Елизавета Абаринова-Кожухова - Холм Демонов Часть третья Золотая лягушка

• Название: Холм Демонов Часть третья Золотая лягушка
• Автор: Елизавета Абаринова-Кожухова
• Жанр: Фэнтези

…

---

"Стало быть, от меня что-то понадобилось самому Мангазейскому мэру", — не без удивления и, что греха таить, некоторой доли тщеславия подумал детектив, как ни в чем не бывало присаживаясь за стол. Предполагаемый градоначальник глядел на него открытым и дружелюбным взором.

А Миликтриса Никодимовна заливалась соловьем:

— Дорогие господа, позвольте вас познакомить. Это — Савватей Пахомыч. А это . . .

— Ну што вы, Мывиктьиса Никодимауна, — смущенно перебил ее седобородый, — не надо угромких имен. — И, обернувшись к детективу, добавил: — Зовите меня просто Седой. Так меня увсе тута зовут. За гваза, конешно.

"Какой скромный человек, — с симпатией подумал Василий. — Ведет себя естественно, не козыряет своим высоким положением". Вслух же заметил:

— Извините, но мне это прозвище напоминает, еще раз прошу прощения, Боровскую кличку. — При этих словах детектив искоса глянул на своего собеседника, однако тот остался столь же спокоен и непринужденен:

— Ну, тогда зовите меня... — Он на мгновение замялся. — Уж соусем по-пвостому — дядя Митяй.

— Согласен! — широко улыбнулся Василий. "А ведь он не врет, — промелькнуло в голове сыщика, — в тот раз Миликтриса как раз величала его Димитрием... Вот отчества не припомню — какое-то мудреное".

Тем временем Миликтриса Никодимовна встала из-за стола:

— Ах, господа, извините, я должна вас ненадолго покинуть! Но я скоро вернусь. — С этими словами хозяйка, подметая пол подолом красного шелкового платья, отплыла в направлении "будуара".

Дядя Митяй отставил в сторону недопитую чарку:

— Ну што жа, Савватей Пахомыч, давайте певейдем к деву. Я свышал от Мивиктрисы Никодимауны, што у вас твудности с деньгами. И я могу пьедвожить вам возможность немного заваботать.

— И что это за работенка? — живо заинтересовался Дубов. — Надеюсь, ничего предосудительного?

Дядя Митяй задумчиво подергал себя за бороду:

— Это смотвя как увзглянуть, Савватей Пахомыч. Но по большому шшоту — совсем не пьедосудительно, а очень даже наоборот. Ведь вы, конешно же, знаете, в каком состоянии находится наше госудавство?

— Вообще-то я не интересуюсь такими вещами, — равнодушно откликнулся Дубов.

— Тогда я поясню. Под угвозой единство Кисвоярского царства и даже само ево шушествование. — Седой замолк, как бы ожидая отклика со стороны Савватея Пахомыча. Однако и тот внимательно молчал. Тогда дядя Митяй продолжил: — Вы, конешно, свышали о подметных письмах этого мевзавца князя Григория? — Дубов молча кивнул. — Но этого мало — его подвучные убирают с пути увсех, кто может помешать их зводейским замысвам! И смевть воеводы Афанасия тоже на их совести, ежели утаковая у них есть.

Дядя Митяй произносил все это настолько искренне и убедительно, что Василий склонен был ему поверить. Единственное, что его смущало — так это то, что встреча происходила в доме Миликтрисы Никодимовны, которую весьма нелестно аттестовали и покойный воевода Афанасий, и его сподвижник Данила Ильич, тоже покойный. А дядя Митяй заговорил как раз о Даниле Ильиче:

— У Афанасия быв помощник — и того убиви, когда он отказался им помогать!

— Да, все это весьма печально, — разомкнул уста Василий, — но чем я-то могу вам помочь?

— О, можете, можете! — дядя Митяй так взмахнул рукой, что чуть не снес со стола тарелку с капустным салатом. — В наше время твудно на ково-то ПОБОЖИТЬСЯ, а вы — чевовек надежный, я это вижу, я это чувствую. И ваш священный довг перед Очечеством — высведить этого негодяя и вырвать у него изо рта змеиное жало!

— Какого негодяя? — слегка опешил Василий.

— Того, котовый пытался подкупить Данилу Ильича, ну, то есть бывшего помощника воеводы, на выдачу госудавственных тайн, а когда тот отказався, то поджег его лавочку увместе с ним самим. И ежели мы с вами его не остановим, то сами понимаете, чево он еще натворит!

— Ну что же, если это зависит от меня, то я готов помочь вам в поимке этого негодяя, — проникновенно сказал Василий. — Но, почтеннейший дядя Митяй, известно ли вам, кто он? Хотя бы каково его имя?

— Спасибо, довогой Савватей Пахомыч! — вскричал дядя Митяй. — Я знал, что могу на вас ращщитывать. А имя — оно давно известно: Васивий Дубов.

