Евгений Акельев - Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина

• Название: Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина
• Автор: Евгений Акельев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: ISBN 978-5-235-03508-9

Ванька Каин — беглый дворовый, лихой вор, «московский сыщик», каторжник, фольклорный персонаж — стоит на первом месте в череде знаменитых отечественных уголовников. С кем вместе он совершал кражи и почему сдал властям бывших приятелей? Кого в XVIII веке называли вором и чем занимались в то время мошенники? Что отличает тогдашних преступников от их современных коллег? На эти вопросы отвечает книга кандидата исторических наук Евгения Акельева, написанная на основе архивных документов, запечатлевших результаты семилетней доносительской деятельности Каина. Её страницы пропитаны атмосферой преступного мира Москвы середины XVIII века, когда на Красной площади бурлила торговля, воры чистили карманы зевак и сбывали добычу держателям краденого, нищие и арестанты громко требовали милостыню, конвоиры вели задержанных в располагавшийся прямо у кремлевской стены Сыскной приказ — предок современного МУРа, а в Зарядье усадьбы знатных господ, притягивавшие воров, соседствовали с притонами, где обитали беглые, карманники, разбойники, скупщики краденого.

---

Одиннадцатого марта 1749 года из острога Сыскного приказа бежали четыре преступника, приговоренных к смертной казни и ожидающих рассмотрения их дел в Правительствующем сенате. Первым о побеге стал думать Яков Неклюдов — тот самый, с которым в 1747-м совершил «утечку» из сибирской ссылки Матвей Цыган. Именно Неклюдов выступил инициатором побега и подговорил к нему других «смертельных» колодников. Один из них, Федор Степанов, который спустя полтора месяца после побега явился в Сыскной приказ с повинной, на допросе 24 мая подробно описал подготовку побега. Утром 5 марта, за несколько дней до побега, сразу после выпуска заключенных из казарм Неклюдов подозвал его, отвел в укромный уголок острога и затеял разговор:

— Хочешь ли ты со мною бежать за рубеж?

— Я бы бежал бы, да дороги не знаю, — растерявшись, ответил Федор.

— Я за рубежом был, и за рубеж дорогу знаю, и за рубежом жить вольно. Да со мною хотят бежать содержащиеся в Большом остроге колодники Петр Карпов да Михайла Бухтеев, — стал его уговаривать Яков.

Немного подумав, Степанов согласился:

— И я с вами товарищ.

После этого заговорщики, «сошедшись в том Большом остроге, советовали[сь], как бежать из Сыскного приказа». Было решено бежать, добившись под каким-то предлогом вывода из острога. Арестанты прекрасно знали, что обычно колодников выводили из острога на двушейной цепи, причем каждую пару, как правило, охраняли два солдата. Предстояло подговорить четырех караульных.

Видимо, они тщательно выбирали подходящих кандидатов. 25-летний Тимофей Никифоров сын Шитов, совсем недавно взятый в рекруты из вятской деревни, видимо, был недоволен жизнью. Он стоял на карауле в покаянной палате, когда его подозвали Михайла Бухтеев и Петр Карпов. За казармами, в углу Большого острога, состоялся разговор:

— Мы с товарищи с Федором Степановым, Яковом Неклюдовым и Михайлой Бухтеевым намерены бежать за рубеж. А ты де намерение к тому побегу имеешь ли? — спросил Карпов солдата.

— Я бежать с вами намерен, только каким случаем?

— Мы отпросимся к заковке кандал в кузницу, а ты, Тимофей, будь за нами караульным. Только к тому нужно приговорить таких же солдат.

После этого Тимофей Шитов склонил к побегу своего приятеля, 23-летнего солдата Якима Михайлова сына Зацепляева. И уже вдвоем они стали уговаривать 21-летнего Василия Сергеева и восемнадцатилетнего Григория Дементьева сына Желнина с помощью таких аргументов: «Хочешь ли бежать за рубеж? …Там жить, сказывают, привольно… А колодники де сказывают, что они и город знают». В конце концов и эти служивые пообещали, что «они с ними за рубеж побегут».

В назначенный день заговорщики подкупили караульного сержанта Ивана Шальгина, чтобы тот выпустил их вместе с другими колодниками «для чищения помету» возле Сыскного приказа. Охраняли преступников несколько солдат. Сделав работу, колодники отпросились сходить под конвоем в самый ближний кабак, «что словет Солянка», находившийся у Москворецких ворот, всего в нескольких шагах от острога. Охранять их вызвались именно склонившиеся к побегу караульные. Выпив в кабаке вина, беглецы с солдатами отправились за Москву-реку на Болото, а там наняли двух извозчиков и поехали подальше от города[606].

Ссылка

Большинство изловленных Ванькой Каином московских «мошенников» были осуждены на телесное наказание и сибирскую ссылку.

Отправка колодников Сыскного приказа в ссылку происходила от одного до восьми раз в год. Например, в 1736–1738 годах ссыльных отправляли трижды, в 1739-м и 1742-м — по четыре раза, в 1743-м — всего дважды, в 1745-м — шесть раз[607]. В теплое время года колодников пересылали водяным путем (по Москве-реке и Оке) на специально закупавшемся струге, а с окончанием навигации — на подводах. Так, многие московские «мошенники», пойманные по «указыванию» Каина в конце декабря 1741-го — январе 1742 года, были в числе 132 преступников, отправленных в феврале 1742-го на подводах в сопровождении пятидесяти солдат московского гарнизона, возглавляемых прапорщиком Василием Фиком. 28 февраля 1745 года из Москвы выехала партия из 235 колодников под охраной шести офицеров и 129 рядовых солдат. Для них было выделено 65 подвод, а офицеру выданы подорожная и прогонные деньги для смены лошадей на ямских станциях[608].

