Вирджиния Нильсен Вирджиния Нильсен - На руинах «Колдовства»

• Название: На руинах «Колдовства»
• Автор: Вирджиния Нильсен Вирджиния Нильсен
• Издательство: БДР-Трейдинг
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7721-0050-5

До гражданской войны в Южных Штатах существовал варварский обычай: белые рабовладельцы нагло совращали своих черных невольниц и открыто сожительствовали с ними, а их жены вынуждены были терпеливо смотреть на это сквозь пальцы.

Креольская красавица Симона Арчер, дабы не делить своего мужчину со служанками, выбирает единственный, как ей кажется, способ протеста — решает вообще не выходить замуж и стоически соблюдает данный обет. Она уверенно отражает навязчивые притязания привлекательного Ариста Бруно, преуспевающего судовладельца и богатого хозяина огромной плантации.

Но возможно ли постичь природу тонкой женской натуры?! Неожиданно для себя Симона пылко влюбляется в упрямца Бруно, галантного почитателя ее добродетелей. Их романтическому сближению мешает только боязнь разочарования: вдруг Арист такой же жестокий и беспринципный последователь первобытных традиций, как и многие ее распутные соседи-плантаторы…

---

— Мадемуазель Арчер! Как чудесно снова видеть вас.

Она отвела взгляд от грустных глаз Ариста и обнаружила рядом с собой месье Отиса. Художник сиял, его глаза сверкали от удовольствия.

— Добрый вечер, месье, — она скрыла свое уныние.

Ей было неловко от того, что она знала истинную причину его пребывания на Юге. И это знание заставило бы всех гостей в салоне мадам Дюваль презирать его, а многих — желать его смерти. Она выдавила улыбку.

— Вы были на скачках после нашей встречи?

— О да. Я снова рисовал и делал ставки, — он рассмеялся. — Не с такой прибылью, боюсь. Я не выиграл столько, сколько вы выиграли для меня с вашим арабским красавцем.

— Вы знаете друг друга? — Мадам Дюваль появилась рядом с Симоной. — Я собиралась познакомить вас с моим особым гостем, Симона.

— Да, мы встречались. Мы недавно провели день на скачках.

— Неужели! Вы знаете, что он — знаменитый художник?

— О да, месье Отис сделал прекрасный набросок моего Проказника… победившего в своем заезде, мадам.

Улыбка мадам стала слегка вынужденной.

— Вы теперь еще и в скачках участвуете?

— Нет. Проказник был представлен своим хозяином, но он родился в моей конюшне, и я растила его до года и уже тогда знала, что он быстр и очень силен. Я просто хотела увидеть, как он бежит.

— Прекрасное животное, — подтвердил художник.

— И пробежал великолепно.

Глаза мадам Дюваль потускнели, как часто случалось, когда Симона начинала говорить о своих лошадях.

Тони как-то спросила ее: «Почему ты говоришь „моя конюшня“? Почему не сказать просто „конюшня Беллемонта“?», когда Симона пожаловалась на реакцию женщин на ее страсть к выращиванию лошадей. Но Симона возразила, что гордится своими арабскими скакунами и не откажется от них — пусть даже и на словах — в обмен на одобрение общества.

— Я так рада, что вы пришли, — туманно сказала мадам Дюваль и, обращаясь куда-то в пространство между Симоной и художником, прошла дальше. Ее любопытство из-за удивительной просьбы Элен усилилось, но она считала, что должна просто держать Симону Арчер и месье Бруно подальше друг от друга, и, поздравляя себя с собственной ловкостью, решила подслушивать все разговоры этой троицы.

Симона улыбнулась месье Отису и сказала:

— Я закажу рамку для вашего рисунка и повешу его в своей комнате в Беллемонте.

Она была рада, что может поговорить о его рисунках за аперитивом, потому что слова Чичеро о нем звенели в ее ушах, смешивая все мысли. И она все время чувствовала, что Арист следит за ними из другого конца комнаты.

Когда объявили обед, месье предложил ей руку. В столовой свечи огромной люстры отбрасывали мягкий свет на длинный обеденный стол, китайский шкаф и буфет, около которого стояли слуги, готовые обслуживать их. Симону усадили между «особым гостем» мадам Дюваль и месье Клерио, неженатым другом Алекса, вежливо поздоровавшимся с нею и повернувшимся затем к женщине, сидевшей слева от него.

Арист сидел справа от хозяйки, напротив и на некотором расстоянии от Симоны. Его часто останавливающийся на ней грустный взгляд заставлял ее нервничать. Желая оказаться в любом другом месте… нет, на Золотой Девочке в раннем утреннем сумраке пустынной дороги, Симона подняла свой бокал, чтобы выпить за тост, которого не слышала из-за непрестанного гула в голове.

В дальнем конце столовой два высоких окна открывались во внутренний двор, где весело журчал маленький фонтан, и подвешенные корзины, полные цветов, наполняли ароматом все вокруг. Месье Отиса спросили о его работе, и Симона прислушалась.

— Каких птиц вы нашли? — спросила мадам Дюваль.

— Вчера я рисовал араму в мелководье болота. Эта пленительная птица, как считают орнитологи, является потомком очень древнего вида журавлей.

— Вы рисуете на болоте? — спросила женщина справа от него.

— Да, мадам. Я рисую на болотах, в полях и в лесах плантаций, которые посещаю. Я нахожу птиц в различных местах обитания.

