Людмила Третьякова - Красавицы не умирают

• Название: Красавицы не умирают
• Автор: Людмила Третьякова
• Издательство: Изограф ЭКСМО_ПРЕСС
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2000
• ISBN: 5-87113-083-6

«Красавицы не умирают»... Эта книга Людмилы Тре­тьяковой, как и первая — «Российские богини», посвяще­на женщинам. Трудные судьбы прекрасных дам убежда­ют: умение оставаться сильными перед неизбежными ис­пытаниями, решимость, с которой они ищут свое счастье, пригодились им гораздо больше, чем их прославленная красота. Их имена и образы возникают из прошлого внезапно. Свиданье с ними кажется невозможным, но так или иначе оно случается. Библиотечные полки, сцена, кино­фильмы, стихи, музеи, города и улицы, хранящие легенды, учебники, биографии великих людей — оттуда они приходят к нам и надолго остаются в памяти.

---

Тогда один из могильщиков, протянув руку, начал раз­вертывать саван и, взяв его за конец, внезапно открыл ли­цо Маргариты.

Было ужасно смотреть, но ужасно и рассказывать. Вместо глаз были две впадины, губы провалились, и бе­лые зубы тесно сжались. Длинные сухие черные волосы прилипли к вискам и немного прикрывали зеленые впади­ны щек, а между тем я узнавал в этом лице белое, розо­вое, веселое лицо, которое я так часто видел».

Не выдержав этого зрелища, Арман впадает в беспа­мятство. Но именно оно спасает его от сумасшествия...

Несомненно, мысль увидеть мертвую Мари владела и самим Дюма. По счастью, он уберегся от выполнения этого страшного замысла. Но на могилу возлюбленной он пришел, словно прося у нее, умолкнувшей навсегда, сочув­ствия и помощи...

 Роман «Дама с камелиями», написанный за четыре не­дели, вышел в свет в 1848 году. Понятно, что сама исто­рия и та искренность, с которой она была рассказана, не могли не тронуть сердца. И те женщины, чья судьба на­поминала судьбу Маргариты Готье, и вполне благопри­стойные были растроганы этими исповедальными страни­цами. Возлюбленный Мари Дюплесси отважно и блиста­тельно выступил адвокатом «падших». Это был гимн во славу истинной любви — всепрощающей, бескорыстной и самоотверженной.

Современник Дюма писал: «До появления «Дамы с камелиями» девицы легкого поведения были отверженными, париями... Ни одно произведение не оказало такого влияния на людей, заставляя одних искупать свои грехи, других — прощать...» Интерес к «Даме с каме­лиями», те чувства и эмоции, которые он вызвал, заста­вили Дюма перенести роман на сцену. Он переделал его в пьесу.

...Началась полоса невезений. Дюма-отец отказался помочь сыну поставить «Даму с камелиями» в театре, где имел большой вес. Александр упорно искал сценическое пристанище своему роману. Наконец, когда все было сла­жено, буквально накануне премьеры театр, принявший пьесу, прогорел. То же самое случилось и во второй раз.

Позже Дюма вспоминал, как пошел на кладбище, что­бы рассказать Мари о своих горестях. Сидя возле ее мо­гилы, он, под влиянием нахлынувших воспоминаний, изму­ченный душевным одиночеством и безденежьем — роман, несмотря на свой успех, не принес ему ничего, — горько плакал. Его двадцатишестилетняя жизнь казалась скопи­щем неудач и утрат.

В следующем 1852 году он плакал уже слезами радо­сти после триумфальной премьеры «Дамы с камелиями» в том самом театре «Варьете», где они так часто бывали вместе с Мари.

...Зал неистовствовал, рукоплескал, и зрители не стес­нялись слез. Так Париж и «Дорогой Аде» отмечали пя­тую годовщину со дня смерти «дамы с камелиями». Две даты — премьеры спектакля и последнего земного дня Мари Дюплесси — почти совпали.

В зале сидел Джузеппе Верди. Он был потрясен. Ре­шение написать оперу на этот сюжет созрело сразу. Мир ожидала скорая встреча с блистательной «Травиатой»...

                                                            * * *

В феврале 1997 года на парижском кладбище Монмартр я нашла могилу «дамы с камелиями». Мне почему-то каза­лось, что она будет заброшенной и сиротливой. Если офи­циальные власти берут на себя заботу об уходе за послед­ним пристанищем великих людей, то кому какое дело до таких «частностей», как некая Альфонсина Плесси?

...В тот день стояла та самая погода, к которой так не­привычны парижане. Сверху сыпала мелкая мокрая пыль, на улицах сквозило, как на заброшенном чердаке с выбитым окном. Прохожие шли, уткнув носы в шарфы, и, ясное де­ло, торопились поскорее укрыться под теплой крышей.

Я смотрела на небольшой памятник из белого мрамора.

Здесь покоится Альфонсина Плесси. Родилась 15 января 1824 года. Скончалась 3 февраля 1847 года.

...Париж, когда его навещаешь нечасто и ненадолго, отнимает чувство времени. Да, на дворе стоит февраль. Я начала вспоминать, какое нынче число. Пятое! Стало быть, я оказалась на могиле Альфонсины ровно через сто пятьдесят лет после ее кончины и точно день в день ее похорон.