Перед отправкой колодников обязательно водили в кузницы для более крепкой заковки в ручные и ножные кандалы, а также сковывания попарно двушейной цепью. Так парами они и следовали до места назначения[609].

Для плохо одетых колодников иногда покупалась одежда за счет казны. Так, в 1730 году для ожидающих отправки в ссылку заключенных было приобретено восемь шуб, три подкапка{65}, пять шапок и восемь пар рукавиц, в следующем — 49 шуб, 40 шапок, 14 рубах, 15 порток, девять подкапков. В феврале 1742 года для приговоренных к сибирской ссылке преступников было закуплено 16 бараньих шуб и четыре кафтана[610]. Но вряд ли Сыскной приказ обеспечивал всех нуждавшихся в теплой одежде колодников, осужденных на ссылку. Так, капитан Степан Михайлов сын Мастинин, командированный для препровождения партии ссыльных водным путем до Казани, 29 сентября 1740 года, накануне отправления, просил начальство его проинструктировать на случай непредвиденных обстоятельств: «…а ныне уже настает путь зимний, и ежели, паче чаяния, нынешним водяным путем до указного места судно с наступающим зимним путем остановитца, то как оных колодников до показанного места вести — на подводах или пеших? Буде же вести на подводах, то о даче мне с конвоем и под оных колодников в городах подвод и прогонов в инструкции не изображено, и в города к воеводам послушных указов не имеетца». Капитан высказывал опасение: «А ежели оных колодников вести пеших, то оные провожанием умедлятца, к тому ж из оных колодников много число и помрут, понеже оные безодежные, на которых не токмо шуб, но и кафтанов и обуви не имеетца, и скованы в ручные и ножные кандалы по два человека, ис которых многое число имеетца и больных»[611].

Тридцать первого января 1745 года в Сыскной приказ обратилась Афимья Дмитриева, жена ожидавшего отправки в Сибирь бывшего канцеляриста Московской типографии Ильи Фролова, осужденного за недостачу денежной казны: «И за оной начет муж мой… прислан… для ссылки в Сибирь на житье обще со мною… а для оного дорожного пути как муж мой, так и я, именованная, никакой на себе одежи не имеем. А обретаем у себя свойственников, которые на нас могут и купить для оного дорожного пути одежи». Афимья просила отпустить ее «для просьбы у означенных наших свойственников, покамест оная отправа учинена будет»[612].

Жены ссыльных каторжных с детьми могли последовать за главами семей. Для этого им нужно было обратиться в Сыскной приказ. Именно так сделала Матрена Семенова дочь, жена «мошенника» Тихона Боброва по прозвищу Белый, пойманного по указке Каина в воровском притоне 28 декабря 1741 года, на допросе признавшегося в многочисленных кражах и 9 февраля 1742-го приговоренного к наказанию кнутом, вырыванию ноздрей и вечной ссылке в Оренбург. Спустя неделю после приговора Матрена подала доношение: «…означенной де муж ее по определению Сыскного приказу за вину ево определен в ссылку в Оренбурх. А по указу де велено ссыльных посылать з женами и з детьми. А она с малолетней своей дочерью Матреной, которой от роду четвертой год, ехать желает со оным мужем ее». В Сыскном приказе определили: «Означенного Тихона Боброва жену Матрену Семенову и з дочерью их малолетней Матреной послать в Оренбурх при оном муже ее Тихоне Боброве и для ссылке отослать к отпуску ссылочных колодников при ведении»[613].

Двадцать девятого сентября 1740 года в Сыскной приказ обратилась Анна Иванова, жена Василия Кузьмина: «Муж мой… посылаетца в ссылку в Оренбург с прочими ссылочными на стругу, с которым мужем моим желаю и я… з дочерью нашею Устиньею Васильевою ехать. А командированной господин обер-офицер без ведома Сыскного приказа на оной струг как меня, так и дочери нашей не принимает. И дабы повелено было для принятия меня, тако ж и дочери нашей на означенной струг определить от Сыскного приказу». В тот же день была получена аналогичная просьба от Татьяны Афанасьевой, жены оброчного крестьянина дворцового села Тайнинского Федора Квасникова: «Муж мой… содержался во оном Сыскном приказе по делу в покраже на Троицком подворье церкви вором Иваном Гундуровым церковной утвари, в покупке из оной церковной утвари разных вещей, которому мужу моему… велено учинить наказание — бить кнутом и, вырезав ноздри, послать в ссылку, которому мужу моему сего сентября 23 дня оное наказание учинено… А я, именованная, со оным мужем своим, и з двумя детьми, с сыном и с дочерью, желаю ехать, а для проезду кормовых денег… не имею. И дабы… повелено было… со оным мужем моим отправить меня и з детьми нашими с ним, мужем моим, на струге, а для проезду кормовые деньги повелено б было и мне, нижеименованной, и детям нашим производить». Тогда же подали доношение дочери умершего купца Екатерининской слободы Петра Новикова «девки» Авдотья, Мавра и Анна: «Мать наша родная Анна Семенова посылается в ссылку в Оренбург, а мы, именованные, в Москве сродников никого не имеем и желаем быть при оной матери нашей. И дабы указом… повелено было нам быть при оной матери нашей, и о том к посылаемому офицеру об нас, чтоб нам быть при матери нашей, сообщить»[614].