Кто-то спросил:

— Но как вы узнаете, куда идти, чтобы найти нужных птиц?

— Когда я прибываю на новую плантацию, — объяснил он, — я разговариваю с рабами и выбираю в проводники такого, который кажется более умным, чем остальные. Я обнаружил, что рабы очень наблюдательны по отношению к природе.

— Ну конечно, — сказала мадам Дюваль. — Ведь это их среда обитания.

Симоне стало интересно, как месье Отис ответит на это замечание, но он безразлично сказал:

— Пока этот прием отлично срабатывал.

«И сколько рабов, „более умных, чем остальные“, окажутся среди беглецов? — подумала Симона. — Наверняка этот привычный порядок скоро заметят. Неужели месье Отис этого не понимает? Знает ли он, что подвергает риску свою жизнь среди вспыльчивых плантаторов, уже приведенных в ярость нападками на их образ жизни?» Она испытывала непреодолимое желание предупредить его.

После обеда некоторые мужчины удалились в библиотеку поиграть в вист, а дамы вернулись в гостиную поговорить о детях и проблемах с домашними рабами. Симона вышла во дворик, где маленькая группа мужчин и женщин собралась вокруг художника. Она не присоединилась к ним, а пошла посмотреть на фонтан, искрящийся в свете звезд и лунного полумесяца.

— Кажется, вы подружились с нашим талантливым гостем с Севера? — произнес Арист у ее уха.

Испуганная, она повернулась к нему:

— Он не только талантлив, но и очарователен.

— Истинная правда! Я видел вас с ним на скачках.

Его тон сбил ее с толку.

— Вы были там с мадам де Ларж.

— Да.

Они молчали, глядя друг на друга. Под его глазами были темные круги, и ей показалось, что его рот напряжен. К ее крайнему изумлению, она услышала собственные слова:

— Месье, вы нездоровы?

— Я не могу спать, — тихо сказал он. — Я постоянно думаю о вас. Мне кажется, я в вас влюбляюсь.

Она удивленно подняла глаза, и то, что увидела в его взгляде, вызвало в ней слабость. В его глазах была мольба и страстное желание. Она почувствовала, как рушатся ее укрепления, и знала, что должна немедленно расстаться с ним.

— Пожалуйста, извините меня, месье, — прошептала она и отступила от него, но Арист схватил ее за руку и потянул за фонтан.

Все еще не отпуская ее, он пылко сказал:

— Вы не сбежите, Симона. Я должен знать. Вы не сводите глаз с месье Отиса. Это он стоит между нами? Вы предпочитаете его, потому что он не владеет рабами?

Плеск падающей воды в фонтане, обычно такой приятный фон, сейчас скрежетал по ее нервам. Она, должно быть, сошла с ума, когда позволила себе проявить свои истинные чувства к рабству в тот день.

— Пожалуйста, забудьте то, что я говорила о рабстве, месье Бруно, — в панике взмолилась она.

— Почему я должен забыть это? Вы ведь не шутили, не так ли? Вы действительно недовольны рабством? Вы принадлежите к рабовладельческой семье. Вы сами владеете рабами, разве не так?

Она спокойно ответила:

— Пожалуйста. Я была расстроена в тот день из-за того, что мой деверь высек одного из домашних слуг. Это огорчило меня, потому что это был доверенный слуга… и я знаю, что Роб всегда гордится своим хорошим обращением с рабами.

— Как и ваших лошадей, рабов требуется дисциплинировать, мадемуазель.

— Но не хлыстом!

— Иногда, к несчастью, хлыстом.

— Никогда! — возразила она и пылко добавила: — Ваши взгляды на дисциплину распространяются и на женщин?

Он вздохнул:

— Вы так раздражаете меня Симона. Почему вы так эмоционально сочувствуете рабам? Может, из-за старого скандала в семье Роже? — При этих словах она вздрогнула. Арист продолжил: — О, я слышал об этом. Все слышали. Видите ли, дорогая Симона, ваша семья не единственная, которая смешала французскую кровь с черной или пыталась скрыть, что некоторые из ее рабов…

Она задохнулась:

— Как вы жестоки… говорить со мной о…

— Правде?

— Я хотела сказать о старой семейной трагедии, которую лучше забыть.

— Я реалист, моя дорогая. Это случилось. Зачем притворяться, что этого не было?

Симона выдернула свою руку и потерла то место, где его пальцы, казалось, прожгли ее кожу.

— Вы… вы невыносимы!

Его глаза вспыхнули.

— Я мог бы поцеловать вас сейчас, и вы бы растаяли в моих руках. Потому что вы любите меня, Симона.

Это было слишком близко к правде. Она мучительно хотела погрузить свои пальцы в эти мягкие черные кудри. Она смотрела на его нежно изогнутые губы и почти чувствовала их на своих губах, почти ощущала вкус его языка. Ее губы задрожали, и желание запульсировало в венах, охватывая тело, наливая грудь. Его взгляд приглашал насладиться любовью, которую он предлагал ей. Блеск его глаз и улыбка намекали на невыразимые восторги.

Ее охватила паника. Она отвернулась и убежала искать хозяйку, чтобы попросить ее вызвать экипаж. Нет, она не может влюбиться в Ариста Бруно. Сама мысль об этом переворачивала ее мир вверх тормашками.