Федор Шахмагонов - Хранить вечно

• Название: Хранить вечно
• Автор: Федор Шахмагонов
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1987

Роман посвящен героической деятельности чекистов. В центре первой книги — человек сложной судьбы, участник белогвардейского заговора В. Курбатов. После встречи с Ф. Э. Дзержинским он принимает идеи революции и под руководством чекиста А. Дубровина отстаивает ее интересы в стане Колчака и за пределами Родины.

Во второй книге главный герой, сын Дубровина — Никита, встречается с Курбатовым в Испании в 1938 году, потом работает в Германии. Завершается роман рассказом о борьбе чекистов в послевоенные годы с агентурой империалистических разведок.

---

Мы с Марией сели в машину Ронштока. Следом за нами тронулись машины нескольких корреспондентов. Они проводили нас по дороге до дома Ронштока… Мы ехали днем, из предосторожности не развивая больших скоростей, несчастный случай в пути был исключен.

Контора и квартира Ронштока размещались в особняке. Не особняк, а крепость, подготовленная для серьезной и долгой осады. Строился особняк по проекту Ронштока, и он знал, что делал.

Готические окна защищены подъемными бронированными ставнями. С помощью электромоторов они приоткрывали окна или закрывали их наглухо. И даже когда их приоткрывали, выстрел в окно был невозможен: ставни отходили от окна вниз.

Внутренние двери в доме были устроены по принципу переходов в корабельных отсеках. Они не запирались, а завинчивались изнутри.

На первом этаже размещалась библиотека Ронштока. Точнее, картотека, которую он собирал около двадцати лет. В этой картотеке — биографии всех видных нацистов, и не только их биографии, в них сводился счет всех их преступлений во время войны, до войны и даже после войны. Отсюда, из этого двухэтажного особняка, немецкий юрист вел наблюдение за всеми возникающими вновь нацистскими организациями.

Он потратил несколько лет на то, чтобы объединить интересы всех тех, кто преследовался в годы гитлеризма, он связался с теми, кто по своим убеждениям не мог принять фашизм и осознавал опасность. В его дело, не дающее никаких дивидендов, вкладывались значительные капиталы. На эти деньги он мог содержать сотрудников, детективов во всех уголках земного шара, где только он находил интересы для своего поиска.

Я попросил Ронштока открыть карточку Ванингера.

Работа отличная, это я мог оценить сразу. Богатый набор фотографий. Ванингер в бытность официантом в венгерском ресторане. Ванингер в форме генерала СС. Ванингер на львовской улице. Ванингер во время вступления немецких войск в Будапешт.

А вот новое для меня. Ванингер за стойкой в пивном баре. В штатском и даже в белом халате! Стоп! А это что такое? Ванингер опять в форме. Не в генеральской, но в офицерской форме красуется перед фотографом, как перед зеркалом. Оказывается, это форма бельгийской контрразведки, место действия — Конго. И опять смена одежды — Ванингер в форме австрийского таможенного чиновника. А вот и его недвижимое имущество.

Маленькое имение в Тироле. Парк, железные ворота. Ванингер у ворот в роскошном открытом лимузине.

Майору Дайтцу я не мог задать вопроса, как они разыскали Ванингера. Ронштоку этот вопрос я не постеснялся задать.

Он провел пальцем по карте от Гамбурга к Вене.

Да, он положил начало этому процессу, он пытался меня предупредить, но в письмах такие предупреждения не делаются, он был в Вене, но разъехался со мной. И потом он надеялся, что так-то уж сразу я не обнаружу себя, я был всего-навсего в его представлении рядовым свидетелем, которых много и кроме меня…

Я иронически улыбнулся. И Роншток не знал всего о Ванин-гере.

Самое главное о Ванингере, как раз то, что решило бы процесс, знали только три человека: я, сам Ванингер и еще один человек. Роншток знал того человека только косвенно, я — лично. Знал его имя, вернее, одно из его имен…

Кто же он, этот третий, и где он?

8

Впервые с того дня, как пришла повестка из министерства внутренних дел, я обрел относительное душевное спокойствие.

Мы в Москве. Гостиница «Украина». Окна нашего номера выходят на Кутузовский проспект. Я сегодня стоял у окна и смотрел на Москву. Я давно ее не видел, очень давно. С тех самых пор, как работал во Львове на советском заводе и был здесь в командировке. С кануна войны.

Тогда не было этой гостиницы, не было огромного разбега этой улицы, широких, взлетающих над Москвой-рекой мостов.

Солнце бьет в открытое окно… Солнце в небе, чистое, без единого облачка, без единой теня.

Кто же он, третий, о ком я начал разговор еще на вилле у Ронштока? Роншток устремился на его поиски, он, может быть, и выйдет на его след, возможности у Ронштока велики, с ним все, кто хочет спокойствия и мира на Земле… А я должен рассказать о своем давнем друге, о своем наставнике.

