Валерий Золотухин - Таганский дневник. Кн. 1

• Название: Таганский дневник. Кн. 1
• Автор: Валерий Золотухин
• Издательство: ОЛМА-ПРЕСС, Авантитул
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2002
• ISBN: 5-224-03282-2

В «Таганском дневнике» Валерия Золотухина отражено сорок без малого лет жизни Театра на Таганке. Это уникальное и наиболее полное издание будет интересно самому широкому кругу читателей как роман о жизни, смерти, любви, славе, человеческих страстях, дружбе и предательстве, где действующие лица — известнейшие актеры, режиссеры, писатели и поэты — В. Высоцкий, Ю. Любимов, А. Эфрос, Л. Филатов, Н. Губенко, А. Демидова, Ю. Нагибин, Б Полевой, А. Вознесенский, Е. Евтушенко, Б. Ахмадулина и другие…

---

— Ложь. Он пришел, когда была подведена черта, и все равно ему дали слово, и он говорил 15 минут о том, почему и как сняли репетиции «Живого», а его об этом никто не спрашивал, вообще «Живой» во всей этой истории ни при чем.

— То, как вы предлагаете организовывать собрание, мы добились бы его на третий день, когда оно могло бы уже и не быть, мертвому припарка, а если пожар, экстренный случай, вы тоже посоветуете бегать по инстанциям и просить указаний? Комсомольцы проявили мобильность и организованность, доказали наличие действенной ком. организации.

Гарусов. Такая самостоятельность доказывает неорганизованность и анархию…

— Давайте по пунктам, я записываю, и у меня должна быть зафиксирована ясность ваших установок.

— Что ты все по пунктам, давай по сути.

— Ишь ты, начал с пунктов, с устава, а теперь требует сути.

Гарусов. Ю.П., Бог, такой и сякой, но человек может ошибаться. Золотухин, не стучи кулаком. Комсомольской организации не дано право обсуждать линию идеологических организаций, театр — это идеологическая организация и иметь свое мнение по поводу репертуара театра.

— …утвержденного управлением и одобренного парторганизацией театра, так и запишем.

Гарусов. Если бы не было Любимова, не было бы такого репертуара, он давит и проводит свою линию.

— Вы умаляете роль партийной организации и всего коллектива, все спектакли обсуждаются и принимаются партбюро, а потом управлением.

— Можешь иметь свое мнение, но не в комсомоле, вы не имеете права влиять на линию репертуара.

— А если Любимов поставит фашистский спектакль?

— Все равно, вы не имеете права обсуждать, это дело партийных органов, а ты можешь подойти и сказать лично.

Губенко. Я как комсомолец поддерживаю парторганизацию театра в той линии репертуара, инициатором которой является Любимов при поддержке парторганизации.

— Мы никого не обсуждаем из руководителей театра и не обсуждали линию театра — мы выражали свое единение, свое согласие с линией, а не обсуждали и не разбирали, мы просили, просили разъяснить, а не требовали отчета от парт. бюро.

Гарусов. Суммирую ваши ошибки.

1. Комс. собрание неправомочно обсуждать линию репертуара, определять, насколько она партийна или нет.

— Лыко да мочало… мы не обсуждали, мы просили и присоединялись.

— Не сбивайте меня.

2. Не имеете права доводить до сведения партбюро свое мнение.

3. Как эта бумага, так называемая резолюция, была использована и могла быть использована. С этой бумагой вы вышли на совещание. Губенко хотел ее зачитать, адрес уже изменился, а на Западе ее бы подхватили и могли бы использовать по-своему. Знаете ситуацию — Польша, Чехословакия, Гинзбург — письма, подписи, обратные письма и отречения, как письма играют на руку Западу и американской разведки. Би-Би-Си тут же бы эту бумагу растрезвонило бы.

Зачем ссылаться на Би-Би-Си, мало ли что оно может выкрикнуть, вывернуть, перевернуть… а крамолы никакой для Советской власти бумага не содержала, кроме как наоборот, доказывая и подтверждая красный цвет линии театра.

Крамола бумаги в следующем, вы подтверждаете на своем митинге, иначе не назовешь, линию Любимова, а эту линию не подтверждает партия.

Это для нас новость, вот те раз, значит, все факты, приведенные в речи Любимова, — ложь? Он сказал, что «все, что я сказал, я могу подтвердить документами, высказываниями в партийной печати».

А если бы Би-Би-Си перемывало кости Советской власти за то, что в самой демократической стране из зала вывели прогрессивного, знаменитого деятеля современного театра — Жана Вилара?

— Би-Би-Си — никто не верит, оно все врет, на него ссылаться не будем.

То вы говорите, что боитесь Би-Би-Си, то говорите, что оно все врет, будьте последовательны в оценке буржуазной радиостанции.

Не передергивайте и четвертое:

4. Собрание пошло по неправильному пути, это было не собрание, а митинг анархистов.

