Жанр: Публицистика

УИСТЕН ХЬЮ ОДЕН (WYSTAN HUGH AUDEN; 1907–1973) — англо-американский поэт, драматург, публицист, критик. С 1939 года жил в США. Лауреат Пулицеровской и других литературных премий. Автор многих поэтических сборников, среди которых «Танец смерти» («The Dance of Death», 1933), «Гляди, незнакомец!» («Look, Stranger!», 1936), «Испания» («Spain», 1937), «Век тревоги» («The Age of Anxiety», 1947), «Щит Ахилла» («The Shield of Achilles», 1955), «Избранные стихи» («Collected Shorter Poems», 1968).

---

АЛЛО, ВЫ СЛУШАЕТЕ?[125]

Мы разную испытываем боль,
Расположась с любимыми на ложе
И будучи наедине с собой.

Во сне виденья плоти дорогой
Волнуют чувства, но проснешься позже —
Находишь лишь подобье пред собой.

Нарцисс, в воде увидев облик свой,
Отождествиться с виденным не может,
Не знает он, что кто-то есть другой.

Дитя, огонь, скала или прибой
Оплачивают протори, но все же
Воспринимают этот мир как свой.

Для Пруста же любовь — обман простой:
Чем более она его тревожит,
Тем больше одинок старик седой.

Как ни взгляни, удел любви слепой —
Присваивать чужую непохожесть.
Возможно, не позволено судьбой
Нам побывать наедине с собой.

НУ ВОТ И ТАЙНА РАСКРЫТА[126]

Ну вот и тайна раскрыта, как должно в итоге быть,
И хочется с близким другом об этом поговорить.
За чашечкой чая в сквере привычная болтовня:
Мол, в тихом омуте черти, и дыма нет без огня.

За трупом в резервуаре, за призраком у ворот,
За дамочкой, что танцует, и парнем, что крепко пьет,
За приступами мигрени с усталостью пополам
Всегда скрывается нечто, невидимое глазам.

И песне, что донесется от монастырской стены,
И старым гравюрам в холле, и запаху бузины,
И кашлю, и поцелую, и летней игре в крокет —
Всему найдется причина, греховный его секрет.

ЛЮБЯЩИЙ СИЛЬНЕЕ[127]

Смотрю, как звезд проплывает рать,
И знаю — им на меня плевать,
Но среди прочих земных невзгод
Нас равнодушие не гнетет.

И что поделать сумел бы ты
В ответ на пылкую страсть звезды?
Раз в чувствах равными быть нельзя,
Сильнее любящим буду я.

Влюбленный в звезды с ребячьих лет,
Которым дела до смертных нет,
Признаюсь, глядя в ночную высь,
Что без любой могу обойтись.

Исчезни звездная кутерьма —
И я пойму, как прекрасна тьма.
Любить пустующий небосвод
Привычка быстро ко мне придет.

ЭПИТАФИЯ НЕИЗВЕСТНОМУ СОЛДАТУ[128]

Спасая этот мир, пожертвовал он всем.
А нынче, если б мог, спросил бы он — зачем?

Вариант

Ваш мир спасая, умереть пришлось ему.
Сейчас он, если б мог, спросил бы — почему?

МНЕ НУЖЕН ДОКТОР[129]

Мне нужен доктор с улыбкой бодрой,
Коротконогий, широкобедрый,
Животик сдобный, запястья в складках,
Весь аппетитный, как куропатка,
Тот, что не станет морали длинной
Читать мне нудно со скорбной миной,
А просто выложит карты на кон,
Что жить осталось мне — кот наплакал.

АВГУСТ 1968.[130]

Монстр делает, что монстру лишь дано,
И что для человека дико, но
Есть то, что недоступно монстру всё же —
Он Речь осилить никогда не сможет:
По бомбами изрытым площадям
Идёт, отчаянье и смерть плодя,
Уставив гири-кулаки в бока,
Роняя слюни в ярости быка.

МЫ ОПАЗДЫВАЕМ.[131]

Часы не могут знать, как наше время длится,
И о каких событьях нам молиться.
Нет времени у нас, точнее — время пик.
Не можем мы узнать, который час,
Покуда не поймём, какое время в нас,
И почему оно другое каждый миг.
Нас не устроит тот ответ замысловатый,
Котрый мы прочтем в глазах у статуй:
Живые лишь вопросом задаются,
Кому при жизни лавры достаются,
Но скажут мертвые, какой ценой даются.

Когда мы умираем, что с живыми случается, живут они, иль нет?
Смерть смертным не понять — ни вам, ни мне.

ПРОСТЫЕ СЛОВА.[132]

Слова простые от корней идут,
Их суть ясна без лишней трескотни,
В отличье от сентенций пошлых: — Тут,
Мол, надо разобраться в самом деле,
Действительно ль так хороши они,
Иль просто грубы, но достигли цели.

ТОТ, КТО ЛЮБИТ СИЛЬНЕЙ.[133]

На звёзды глядя, понимаешь ты —
Им наплевать на нас с их высоты.
Их безразличью оправданье есть —
И на земле подобного не счесть.

