Михаил Арнаудов - Психология литературного творчества

• Название: Психология литературного творчества
• Автор: Михаил Арнаудов
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1969

---

Умалчивание некоторых мучительных случаев и неточность в описании некоторых событий не изменяют правду в самом существенном, в характере и пережитых чувствах, так что придуманное по аналогии не искажает общую достоверность рассказа. Преувеличенным является недоверие Гейне ко всякого рода исповедям и мемуарам, когда он пишет:

«… При всём желании быть искренним, ни один человек не может сказать правду о самом себе. Да это и не удавалось до сих пор никому — ни блаженному Августину, благочестивому епископу Гиппонскому, ни женевцу Жан-Жаку Руссо — и менее всего последнему, именовавшему себя человеком природы и правды… Его автопортрет есть ложь, великолепная, но всё-таки чистейшая ложь» [297].

Судя по себе, по собственным лирическим излияниям, в которых искренность порой сочетается с элементами позы, Гейне проявляет скептицизм, не оправданный объективной критикой. Какие бы ни были ошибки в фактической стороне исповедей Руссо, «основное правдивое» личной жизни там не вызывает мыслей о тенденциозном искажении. Намного справедливее точка зрения критика Тибоде, когда с учётом ошибок в автобиографиях и мемуарах Руссо, Шатобриана, Ламартина, Гюго, Флобера ставит вопрос: «Являются ли эти писатели лжецами?» — и отвечает: «Нет, они люди и, главное, — они художники. И любопытно было бы отметить и измерить психические склонности, в силу которых всякая исповедь неизбежно становится романом» [298]. Если мы учитываем творческие условности, стилизацию при воссоздании действительности, то нет нужды удивляться частичному несоответствию между реальным обликом вещей и их поэтическим образом, особенно когда это касается мелких невольных заблуждений и когда (самое важное в данном случае) духовный автопортрет остаётся вообще верным и убедительным.

4. ДНЕВНИКИ И ЗАПИСНЫЕ КНИЖКИ

Против возможного забвения виденного, слышанного, замеченного, которое в один прекрасный день может оказаться очень важным, у писателя есть одно верное средство — это дневники, записные книжки, мемуары и всякого рода сборники документов и материалов. Где память оказывается слабой, там описание, внесённое вовремя, быстро приходит на помощь. И практика многих писателей показывает, что, безусловно, полезно фиксировать то, что по своей природе является чем-то текучим или трудно восстановимым. В этом отношении особого внимания заслуживают дневники, письма и беседы Гёте, занимающие несколько томов его сочинений. Как исключительно богатая натура, автор «Фауста» находил время и желание вносить в свои дневники с 1775 по 1832 гг. всё из опыта и размышлений, касающихся его интересов, прежде всего его работы над поэтическими произведениями. За этими краткими заметками о пережитом и передуманном стоят подробные теоретические исследования и конкретные наблюдения Гёте по вопросам эстетики, охватывающие не только литературу, но и искусство в целом, в частности скульптуру и живопись, например в ряде статей и в огромной переписке, главным образом с Шиллером с 1794 по 1805 гг. Как возникает художественное произведение, каково соотношение в нём между действительностью и вымыслом, каковы направления созерцания и изображения, как форма соответствует содержанию, что такое стиль и что является специфическим для различных литературных родов и видов, как созревают идеи собственных романов, драм или баллад, через какие этапы проходят вдохновение и равнодушная критика, первичные записи, переработки или поправки, пока не будет достигнут желаемый результат? Вот об этом размышляли два друга в своих письмах, а также и в незаписанных беседах. Но если последние утеряны для нас, то сохранены другие беседы, столь же важные как источник прослеживания житейского опыта и творческого труда, а именно беседы с Эккерманом, Риммером, Боасере, Мюллером и другими близкими людьми, верно схватившими и передавшими (хотя и в субъективной окраске) услышанное о пережитом, мечтаемом и созданном Гёте. Сам Гёте многократно использовал свои личные записки и свои письма или чужие сообщения, когда необходимо было документировать то, что память его не сохранила достаточно свежо и полно.