В 6.30 состоялось бюро райкома. Оно продолжалось пять часов без перерыва. Мы доиграли спектакль и стали дожидаться приезда основной тройки в театр. Сидели на полу, на лестнице, театр превратился в штаб, в Смольный. И говорили, говорили… юмору было много, каждый предлагал свой план действий, единственно разумный.

Приехали. Любимов бледный, еле стоит на ногах, Дупак улыбается: «А что вы ждете, ничего не случилось, езжайте домой».

Любимов. Такого еще не было в моей жизни. Такое мощное наступление, режут под корень, хватают по мелочам, ничего не принимают — строгий выговор с предупреждением, Дупаку просто выговор, Глаголину — указать на недостаточную принципиальность, твердость. Товарищи! Я вас прошу об одном. Что бы ни случилось, сохранять покой и выдержку и на высоком идейно-художественном уровне доиграть, доработать этот сезон. Это самая главная задача, задача № 1 — собранно и четко закончить сезон. В театре работает комиссия, вы люди взрослые и должны понимать, что это такое, и чем может кончиться любое наше ослабление дисциплины, любая оплошность может стать концом для театра. Как вы дошли до того, что сосунки дают политическую оценку вашей работы.

На следующий день, 26 апреля, в 11 утра состоялось общее собрание коллектива, повестка: «…О недостойном поведении некоторых товарищей на совещании актива».

Глаголин. Последняя неделя была бурной. Произошел ряд фактов, которые получили резкую оценку: коллектив неуправляем, анархичен, не подчиняется дисциплине любого советского гос. учреждения. В течение 5 дней об этом везде говорят. Я понимаю, что атмосфера была накаленной, главное — слухи о снятии Ю.П. — основа для разворачивания событий, с быстротой стальной пружины. Та защита, которую избрал коллектив, особенно несколько товарищей, сослужила плохую службу.

Коллектив театра четко понимает смысл спектаклей, парт. организация всегда поддерживала и будет поддерживать линию театра. Во главе должна стоять парт. организация. Всякое требование звучит как аполитичность. Это нарушение всех норм партийной жизни. Оценка линии ком. собранием — грубейшая ошибка. Это вещи сугубо партийной дисциплины. Это в компетенции парт. органов.

Я снова начал доказывать, что мы не требовали, а просили разъяснить, что мы не оценивали и не разбирали правильность линии, а присоединяли свое мнение, выражали согласие.

Любимов. «Фитиль» выпускает Михалков, а вставляют его нам.

Власова. Критика была правильной; и мы не можем не осуждать наших товарищей. Но это вызвано непредоставлением слова Ю.П. — это была ошибка Родионова. Я была сражена этим срамом. Против чего я категорически возражаю — что это было срепетировано. Перед началом совещания при «здрасьте» я всех предупреждала: ведите себя достойно, не поддавайтесь на провокации.

Стала перечислять все грехи, которые были до этого: пьянства, опоздания, нарушения общ. дисциплины, всякую чушь стала перебирать, объясняя тем самым случившийся скандал на совещании — дура.

Предст. райкома. Нарушения устава нет. Комсомольское собрание имело право быть.

Гоша. Я — беспартийный большевик, беспартийный. Это театр революции, театр красного знамени, я под ним.

С большим продуманным, написанным словом выступил Губенко, отличное, зрелое выступление. В конце даже предложил взять разумное социалистическое обязательство с конкретными делами.

За ним так же по написанному выступили Высоцкий и Золотухин.

Мое выступление было коротким, но искренним и страстным. Это была та речь, которую мне не удалось произнести на совещании актива.

Власова. Я горда за коллектив, как выступали наши товарищи.

Ульянова. Когда человека режут, голос меняется.

Выступало 23 человека и все подтвердили свою верность идеям Любимова и преданность театру, Глаголин даже возмутился:

— Я не понимаю, почему все клянутся в любви и верности Ю.П. Кто в этом сомневается? Мне лично стыдно слушать.

Идиот, одного не понимает, что такое за 4 года первый раз, и надо в первую очередь поддержать морально Ю.П., согреть его. Ю.П. еле сдержался, чтоб не заплакать. Он не ожидал такой мощной и единодушной опоры, доверия, какое оказывал ему коллектив в трудную минуту. А Глаголин этого не понимал.

Хорошо говорил Сабинин, что его заставило выкрикнуть про «глупость и пропасть»:

— Страх. Обыкновенный человеческий страх. Я вдруг испугался, что может случиться что-то непоправимое, что не раз случалось уже с Мейерхольдом, и с Таировым, да мало ли… Любимов — явление уникальное, это авангард, форпост интеллигенции, и я испугался, что же мы молчим, надо что-то делать, каждый миг дорог, он может стать последним… и я закричал, как кричат от страха во сне. Простите меня, товарищи, я осуждаю свою невыдержанность.