Дэйв Крик - «Если», 2000 № 12

• Название: «Если», 2000 № 12
• Автор: Дэйв Крик
• Издательство: ООО "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2000
• ISBN: 0136-0140

ФАНТАСТИКА
Ежемесячный журнал
Содержание:

Дэйв Крик. ДИПЛОМАТ, рассказ

Пол Дж. Макоули. ДЕНЬ, КОГДА МЫ ПОТЕРЯЛИ ЛУНУ, рассказ

Факты

Орсон Скотт Кард, Джей Парри. НА ЧУЖБИНЕ, рассказ

Михаил Назаренко. ДВУЛИКИЙ АВТОР, статья

Марина и Сергей Дяченко. ВОЛЧЬЯ СЫТЬ, повесть

Евгений Харитонов. РОМАНТИКИ ПЕЧАЛЬНОГО ОБРАЗА, статья

Ян Ларс Йенсен. ТАЙНАЯ ИСТОРИЯ ОРНИТОПТЕРА, рассказ

Кингсли Эмис. ЖИЗНЬ МЕЙСОНА, рассказ

Майклин Пендлтон. СОРИАНСКИЙ ОБРАЗ ДЕЙСТВИЙ, рассказ

Видеодром

*Сериал

--- Дмитрий Байкалов. ПРАВИЛА ДОЛГОЙ ИГРЫ, статья

*Атлас

--- Евгений Харитонов. ЗАПОЗДАВШИЙ СТАРТ, статья

*Рецензии

*Интервью

--- Андрей Щербак-Жуков. ДОМ ДЛЯ ИДИОТА, статья

*Герой экрана

--- Дмитрий Караваев. ПОЛЮБИТЕ МИСТЕРА ХАЙДА, статья

Кир Булычёв. ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ, рассказ

А. Дж. Остин. ОТКРЫТКА, рассказ

Рецензии

Виталий Каплан. АПОКАЛИПСИС РОССИЙСКОГО РАЗЛИВА, статья

2100: история будущего

*Эдуард Геворкян. КТО ПОДАРКИ НАМ ПРИНЕС? рассказ

Курсор

Personalia

Приз читательских симпатий «Сигма-Ф»

 _{На обложке иллюстрация И. Тарачкова к повести Марины и Сергея Дяченко «Волчья сыть».Иллюстрации С. Шехова, А. Жабинского, В. Овчинникова, И. Тарачкова, А. Филиппова, В. Тотта А. Балдина, О. Синявской}

---

Наверное, он слишком редко отрывался от собственной работы.

На летном поле, выстроившись рядами, сидело уже больше сотни орно. Прикрыв крыльями кабины, они дожидались покупателей. Взлетная полоса принимала орнитоптеры или отправляла их в Киото. Колоссальное увеличение подъемной силы крыльев позволило машинам перевозить грузы или пассажиров. Или войска. Или оружие. Эдвард видел проект орно, загруженного в основном боезапасом и пушкой устрашающего калибра, хотя и не принимал участия в создании такого аппарата. Национальный энтузиазм развивался в нечто большее, чем сам Эдвард, большее, чем Акира. Ешьте гусей в целях национальной безопасности. Мальчишки с островов старались питаться гусятиной, но все-таки не набирать лишнего веса, способного помешать стать пилотом. Современная японская архитектура потребовала создания насестов на крышах зданий. Орно перепархивали с одного токийского здания на другое, вызволяя элиту города из тенет наземного транспорта. И все это составляло часть общего растущего энтузиазма, заставлявшего Эдварда нервничать, потому что массовый пыл увязывался с крепчавшим национализмом, требующим превосходства над азиатскими соседями, риторики и демагогии.

Он застал Хирото плачущим.

Эдвард подумывал, не пройти ли мимо, оставив того наедине с горем. Разве не этого требовала вежливость?

Возможно. Однако вместо этого он уселся на противоположную скамью.