Андре Моруа в книге «Три Дюма» пишет: «5 февраля 1847 года толпа любопытных следовала за погребальным катафалком, украшенным белыми венками. За дрогами, обнажив головы, шли лишь двое из прежних друзей Мари Дюплесси: Эдуард Перрего и Эдуард Делессер». Видимо, основываясь на воспоминаниях, Моруа замечает, что в день похорон «низко нависшее небо было темным и мрач­ным». К полудню пошел дождь.

Все совпадало. И даже погода.

Памятник Александру Дюма, человеку, обессмер­тившему Альфонсину, которая ответила ему тем же, нахо­дится неподалеку. Говорили, что, когда знаменитого автора хоронили в 1895 году, участники траурной церемонии предлагали отнести белые цветы с его гроба на могилу «дамы с камелиями».

Дюма похоронили, согласно его завещанию, в длинной рубахе, в которой он обычно сидел за столом, и с голыми ногами: он гордился их изяществом.

Его вторая жена, Надежда Нарышкина, поставила, а вернее, положила странный памятник: мраморный Дюма лежит под навесом в том же самом виде, как и лежал в гробу: в длинной рубахе и с голыми ногами. Монумент внушителен, но производит почему-то гнетущее впечатление.

Могила Альфонсины скромна, мрамор бел, и, вопреки моим предположениям, ее навещают. У подножия памят­ника стоял горшочек с искусственными камелиями и лежа­ла живая роза. Она еще не успела завянуть: видимо, сюда приходил кто-то незадолго до меня. Я нашла здесь пись­мо, промокшие под дождем страницы прилипли к под­ножью надгробья. В правом верхнем углу был напечатан адрес. Штат Массачусетс. Город. Номер дома. Фамилия. Стояла дата: 14 октября 1996 года. Местами буквы рас­плылись, бумага расползлась от влаги. Письмо было напи­сано не случайно. Оно начиналось так: «Дорогая дама с камелиями!» Дальше я не стала читать. Ведь это письмо было адресовано Альфонсине.

ЗАГАДОЧНАЯ ФОРМУЛА ЛЮБВИ

Вот видишь, мой друг, — не напрасно
Предчувствиям верила я:
Недаром так грустно, так страстно
Душа тосковала моя!..
Прощай!.. Роковая разлука
Настала... О сердце мое!..
Поплатимся долгою мукой
За краткое счастье свое!..
Е.Ростопчина

«Мозг покойной оказался в высшей степени развитым, что и можно было предвидеть». Из шведской газеты за фев­раль 1891 года...

                                                    * * *

— А ну-ка, скажите, как вас зовут, моя умница? — спрашивал дьячок маленькую девочку, которую нянька, возвращаясь из церкви, вела за руку.

Кроха молчала.

—      Стыдно, барышня, не знать своего имени! — по­смеивался дьячок.

—      Скажи, деточка, — наставляла нянька, — меня, мол, зовут Сонечка, а мой папаша генерал Крюковский!

Дьячок, провожая их до дома, указал девочке на ворота:

—      Видите, маленькая барышня, на воротах висит крюк. Когда вы забудете, как зовут вашего папеньку, вы только подумайте: «Висит крюк на воротах Крюковско­го», — сейчас и вспомните.

Софья Васильевна Корвин-Круковская, известная все­му миру как Ковалевская, родилась в Москве 15 января 1850 года. Самый теплый человек детства — нянюшка. Она души не чаяла в девочке, которая родной матери ка­залась диковатой и неловкой. Когда Соне было восемь лет, отец вышел в отставку и увез семью в имение Палибино на границе России и Литвы. Дети Круковских: Со­ня, сестра Аня, семью годами ее старше, и брат Федя, на три года младше — попали под сень старого большого дома. Он стоял посреди парка, к которому вплотную при­мыкал громадный бор. В нем, говорили, водилась нечистая сила, лешие да русалки. Здесь было приволье. Только строгие гувернантки портили этот рай.

—     Как! Вы еще в постели? Вы снова опоздали к уро­ку! Так не можно долго спать! Я буду жаловаться генера­лу! — гневалась француженка, открыв дверь в детскую.

—     Ну и ступай, жалуйся, змея! — бормотала ей вслед нянюшка. — Уже господскому дитяти и поспать вдоволь нельзя! Опоздала к твоему уроку! Велика беда! Ну и по­дождешь — не важная фря!

Тихую жизнь усадьбы нарушило одно происшествие. Заметили, что в доме стали исчезать маленькие, но цен­ные вещицы: серебряная ложечка, золотой наперсток, пер­ламутровый перочинный ножик. В доме поднялась тревога. После долгих пересудов и дознаний напали на след вора. Им оказалась старая дева, портниха Марья Васильевна, которую все дворовые не любили за гордость и высокоме­рие. Замкнутая, ни с кем не общавшаяся, жила она себе особняком в отдельной комнате, чиня господское белье и детские вещи. И вдруг — на тебе, старая дева влюбилась в немца-садовника, немолодого, толстого. В его-то кармане и стали оседать не только украденные «презенты», но и деньги помешавшейся от страсти старой девы.

Вечерами Соня с сестрой, лежа в кроватках, затаив дыхание, слушали, как няня обсуждает с приходившими к ней на вечерний чаек знакомыми невероятную новость.