Во французской литературе также существуют поучительные примеры, а именно писатели XIX в., которые стремятся правдиво изображать окружающее, свои личные впечатления и переживания. Какой бы сильной ни была способность к фиксации впечатлений, что-то неизбежно утрачивается и невозможно спустя много лет точно воспроизвести детали обстановки или нюансы ощущений. Следовательно, необходимы записные книжки. Разве мог Бальзак всегда помнить название той или иной улицы провинциального города? Разве можно сразу вспомнить когда-то услышанное меткое слово? Поэтому до конца его жизни на столе лежал большой, роскошно переплетённый альбом, на первой странице которого каллиграфическая надпись: «Сюжеты, Фрагменты, Мысли». Это сборник планов к сочинениям из подслушанных разговоров или выражений, из анекдотов и цитат различных авторов, из коротко высказанных мыслей и т.д. Здесь записаны заглавия или сюжеты проектируемых вещей, как, например: Артист, Князь (трагедия), Дворяне, Заговор, Старость Дон Жуана (драма), Битва (роман) и др. Здесь хранятся неоценимые документы по истории творческих замыслов, внутренней жизни, наблюдений и мыслей Бальзака[299].

Стендаль, основатель психологического романа, начиная с 1801 г. ведёт «Дневник», в который на протяжении долгих лет вносит свои путевые впечатления, новости политической и общественной жизни, мысли о философии нравов, искусства и литературы, различные самонаблюдения и догадки, большая часть которых ложится в основу рассказов, романов и его путевых заметок. Не столько «историей собственной жизни», как проектировалось вначале, сколько отрывочными заметками о виденном, пережитом и обсуждённом являются эти материалы, которые помогали писателю вспоминать чувства, идеи, эпизоды, нужные ему для «Красного и чёрного» (1831), «Пармской обители» (1839), потому что, хотя он и говорил, что обладает «отличной памятью», он всё же понимал, что что-то неизбежно забывается [300].

Густав Флобер также имеет особые «Записные книжки» и каждый вечер записывает туда пережитое и продуманное, что может оказаться полезным для его литературной работы. Этот великий психолог и социолог обладает способностью наблюдать не только внешнее, но и внутреннее, он ведёт самонаблюдение, он анализирует свою душу и малейшие волнения, и впечатления он записывает с той же педантичностью, с какой заботится и о впечатлениях от встреч, разговоров, прогулок. Из опубликованных выдержек [301] видно, с какой заботой автор «Мадам Бовари» и «Саламбо» заносит черты современных нравов, интимные признания, мысли о религии и философии, литературные факты и темы будущих романов и пережитое за день. Записи Флобера такого характера счастливо дополняют его столь ценную корреспонденцию, в которой, как и письмах Бальзака, психолог творчества находит богатый материал для изучения.

Той же практики придерживается и другой французский реалист, Альфонс Додэ, хотя и он обладает феноменальной памятью. Ещё с молодых лет Додэ имел привычку носить с собой маленькую записную книжку и вносить туда всё, что на него производит впечатление, все мысли и чувства [302]. Эти факты и материалы без связи между собой носят отпечаток момента. Но именно благодаря им герои романов Додэ оказываются живыми людьми из плоти и крови. Здесь есть и много лишнего, но знает ли человек, что может оказаться нужным и что ненужным? Так, для своих романов из жизни Южной Франции он использует записную книжечку зелёного цвета, озаглавленную «Le Midi». Она годами пополнялась массой заметок, характеризующих родину поэта, «климат, нравы, темперамент, говор, жесты, буйства и мечты под нашим солнцем и ту неодолимую потребность лгать, которая проистекает от избытка воображения» [303]. Наблюдения велись как над самим собой (поэт берёт себя как мерило для других), так и над родственниками и близкими, в них входят и воспоминания детства, «сохранённые странной памятью, где каждое впечатление тут же углублялось после его испытания». В зелёной книжечке можно найти народные песни, пословицы, крики продавцов воды, сладостей и яблок, стоны больных, преступные подвиги южан и многое другое. «Из этой книжечки я извлёк «Тартарена из Тараскона», «Нуму Руместана» и недавно «Тартарена в Альпах». Другие книги, всё оттуда же, в проекте: фантасмагории, романы, психологические очерки: Мирабо, Маркиз де Сад, Руссе-Бульбон и «Мнимый больной», принесённый Мольером, конечно, с юга». В одной из своих книг (с воспоминаниями) писатель признаёт, что его роман «Фромон-младший и Рислер-старший» (1874) написан с натуры:

«D’apris nature! У меня никогда не было другого метода работы. Как живописцы заботливо хранят свои альбомы с эскизами, в которых силуэты, позы, беглые очертания движением руки живо схвачены, так и я тридцать лет собирал множество маленьких тетрадей, в которых заметки, мысли были часто в таком порядке, что помогали мне вспомнить жест, интонацию, развитые или увеличенные позже для гармонии важного произведения. В Париже, при путешествии, в селе эти тетради пополнялись записями; и я не думал больше, не думал даже о будущей работе, которая накапливалась там. Встречались собственные имена, коих иногда не мог изменить, открывая в них лицо, отпечаток людей, носивших их… Все лица в Фромонте жили или живут ещё»[304].