Уилл Селф - Обезьяны

• Название: Обезьяны
• Автор: Уилл Селф
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-307-8

Уилл Селф (р. 1961) — журналист, бывший «ресторанный критик», обозреватель известных лондонских газет «Ивнинг стандард» и «Обсервер», автор романов «Кок'н'Булл» (Cock and Bull, 1992), «Обезьяны» (Great Apes, 1997), «Как живой мертвец» (How the Dead Live, 2000), «Дориан» (Dorian, 2002). Критики сравнивают его с Кафкой, Свифтом и Мартином Эмисом. Ирония и мрачный гротеск, натуралистичность и фантасмагоричность, вплетенные в ткань традиционного английского повествования, — такова визитная карточка Селфа-прозаика. В литературных кругах он имеет репутацию мастера эпатажа и язвительного насмешника, чья фантазия неудержима. Роман «Обезьяны» эту репутацию полностью подтверждает.

---

— «Хууууу» Вожак ты мой! — постучал Ал по спине Пола. — Я-то думал, он безобидный. Может, кольнем ему седативненького «хуууууу»?

— «Хууугрррннн», — ответил Пол и показал Саймону: — Вот что, Саймон, мы не причиним тебе никакого вреда…

— «Ррраааа!» Прочь отсюда, прочь, мерзкая тварь, чертова макака! Не подходи ко мне, не подходи, не подходи-и-и! — замахал лапами Саймон и запустил в Пола подушкой — вдвойне бесполезное действие: мало того, что она была мягкая, так еще и не долетела до цели. Саймон шагнул к краю гнезда. Пол вышел из-за двери в надежде, что заставит сумасшедшего шимпанзе отступить, но Саймон и не думал отступать — он прыгнул, оттолкнувшись от гнезда задними лапами, и головой угодил Полу прямо в солнечное сплетение. Тот даже не успел нырнуть за дверь — Саймон опрокинул его, а заодно и Ала на паркет. Передние лапы Саймона стиснули горло Пола, когти вонзились ему в шею, и этот тактильный знак означал лишь одно — психиатру не жить. Но какие лапы, с удивлением ощутил Пол, это же лапы детеныша, вернее, силы в них, как в лапах детеныша.

Не долго думая, дежурный врач взял себя в лапы и нанес нападающему прицельный удар в живот. Саймон громко щелкнул зубами от боли, закашлялся и скатился с Пола.

— «Уууааа!» Ты что, очумел?! — Пол схватил самца за загривок и огрел его пару раз по морде. Саймон заскулил от страха и боли. — Да что с тобой в конце концов, самец? Кокаину перебрал «хуууу»?

Пол взял Саймона за загривок и тряхнул еще разок-другой, но сразу понял, что сопротивления ждать не приходится. Голова художника безвольно билась о грудь психиатра. Глаза закатились, видны только белки. Сжатые в кулаки лапы даже не били, а только касались шерсти Пола там, где у него задралась куртка.

— Так я показываю, может, кольнем ему «хууу»? — показал Ал, выпрыгнув из-за правого плеча Пола. За ним стояла Белинда, потрясая зажатой в лапах смирительной рубашкой. Звон кожаных застежек передавал ее мысль лучше всякого жеста.

— По-моему, нет необходимости «уч-уч», Саймон, — показал Пол самцу, чью голову уже держал в лапах, словно детеныша. — С тобой все в порядке «хуууу»? Бедный мой шимпанзеночек, «чапп-чапп» тебе не больно? Все в порядке? Не бойся, все будет хорошо… «Хууу» Саймон? Саймон? «Уч-уч» мы его теряем.

Последний жест предназначался команде «скорой» — голова художника упала врачу на грудь, а худое вытянутое тело с мокрой от пота шерстью коричневым ковром распласталось у его ног.

— Он потерял сознание, — не оборачиваясь, показал Пол коллегам. — Сознание обезопасило тело — сделало за нас нашу работу. Хотя, покажу я вам, атаковать он атаковал, но силы у него в лапах не было ни на йоту. Ни на йоту.

— Полезай на спину.

— Что?

— Полезай мне на спину — ты будешь клюшкой для гольфа, а я — сумкой. — Мягкие звуки, ноги трутся о простыню. Холодные руки между лопаток. Потом губы, там же. Теплая рука обвивает живот Саймона, другая расправляет волоски у него на затылке.

— «Мммффф».

— «Мммффф», — мычат они в унисон, садятся на корточки и засыпают.

Направо травы, налево цветы. Направо травы, налево цветы. Голова Саймона беспомощно бьется о металлический подголовник кресла, которое санитары несут по дорожке к машине мимо единственной зеваки — пожилой соседки. Саймон на миг очнулся, но тут же снова потерял сознание.

— Можно я залезу тебе на голо-ову? — Плач детеныша, высокий, но с нотками отцовского сарказма.

Он не отвечает. И снова:

— Можно я залезу тебе на голо-ову? — Это Магнус, или Генри, или Саймон — хотят, чтобы их взяли на руки, обняли. Совершенно необходимо, чтобы их обняли.