Безумной страсти мы от звёзд хотим?
Но тем же сможем ли ответить им?
И если нет двух равно сильных чувств,
Тем, чья любовь сильнее, быть хочу.

Я поклоняться звездам обречен
Всю жизнь, хотя им это нипочем,
И если в небе взгляд мой их встречал,
Я не скажу, что жутко я скучал.

Когда ж исчезнуть или умереть
Случится звёздам — в пустоту смотреть
Учиться буду, в абсолютный мрак,
Но верю, что не долго будет так.

БЕЗВРЕМЕНЬЕ[134]

(Вольный перевод с английского)

Нет, не часы укажут нам,
когда войти во храм.
У нас Безвременье — не Время.
Оно давным-давно
совсем не тем полно.
Ища причины, треснет темя.
Зазря задаст вопрос завзятый,
уставясь в очи римских статуй,
иной сегодняшний творец:
"Чей ныне лавровый венец?" —
подскажет лишь мертвец.
Живой скончается, а что потом?
И вы, и я — умрём, а смерти не поймём.

ДВЕРЬ [135]

Сквозь дверь ворвётся будущность к нам в дом,
её загадки, палачи, уставы
и некий красноносый шут-шутом
при королеве порченого нрава.
Мудрец и в темень убедится в том,
что прошлое впускает, как раззява,
вдовицу, вышедшую на потраву
с миссионерским рыкающим ртом.
Мы строим заграждения, страшась.
Таимся вплоть до смерти за задвижкой,
а то поймём, едва наступит ясь,
что в нас переменилась ипостась
и, как с Алисой, невидаль стряслась,
когда из дылды сделалась малышкой.

1 СЕНТЯБРЯ 1939 [136]

Я сижу в одном из кабаков
 на пятьдесят второй стрит
 неуверенный и трусливый,
 вспоминая утраченные надежды
 подлого десятилетия:
 волны гнева и страха
 циркулируют по темным
 и освещенным сторонам земли,
 завладев нашими частными жизнями;
 неприличный запах смерти
 оскорбляет ночь сентября.

 Ученые-эрудиты способные объяснить
 из-за чего обезумила культура,
 проследив цепь происшествий
 от Лютера до наших дней,
 обнаружат произошедшее в Линце,
 какой великий пример
 дает психопатический Бог:
 мне и любому известно
 чему всех школьников учат —
 тем, кому зло причинили,
 пусть зло совершат взамен.

 Сосланный Фукидид не скрыл
 ничего, что можно сообщить
 о Демократии,
 как поступают диктаторы,
 старческий вздор шепелявя
 близ безразличной могилы;
 анализируя все в своей книге,
 уничтожение просвещения,
 формирование привычной боли,
 неумелое руководство и печаль:
 ведал, что нам предстоит это снова.

 В этом нейтральном пространстве,
 где слепые небоскребы используют
 свою абсолютную
 высоту для объявления
 силы Коллективного Человека,
 каждый язык щебечет свое тщетное
 конкурентоспособное оправдание:
 но кто может жить очень долго
 в эйфористической мечте;
 из зеркала мира выглядывает
 рыло империализма
 и международная брехня.

 Тела вдоль барной стойки
 стерегут свой обычный день:
 они не должны выходить,
 пусть музыка вечно звучит,
 условно все согласились
 принимать этот форт
 за подобие дома;
 забудем о том, что все мы,
 как испугавшиеся приближения ночи
 дети в знакомом лесу,
 которые не были счастливы или послушны.

 Вонючую воинственную чушь
 несут очень важные персоны,
 которая более продумана, чем наше пожелание:
 написанное сумасшедшим Нижинским
 о Дягилеве
 является исповедью чистого сердца;
 заблуждение, вошедшее в кость
 каждого человека
 вопит, что невозможна
 всеобщая любовь,
 а лишь к одному и только.

 Из консервативной тьмы
 в нравственную действительность
 прибывают наивные провинциалы,
 повторяя свою утреннюю клятву:
 «Я буду верен своей жене,
 концентрируясь больше на своей работе.»
 И беспомощны правители осознать
 и остановить их обязательный ритуал.
 Кто в силах разбудить их сегодня?
 Кто в силах докричаться до глухого?
 Кто в силах говорить за него?

 Все, что я имею это голос,
 обнажающий скрытую ложь,
 романтичную ложь в мозгу
 чувственного мужчины с улицы"
 и ложь Власти,
 чьи здания щупают небо:
 государство — не вещь
 и никто не живет сам по себе;
 голод лишает выбора
 гражданина или полицию;
 мы должны возлюбить друг друга или умереть.

 Беззащитный к ночи
 наш мир окутан ложью;
 все же, пунктиром повсюду,
 веселые точки света
 вспыхивают так,
 словно обмениваясь сообщениями:
 возможно я, разожгу подобно им
 из эроса и пыли,
 осажденный таким же
 отрицанием и отчаянием,
 пламя в ответ.

W.H.AUDEN. SELECTED POEMS