— Мои руки… — начал Эдвард.

Хирото поглядел вверх.

— Я никогда не испытывал склонности обозревать свое лицо в зеркале, — продолжил Эдвард. — Но на руки я не могу не смотреть! Когда же они успели сделаться такими старыми? Морщинистыми, костлявыми, скрюченными. Они похожи…

— На орлиные когти, — подсказал Хирото.

Они расхохотались. Эдвард указал на уголки глаз:

— А тут наследила ворона.

Оба снова усмехнулись.

Чтобы не нарушить наступившую дружескую тишину, Эдвард не стал показывать пластмассовое перо.

Он спросил:

— Вас расстроили кузены?

Хирото кивнул.

— Значит, они идут своим путем… военные то есть.

— Теперь все стали военными. Кроме вас и меня.

— И даже Акира-сан?

— Он… стар. И у него нет сил сопротивляться.

Вздохнув, Эдвард откинулся назад. Закрыв глаза, он ощутил давно уже приближавшееся чувство поражения.

— Итак, мы остались не у дел. Армия, конечно, загрузит заводы заказами на танки и боеприпасы.

Хирото бросил на него резкий взгляд.

— О нет, — сказал он. — Нет, нет!

1940 — 1948 гг.

Хирото и Эдвард стояли в стороне от толпы. Люди кричали и даже Эдвард был возбужден этим хореографическим спектаклем. Распростершиеся верфи Акира-сан бурлили кипением колоссальной промышленной мощи. Тридцать девять орнитоптеров восседали на палубе авианосца; на их крыльях были изображены красные круги. Символ этот был виден повсюду. Когда, хлопая крыльями, в поле зрения появился сороковой аппарат, днище его оказалось совершенно белым, а от находившегося в центре красного круга лучами разбегались красные полосы[5]. Толпа взревела и замахала маленькими флажками с таким же знаком.

— «Восходящий сын»[6], — проговорил Хирото.

Эдвард ухмыльнулся. Их дружба уже достигла такой степени, когда нетрудно было понять игру слов.

— Реджи умеет показать товар лицом, — продолжил Хирото.

— Он учился не у меня.

На мгновение причалив к посадочной башне, орно расправил крылья и продемонстрировал свои цвета, а потом соскочил вниз, скользнув на последнее, еще остающееся свободным место. Кабина открылась. Из нее возник Реджи в полном летном снаряжении, чтобы принять шумные приветствия толпы. На соседней платформе появилась Аса с двумя дочерьми, и все трое поклонились герою, отцу и мужу, прежде чем отступить назад. Стрелок Реджи, молодой уроженец Окинавы, заслуживший некоторую известность благодаря совместным полетам, вынырнул на мгновение из заднего отделения.

— В самых своих безумных снах… — начал Эдвард.

— Что в самых твоих безумных снах?

— Я не видел, что моя плоть и кровь станет идолом японской военной промышленности.

— Тебе бы хотелось, чтобы все сложилось иначе.

Тон Хирото допускал целый спектр разнообразных вариантов ответа, но Эдвард отбросил их все, ограничившись тремя словами:

— Я ненавижу войну.

— Азиатские войны не затягиваются надолго.