Василий Дубов ожидал чего угодно, но только не этого. Однако очень быстро пришел в себя:

— Вы располагаете какими-то приметами этого Василия Дубова?

— Вот девовой разговор! — одобрительно кивнул дядя Митяй. Осторожно, стараясь не помять, он извлек из кармана какую-то бумагу и, развернув, протянул ее Дубову. Это был портрет не то чернилами, не то тушью, Василия Николаевича Дубова в его первоначальном виде — то есть до того, как он изменил внешность с помощью чудо-мази. Лишь много позднее детектив сообразил, что этот портрет был перерисован с фотографии годовой давности из газеты "Вечерний Кислоярск", опубликовавшей о Дубове стаьтю.

— Возьмите этот рисунок, Савватей Пахомыч, — говорил Седой, — и не расставайтесь с ним ни на миг. Он поможет вам разыскать этого зводея и захватить его живым... Или мертвым, — многозначительно добавил дядя Митяй.

— А как лучше? — небрежно спросил Дубов, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Вучше мертвым, — ответил Седой то, что Василий и ожидал услышать.

— Постараюсь оправдать доверие, — с чувством произнес Дубов.

— Очечество ждет от вас подвига! — патетически воскликнул дядя Митяй. — И оно хорошо запватит, особенно есьви вы исповните задание побыстрее.

— Ну как вы можете! — решительно возмутился Дубов. — Я иду на это исключительно ради любви к Государю и Отечеству, а не...

— Ну, денежки-то вам не помешают, — с хитроватой и вместе добродушной улыбочкой перебил дядя Митяй. — Мивиктриса Никодимауна мне по-тихому поведала, што вы собиваетесь пожениться, стало быть, на первое обзаведение средства понадобятся, не так ли?

— Так, — несколько упавшим голосом согласился Дубов. Предстоящая женитьба на Миликтрисе Никодимовне была для него новостью, но опровергать ее он не стал, а заговорил о другом:

— Дядя Митяй, а этого, как его, Данилу Ильича, еще не похоронили?

— Сегодня хоронят, — тяжко вздохнул дядя Митяй. — Как раз в полдень, на Старом кладбище. Жаль, сам я не смогу туда пойти, отдать посведнюю почесть этому преквасному чевовеку...

— А давайте я пойду заместо вас, — вызвался Дубов.

— Сходите, конечно, — несколько удивился Седой, — но для чего? Ведь вы даже не были с ним знакомы.

— Понимаете, я где-то слышал, что преступников часто тянет к их жертвам, — стал объяснять Дубов, — и многие именно на этом и "засыпались". А если Дубов придет на похороны, то я смогу проследить, куда он отправится потом, и вывести на чистую воду не только его, но и тех, кто с ним связан. Наверняка же он работает не один.

— А ведь верно! — согласился Седой. — Мивиктьиса Никодимауна описывала вас как способного скомороха и стихоплета, но я вижу, что из вас мог бы повучиться хороший сыскарь.

— Покорнейше благодарю, — вежливо кивнул Дубов. — И вот еще: куда мне нести голову Дубова, если, м-м-м... дело будет сделано?

— Куда нести? — чуть задумался дядя Митяй. — Сюда, пожалуй, не стоит. Ко мне домой — тем бовее. Ага, я вам сообщу одно место, где и буду ждать по ночам. — Седой что-то черкнул на обороте портрета. — Можете приходить и без "головы Дубова" — просто чтобы довожить о ходе поисков.

— Договорились! — Василий бережно сложил портрет и сунул себе за пазуху.

* * *

Серапионыч уже сидел на краешке кресла, когда в залу вошел царь Дормидонт. Доктор почтительно встал. Царь глянул на него так, будто хотел испепелить взором. Но ничего не сказал. Сел. Сам налил водки.

— Садись, эскулап. Выпьем, — глухо сказал он.

Выпили. Помолчали. И тогда царь заговорил вновь, только теперь в его голосе появилась неестественная для него горькая, долго таимая тоска:

— Я старый больной человек. Выписал бы ты мне какое лекарство, эскулап.

— Единственное лекарство, какое я могу вам предложить — это быть честным по отношению к самому себе, — деловито отвечал Серапионыч.

— Ты вместо того, чтоб о моем здоровье озаботиться, жилы мои на локоть мотаешь! — сверкнул глазами царь.

Серапионыч на это ничего не отвечал, лишь молча внимательно смотрел на Дормидонта, ожидая продолжения. И тот, не выдержав молчания, заговорил вновь.

— Чего ты от меня хочешь, эскулап? — уже срываясь на крик, вопрошал царь. Но Серапионыч продолжал хранить молчание.

Тогда царь вскочил со своего кресла и заметался по зале, бормоча себе под нос проклятия. В конце концов он подскочил к Серапионычу и ухватил его за галстук. И притянул к собственному лицу. Так близко, что, казалось, у царя три глаза вместо двух.

— Я старый человек! — тихо, но грозно заговорил он. — Я хочу спокойно дожить свои дни и предстать перед Богом!