Этот человек раскрывался передо мной годами, так до конца и не раскрывшись. Он умел себя так поставить, что никому не приходило в голову задать ему лишний вопрос. Его огромная культура вмещала мягкость в обращении с людьми, и участливость, и беспощадную суровость, и точное толкование событий, через которое он просматривал будущее.

Терпение. Здесь важна каждая деталь, и я не могу опускать подробности. Придется вернуться опять к той минуте, когда мы с Марией покинули Вену.

Мы добрались до границы. Для перехода через границу наши документы были недействительны. У хижины лесника собрались беженцы. Лил холодный весенний дождь, таяли снега, в горах плавал густой туман. Еще только начиналось время пилигримов, обездоленных и бездомных странников. Человек всегда в такие минуты ищет себе могущественного защитника. Звучали латинские молитвы, они перебивались древнееврейскими псалмами. Кое-кто вспоминал римского папу, удивляясь, что он не протестует, что он не может обуздать Гитлера. Мало кто даже из обездоленных думал тогда, что правители Германии достойны самой обыкновенной виселицы, как отпетые уголовники.

И среди них, жалобщиков и наивных искателей защиты у бога или у людей, раздавался голос, совсем не похожий на другие. Молитвы он обрывал шуткой, тем, кто говорил о несправедливости, он сулил еще более горькие времена. Но он не пугал, он не внушал отчаяние, а звал к твердости духа, призывал готовиться к тяжким испытаниям.

Этот человек гасил всяческие иллюзии и убеждал, что Австрия это только начало; на очереди Чехословакия, Польша, западные страны, что Гитлера остановить будет непросто, если бороться с ним молитвами и надеяться на римский престол.

Он называл себя Вильгельмом Кемпенером. Рассказывал, что сражался в интернациональной бригаде в Испании, а кто он сам и откуда — умалчивал. Его рассказ звучал как глава из Апокалипсиса.

Он говорил, что не только евреев будет истреблять Гитлер, но и славян, и франков, и другие народы. Достаточно подсчитать, сколько немцев самого незапятнанного происхождения находится в лагерях, чтобы понять, что Гитлер воюет не с народностью, не с национальностью, а прежде всего с человеческой мыслью, вырвавшейся на свободу из тьмы веков.

Если это был агитатор, то очень искусный.

Когда мы уже двинулись в горы, к границе, и двигались один за одним гуськом по узким тропинкам, так случилось, что Мария оказалась между мной и этим человеком. На его помощь в случае беды со мной я мог надеяться.

Когда все опасности перехода границы оказались позади, я вызвался ему помочь… Из Чехословакии мы направлялись в Польшу. Она принимала беженцев. Здесь у меня большие связи. Здесь нас не достанет Гитлер. Он растроганно поблагодарил меня, но от помощи отказался. Напротив, он сказал, что когда-нибудь мне понадобится его помощь. «Когда вам трудно будет, я приду к вам. Вы еще не готовы к борьбе. Вы еще надеетесь на судьбу, судьбу надо делать своими руками».

Я поинтересовался, как он меня найдет, как узнает, что мне трудно, что я в беде. Седой человек улыбнулся…

Вильгельм Кемпенер. Так он назвался.

Он ненавидел фашизм, он воевал в Испании. Это все, что мы о нем знали. Кто же он, кто? Француз, может быть? Он говорит по-немецки без малейшего акцента. Немец? Я что-то слышал о Тельмане и тельмановцах. Немецкие коммунисты. По слухам, они не примирились с Гитлером. Но что они могли сделать?

Я мог бы смотреть на этих людей как на обреченных, на подвижников веры из начальных времен христианства, когда верующие во Христа со свечкой в руках покорно шли на смерть в подземелья.

Но нет! Человек, назвавшийся Кемпенером, не возьмет в руку свечку осветить себе дорогу к виселице, не возьмет он в руки и креста, а поднимет меч и не опустит его, пока теплится в его жилах кровь.

Так кто же он? Может быть, действительно тельмановец, коммунист… Я очень тогда досадовал, что мало знал о тех людях.

Но почему же его считать немцем? Он так же легко и свободно изъяснялся и на французском языке. И не обязательно его считать коммунистом. В интернациональной бригаде в Испании сражались не только коммунисты… Я во всем тогда сомневался… Я не поверил предсказаниям и предостережениям Вильгельма Кемпенера, что вскоре настанет черед Польши. Гитлер и Польша! Это означало ссору Гитлера с Западом, с Францией и Англией. Я считал, что на это он не решится.

Во Львове я устроился на завод, мне хотелось верить, что пришел конец нашим скитаниям, что как-то само собой все устроится в Европе, что Гитлера образумят демократические державы.

Год спустя, 1 сентября 1939 года, Гитлер вторгся в Польшу. С востока двинулась Красная Армия, взяв под защиту население Западной Украины и Белоруссии.