Утверждение было сомнительным. Война с Китаем тянулась, не зная конца. В начале второй мировой войны японцы в основном праздновали победы; вырвавшиеся из кошмаров Эдварда тучи орнитоптеров затмевали небеса над Филиппинами и Голландской Ост-Индией. Взмахи огромных крыльев, сам вид их терроризировал сельских жителей; тем временем флот блокировал моря, доставляя войска и снаряжение на сушу. Японцы разрабатывали и истребитель с фиксированным крылом — вариант «зеро», — однако вторжения осуществлялись орнитоптерами, способными летать над любым коварным рельефом и перепархивать буквально с крыши на крышу в наземных боях. Они нападали на самолеты с жестким крылом, а после ныряли под покров джунглей, медленно, словно цапли, скользя между деревьев, в случае необходимости опускаясь на ветви. Или же орнитоптеры парили в небесных высотах, недоступные для зенитчиков, пока стрелки их выискивали цели на земле. Просматривая хронику в местном кинотеатре, Эдвард страдал. Однажды в новостях показали орно, хлопавший крыльями перед благосклонным золоченым лицом гигантского Будды. Орно доставляли японскую императорскую армию из восточного Китая во все стороны, в такие места, куда не дотягивались еще дороги, где не было никаких летных полей. Картины, являвшиеся Эдварду по ночам, заставляли его пробуждаться, задыхаясь, в холодном поту.

Все это станет историей. Образ профильтруется в памяти поколений, в новостях, устной передаче, современном мифотворчестве: люди запомнят, как Восходящее Солнце вставало над Азией на распростертых оперенных крыльях.

Сны вырвались из-под его власти.

Он пытался доказать себе, что сама идея не находилась под чьим-либо контролем, но не сумел ни в чем себя убедить. На ранней стадии конфликта, когда джингоизм[7] и гипернационализм относились еще только к области разговоров, Эдвард предпринял отчаянную попытку избежать того, чего он боялся более всего.

Идея осенила его, когда в Мебосо вернулся Тору, все еще прихрамывавший после того неудачного испытательного полета. Он вернулся не для того, чтобы продолжить изучение орно и связанных с ним наук, но в полном мундире и с церемониальным мечом.

— Эй, Томми! — приветливо окликнул его Эдвард. Однако Тору упорно смотрел в другую сторону.

Члены клана Акира проникли во все коридоры японской власти — политической, государственной, военной. Эти люди приезжали в Мебосо в роскошных автомобилях, чтобы обсудить политические вопросы и скоординировать собственные действия в интересах магната. В самом начале конфликта с Китаем Эдвард увидел Тору в группе подобной элиты и попросил аудиенции.

Кроме него самого на обеде присутствовали семь политиков и генералов, включая Тору. Хирото представил Эдварда собравшимся, и тот услышал несколько известных имен. Люди сидели на полу (Эдвард на подушке) и угощались произведениями искусства: рисовыми пирожками, завернутыми в вишневый лист, дикорастущими горными овощами, поданными на салфетках, сложенных в форме журавля. Разговор шел по-японски, и Эдвард, единственный за столом, ковырял вилкой поданного персонально ему запеченного карпа. Он ждал, когда разговор прервется. И едва лишь возникла пауза, обнаружил, что обладатели власти смотрят на него с любопытством.

— Они, э… — Хирото казался смущенным. — Они хотят услышать вашу… твою точку зрения. Как будет выглядеть Япония в грядущих конфликтах… Прости, Эдвард. Я скажу, что ты не заинтересован в политике, только в летной технике.

— Нет, — ответил Эдвард, — я сам с удовольствием сделаю это.

Он бросил на собравшихся твердый взгляд.

— Скажи им, пусть захватывают все, что хотят, в Азии, но только не вовлекают в конфликт Британию.

Сделав паузу, Хирото приступил к переводу.

— Запад не будет искать неприятностей на Дальневосточном фронте, — продолжил Эдвард. — И вы должны предоставить Британии наилучшие условия. Договоритесь с ними — за закрытыми дверями. Разрешите концессии и торговлю. И со Штатами тоже. Не дразните Запад. Идите на уступки, и пусть противник забудет о ваших истинных целях.

Эдвард говорил быстро, резким голосом, но мнение его, отредактированное Хирото, обретало звучание на ровном и бесстрастном японском языке. Слушая Хирото, собравшиеся наклонялись ближе. Насколько понимал Эдвард, Хирото мог фильтровать, разжижать его мнение, преподавая собравшимся нечто совершенно иное. Он отдался на милость переводчика.