— Можно я…

— Ну ладно. — Сильные руки обхватывают худенькие бедра, словно обнимают за талию любовницу. Но таких легких любовниц у него не бывало. Саймон поднимает детеныша и чувствует, как легко оторвать его от земли, как слабо его тело к ней привязано, и воображает, что может толкнуть его — Генри, или Магнуса, или Саймона, он не знает, кого держит в руках, — и закинуть на самое небо, высоко-высоко. И тут голенькие ножки обнимают его за шею, маленькие ручки начинают копаться у него в шевелюре, хватают за волосы, не чувствуя этого, — по крайней мере, хозяин рук не отнимает их. Кажется, руки говорят Саймону, он слышит их слова волосами: «Мое тело — твое тело. Где между ними граница? Где они соприкасаются?»

— «Хууу» Вожаче мой, «хууу» Вожаче мой, «хууу» Вожаче мой, — заламывала лапы старая самка, наблюдая, как санитары заносят в машину оглушенного Саймона, а следом заводят туда же перепуганную Сару. — Что у них такое приключилось «хуууу»?

— Вы ее хорошо знаете «хууууу»? — спросила Белинда, замыкавшая процессию. Лапой она держала за ошейник карликовую пони.

— «Хуууу» да, — отзначила старуха. Перед тем как продолжить, ее пальцы поправили бигуди, на которые были намотаны немногие оставшиеся у нее на голове шерстинки. — Приятная молодая самка, за добрым знаком в сумку не лезет. Мы частенько перемахивались… А вот он мне никогда не нравился, должна показать.

— В самом деле? — резко, со свистом рассекла воздух лапа Белинды, чья хозяйка уже смекнула, что сожестикулятница куда слабее и с ней можно не церемониться. — И отчего же?

— Ну, они спят в одном гнезде уже год с лишним, и, на мой взгляд, для самки ее лет это неправильно. А этот… у него была группа, так его оттуда выгнали, причем довольно давно. Я это знаю точно, она мне сама показывала.

— Вот оно что «хуууу». А больше вы ничего о нем не знаете «хуууу»?

— Разве только, что он этот, как его, художник… но чем именно занимается, я без понятия. Как я показывала, мне он никогда не нравился. А она… «хуууу» она очень милая малышка, очень милая. Не удивлюсь, если он втянул ее в какую-нибудь грязную историю с нарко…

Белинда взмахом лапы оборвала старуху:

— Вот что. У вас нет, случайно, запасных ключей от ее квартиры «хууууу»?

— «ХУУУУУ» Да, есть.

— Отлично, в таком случае «уч-уч», — Белинда схватила пони за уздечку и перекинула ее через ограду, несчастное животное глухо шлепнулось наземь, — вы окажете мне большую услугу, если присмотрите за этой клячей, пока хозяйки нет дома «хууууу».

Старуха — с которой никто не спаривался уже двадцать лет кряду — проводила Белинду, бодро проскакавшую по дорожке и впрыгнувшую в заднюю дверь «скорой», взглядом, полным нескрываемого презрения. Мерзкая юная шлюшка, подумала возмущенная самка, расправляя пальцами задней лапы гриву Грейси, посмотрите только, как она всем сует под морду свою мозоль, а ей до течки еще неделю, куда мир катится. Потом она отвела Грейси в свой дом, насквозь пропахший мебельным лаком, и принялась искать макинтош — надо допрыгать до магазина и принести бедной лошадке на обед сена.

По дороге — недолгой — в больницу «Чаринг-Кросс» двух шимпанзе было не оторвать друг от друга, и по прибытии Сара наотмашь отпоказалась оставить Саймона одного. Пол поместил их в небольшой бокс, где обычно осматривают вновь прибывших пациентов, и занялся заполнением бумаг по госпитализации художника.

— Пусть остынут немного, — махнул Пол Белинде. — Ей предложи чаю, а его даже будить не думай, кто знает, может, на этот раз силушки в лапах у него окажется побольше. И подыщи ему халат «хуууууу», а то голышом он уж точно не почувствует себя по-шимпанзечески.

Белинда нашла подходящий халат и с помощью Сары продела негнущиеся передние лапы Саймона в широкие лапава. Беднягу уложили на кушетку, он свернулся клубочком, как эмбрион, вся его поза показывала, что он отторгает присутствующих, не желает иметь с ними ничего общего. Дышал он учащенно, неглубоко, но в остальном выглядел нормально и, судя по всему, физической боли не испытывал.

— Не хотите ли чашку чаю «хуууууу»? — показала Белинда, когда они с Сарой закончили одевать Саймона.

— Да, будьте так добры, — отзначила Сара, — с удовольствием.

— Не хотите ли немного побарабанить о том, что произошло «хуууууу»? — запустила пробный шар Белинда, нежно извлекая из белой шерсти вокруг Сариной мозоли катышки засохшей спермы Саймона.

— Я… я… «хууууу» не знаю даже…

— Если не хотите, не стоит. Я просто подумала, может, вам будет легче сначала показать про это мне…

— Ну, понимаете, дело в том, да вы уже и так знаете, ну, мы, в общем, мы живем в одном гнезде…

— Да.

— Я вовсе не уводила его из группы — если вы так думаете, то ошибаетесь. Группа распалась относительно давно, мы еще не были знакомы. Дело в том, что… ну, он очень талантливый шимпанзе, знаете ли, иные думают, что он просто-таки великий, как показывается, большая обезьяна, и я очень не хочу, чтобы эта история как-то сказалась на его карьера. Вы ведь знаете, он художник — у него выставка открывается на следующей неделе.

— Вот как, — не вкладывая в жесты эмоций, отмахнула Белинда. Ей было откровенно неприятно видеть, как эта красивая, да просто шикарная самка вся дрожит при каждом жесте про своего самца.